Дверь заскрипела, отворилась. На пороге, держа старинную лампу, стоял юноша, которого Гарри сразу узнал: высокий, бледный, темноволосый и очень красивый Том Реддль.
Вольдеморт медленно обвел глазами лачугу и остановил взгляд на человеке в кресле. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем мужчина шатко поднялся, свалив пустые бутылки, которые теснились у его ног. Бутылки зазвенели и покатились по полу.
– ТЫ! – взревел он. – ТЫ!
И пьяно пошел на Реддля, выставив нож и палочку.
– Стой.
Это было сказано на серпентарго. Человек наткнулся на стол, опрокинув на пол замшелые кастрюли, и уставился на Реддля. Воцарилось молчание; хозяин и гость мерили друг друга глазами. Первым заговорил мужчина:
– Ты знаешь этот язык?
– Да, – ответил Реддль и вошел в дом. Дверь за ним захлопнулась.
Гарри невольно, хоть и с досадой, восхитился – Вольдеморт явно не боялся ничего. На лице его было написано лишь отвращение и, пожалуй, разочарование.
– Где Ярволо? – спросил он.
– Умер, – последовал ответ. – Уже давно, не знал?
Реддль нахмурился:
– А ты кто?
– Я Морфин, не знал?
– Сын Ярволо?
– Он самый, а кто ж?
Морфин откинул спутанные патлы с грязного лица, чтобы получше рассмотреть Реддля, и Гарри заметил на правой руке кольцо Ярволо с черным камнем.
– Я думал, ты тот мугл, – прошептал Морфин. – Ты прям копия.
– Какой мугл? – рявкнул Реддль.
– Который охмурил мою сестрицу и живет там, в большом доме. – Морфин неожиданно плюнул гостю под ноги. – Ты на рожу совсем как он. Реддль. Но он же ведь небось постарел? Он, как подумаешь, старше тебя…
Морфин стоял и оторопело покачивался, цепляясь за стол.
– Возвернулся он, ясно? – глупо прибавил он.
Вольдеморт не сводил глаз с Морфина, словно оценивая про себя его способности. Сейчас он придвинулся ближе и уточнил:
– Реддль вернулся?
– Ага, бросил ее, и поделом, будет знать, как выходить замуж за мразь! – Морфин опять плюнул на пол. – Да еще и обокрала нас! Где медальон, а? Где медальон Слизерина?
Вольдеморт молчал. Морфин быстро довел себя до исступления; он размахивал ножом и кричал:
– Обесчестила нас, шлюшка! А ты кто такой? Приперся тут и расспрашивает! Все забыто, ясно? Давно забыто все…
Он пошатнулся и случайно отвел глаза. Вольдеморт метнулся вперед. В тот же миг на дом упала очень странная тьма; она загасила лампу Вольдеморта и свечу Морфина, растворила все вокруг…
Пальцы Думбльдора плотно сомкнулись на руке Гарри; они воспарили и быстро возвратились в настоящее. После кромешной темноты мягкий золотой свет в кабинете Думбльдора буквально ослеплял.
– Это все? – сразу спросил Гарри. – Что случилось, почему так потемнело?
– Потому что дальше Морфин ничего не помнил, – ответил Думбльдор, жестом приглашая Гарри сесть. – Утром он очнулся на полу, один. Кольцо Ярволо исчезло… Тем временем по главной улице деревни Малый Висельтон бежала служанка. Она кричала, что в гостиной большого дома лежат три тела: Том Реддль-старший, его мать и отец… Власти муглов были в полном недоумении. Насколько я знаю, им до сих пор неизвестно, как умерли Реддли: Авада Кедавра не оставляет видимых повреждений… за единственным исключением, которое я сейчас вижу перед собой. – Думбльдор кивнул на шрам Гарри. – Зато в министерстве магии сразу поняли, что это колдовское убийство. Кроме того, там знали, что по другую сторону долины живет муглоненавистник – более того, муглоненавистник, отсидевший в тюрьме за нападение на одного из погибших… Министерство навестило Морфина. Его не пришлось допрашивать, не понадобились ни признавалиум, ни легилименция. Он признался в преступлении сразу и сообщил подробности, которые мог знать только убийца. Он заявил, что гордится своим поступком, что много лет ждал подходящего случая. Потом безропотно отдал палочку – как сразу выяснилось, орудие убийства – и безропотно отправился в Азкабан. Его беспокоило только то, что исчезло кольцо отца. «Я его потерял, он убьет меня, – твердил Морфин конвоирам. – Я потерял его кольцо, он меня убьет». И за всю свою жизнь он больше ни слова не говорил. Остаток дней он провел в Азкабане, оплакивая потерю наследства Ярволо, и похоронен около тюрьмы рядом с другими несчастными, кто зачах в ее стенах.
– Значит, Вольдеморт украл палочку Морфина и убил ею? – вздрогнул Гарри.
– Именно, – подтвердил Думбльдор. – У нас нет воспоминаний, которые бы это доказывали, но, думаю, можно с уверенностью утверждать, что так и было. Вольдеморт применил против дяди сногсшибатель, забрал его палочку и пошел через долину к «большому дому». Там он убил мугла, бросившего его мать-ведьму, а заодно и бабушку с дедушкой, истребив тем самым недостойный род Реддлей и отомстив отцу, который никогда его не хотел. Затем он вернулся в лачугу Монстеров, с помощью хитроумного волшебства внедрил в дядино сознание ложные воспоминания, положил палочку рядом с его бесчувственным телом, забрал перстень и скрылся.
– А Морфин так и не понял, что никого не убивал?
– Нет, – покачал головой Думбльдор. – Как я сказал, он дал полное признание и очень гордился собой.
– Но у него оставалось и это воспоминание, настоящее!
– Да, но, чтобы его выудить, понадобилась довольно сложная легилименция, – сказал Думбльдор. – А зачем проникать в глубины Морфинова сознания, если тот уже признался? Однако мне удалось добиться свидания с Морфином в последние недели его жизни; к тому времени я уже собирал сведения о прошлом Вольдеморта. Я насилу извлек настоящее воспоминание и, увидев, что оно содержит, попытался вызволить Морфина из Азкабана. Увы, он умер раньше, чем министерство успело принять решение.
– Но почему министерство не догадалось, что это дело рук Вольдеморта?! – гневно воскликнул Гарри. – Он же был несовершеннолетним! Они же вроде умеют обнаруживать такие случаи!
– Ты абсолютно прав, умеют, но только колдовство, а не исполнителя: ты же помнишь, как тебя обвиняли в наложении невесомой чары, в котором на самом деле был виноват…
– Добби, – проворчал Гарри; несправедливость обвинения до сих пор жгла душу. – Значит, если ты несовершеннолетний и колдуешь в доме взрослого колдуна или ведьмы, министерство ничего не узнает?
– Там, безусловно, не смогут сказать, чьих это рук дело. – Думбльдор чуть улыбнулся при виде негодования Гарри. – Они полагаются на родителей, считая, что у себя дома те отвечают за послушание отпрысков.
– Чушь, – отрезал Гарри. – Смотрите, что было с Морфином!
– Согласен, – кивнул Думбльдор. – Каким бы ни был Морфин, он не заслужил смерти в тюрьме, да и обвинения в убийстве, которого не совершал. Однако становится поздно, а я хочу показать тебе второе воспоминание…
Думбльдор извлек из внутреннего кармана еще один хрустальный флакон, и Гарри притих, вспомнив, что это воспоминание – самое важное. Содержимое флакончика словно загустело и не хотело переливаться в дубльдум – неужто воспоминания тоже портятся?
– Это недолго, – сказал Думбльдор, опорожнив наконец флакон. – Не успеешь опомниться, мы уже вернемся. Ну-с, полезли обратно…
Гарри пролетел сквозь серебристую мглу и на этот раз очутился перед хорошо знакомым человеком – молодым Горацием Дивангардом. Гарри настолько привык к его лысине, что прямо оторопел, увидев вместо нее густые и блестящие желтоватые волосы, напоминавшие соломенную крышу; впрочем, на макушке уже светилась проплешина величиной с галлеон. Усы, не такие густые, как сейчас, отливали рыжиной. Этот Дивангард еще только начинал округляться, но золотым пуговицам богато расшитого жилета уже приходилось выдерживать определенный напор. Дивангард сидел, удобно раскинувшись в мягком кресле с широкими подлокотниками, положив короткие ноги на бархатный пуфик, и в одной руке держал маленький кубок вина, а другой рылся в коробке с ананасовыми цукатами.
Гарри огляделся – рядом как раз приземлился Думбльдор – и понял, что они находятся в кабинете Дивангарда. Вокруг на сиденьях пониже и пожестче расположились с полдюжины мальчиков-подростков. Гарри сразу узнал Реддля; тот был самый красивый и спокойный. Его правая рука покоилась на подлокотнике; Гарри, вздрогнув, увидел на пальце золотое кольцо с черным камнем: Реддль уже убил своего отца.
– Сэр, а правда, что профессор Потешанс уходит на пенсию? – спросил Реддль.
– Том, Том, и знал бы, не сказал. – Дивангард укоризненно погрозил Реддлю белым от сахара пальцем, но слегка подпортил впечатление, подмигнув. – Интересно, откуда ты берешь информацию, мой чудный мальчик; зачастую тебе известно больше, чем половине учителей.
Реддль улыбнулся; остальные засмеялись и восхищенно посмотрели на него.
– С твоей поразительной способностью знать то, что не следует, и умением угодить нужным людям – кстати, спасибо за ананасы, ты совершенно прав, это мои любимые…
Кое-кто из мальчиков захихикал, но тут случилось непредвиденное: комнату неожиданно заволокло белым густым туманом; Гарри не видел ничего, кроме лица Думбльдора. Затем из тумана донесся неестественно громкий голос Дивангарда:
– …помяни мое слово, юноша, ты пойдешь по плохой дорожке!
Туман рассеялся столь же внезапно, как и появился, но никто и словом о нем не обмолвился; все сидели, словно ничего особенного не случилось. Гарри изумленно заозирался. Маленькие золотые часы на письменном столе пробили одиннадцать.
– Святое небо, уже так поздно?! – воскликнул Дивангард. – Пора, ребята, иначе нам всем влетит. Лестранж, я жду сочинение завтра утром – или ты получишь взыскание. То же касается Эйвери.
Мальчики потянулись к выходу. Дивангард грузно поднялся с кресла и отнес пустой кубок на письменный стол. Реддль медлил – нарочно, чтобы остаться с преподавателем наедине. Тот обернулся, увидел его и сказал:
– Шевелись, Том, ты же не хочешь, чтобы тебя поймали вне спальни в такое время, ты ведь у нас староста…