– Да, как и сейчас, – сказал Вольдеморт. – Но я все равно не понимаю, почему вы – человек, с которым часто советуется министерство, которому, кажется, дважды предлагали занять пост министра…
– По последним подсчетам, трижды, – уточнил Думбльдор. – Но министерская карьера – явно не мое. Что, по-моему, тоже нас объединяет.
Вольдеморт серьезно кивнул и отпил еще вина. Повисло молчание. Думбльдор сидел с приятным видом и ждал, пока заговорит гость.
– Я пришел, – наконец начал тот, – возможно, немного позднее, чем рассчитывал профессор Диппет… но все же пришел вновь попросить о том, для чего, по его словам, раньше был слишком молод. Я прошу разрешить мне вернуться сюда преподавателем. Полагаю, вы знаете, что после окончания школы я многим занимался и многое повидал. Я могу научить такому, чего нельзя узнать ни от кого другого.
Думбльдор долго, внимательно посмотрел на Вольдеморта поверх своего кубка, а после тихо сказал:
– Безусловно, я знаю, что ты многим занимался и многое повидал. Слухи о твоей деятельности, Том, дошли до твоей старой школы. И я был бы крайне огорчен, если бы хоть половина оказалась правдой.
Вольдеморт бесстрастно ответил:
– Величие порождает зависть, зависть возбуждает злобу, злоба плодит ложь. Вам, Думбльдор, это должно быть известно.
– Ты называешь это «величием», то, чем ты занимался? – деликатно осведомился Думбльдор.
– Безусловно, – подтвердил Вольдеморт, и его глаза загорелись красным. – Я проводил эксперименты, я, как никто, раздвинул границы магии…
– Границы некоторых видов магии, – спокойно поправил Думбльдор. – Только некоторых. В других ты остаешься… прости меня… полным профаном.
Вольдеморт впервые за все время улыбнулся, но его натянутый злобный оскал был страшнее открытой ярости.
– Старая песня, – вкрадчиво проговорил он. – Однако ничто из увиденного мною в этом мире, Думбльдор, не подтверждает ваших заявлений о том, что любовь сильнее всякого колдовства.
– Может быть, ты не там смотрел, – предположил Думбльдор.
– Тогда где же и начинать новые изыскания, как не в «Хогварце»? – спросил Вольдеморт. – Вы позволите мне вернуться? Передать мои знания школьникам? Я сам и мои таланты полностью в вашем распоряжении. Командуйте мною.
Думбльдор поднял брови:
– А как же те, кем командуешь ты? Те, кто, по слухам, именуют себя Упивающимися Смертью?
Гарри видел: Вольдеморт не ожидал, что Думбльдору известно это название; глаза бывшего Тома Реддля снова полыхнули красным, узкие прорези ноздрей раздулись.
– Я уверен, мои друзья, – после минутного размышления процедил он, – превосходно проживут без меня.
– Рад слышать, что ты считаешь их друзьями, – сказал Думбльдор. – У меня создалось впечатление, что они скорее слуги.
– Вы ошиблись, – только и ответил Вольдеморт.
– Значит, сегодня вечером оказавшись в «Башке борова», я не найду там Нотта, Розье, Мульцибера, Долохова, дожидающихся твоего возвращения? И правда, только истинные друзья способны пропутешествовать за компанию в столь снежную ночь затем только, чтобы пожелать удачи приятелю, который добивается места преподавателя.
Подобная осведомленность явно ошеломила Вольдеморта; тем не менее он почти сразу взял себя в руки:
– Вы, как всегда, всеведущи, Думбльдор.
– О нет, всего лишь дружен с местным барменом, – легко отозвался тот. – А теперь, Том…
Думбльдор отставил пустой кубок и прямее сел в кресле, характерным жестом сомкнув пальцы домиком.
– …будем откровенны. Зачем ты появился здесь со своей свитой, зачем просишь работу, которой, как мы оба знаем, не интересуешься?
Вольдеморт изобразил холодное изумление:
– Не интересуюсь? Напротив, Думбльдор, очень интересуюсь.
– Без сомнения, ты хочешь вернуться в «Хогварц» – но не преподавать. Эта стезя увлекает тебя не больше, чем в восемнадцать лет. Каковы твои истинные цели, Том? Почему бы для разнообразия не сказать прямо?
Вольдеморт усмехнулся:
– Если вы не хотите давать мне работу…
– Разумеется, не хочу, – отрезал Думбльдор. – И ни на секунду не поверю, что ты на это рассчитывал. Тем не менее ты явился просить, на это должна быть причина.
Вольдеморт встал. Он никогда еще не был так мало похож на Тома Реддля, от гнева он весь пылал.
– Это ваше последнее слово?
– Да, – кивнул Думбльдор и тоже встал.
– Тогда нам больше нечего сказать друг другу.
– Нечего, – подтвердил Думбльдор, и его лицо исполнилось великой печали. – Времена, когда я мог напугать тебя горящим шкафом и заставить исправить содеянное, давно прошли. А жаль, Том… очень жаль…
Гарри чуть было не выкрикнул бессмысленное предостережение: он точно видел, что рука Вольдеморта потянулась к карману с волшебной палочкой; однако мгновение миновало, Вольдеморт отвернулся, и за ним закрылась дверь.
Пальцы Думбльдора вцепились в локоть Гарри. Пару секунд спустя они вместе перенеслись в тот же самый кабинет, только на подоконнике не было снега, а рука Думбльдора снова стала черной и безжизненной.
– Зачем? – сразу спросил Гарри, поднимая глаза. – Зачем он вернулся? Вам удалось узнать?
– У меня есть кое-какие соображения, – проговорил Думбльдор, – но не более того.
– Какие соображения, сэр?
– Расскажу, когда ты добудешь воспоминание профессора Дивангарда, – пообещал Думбльдор. – С этим последним кусочком головоломка, надеюсь, сложится… для нас обоих.
Гарри жгло любопытство, и он, несмотря на то, что Думбльдор прошел к двери и ее открыл, сначала даже не пошевелился.
– Он опять добивался места преподавателя защиты от сил зла, сэр? Он не сказал…
– О, конечно же он хотел преподавать защиту от сил зла, – ответил Думбльдор. – И последствия нашей встречи это доказывают. Видишь ли, с тех пор как я отказал лорду Вольдеморту, никому не удалось продержаться на этом месте больше года.
Глава двадцать перваяНепостижимая комната
Всю неделю Гарри ломал голову над тем, как убедить Дивангарда поделиться истинными воспоминаниями, но озарений не произошло, и он, как всегда, решил поискать совета на полях «Высшего зельеделия»: учебник постепенно превращался в панацею на все случаи жизни.
– Здесь ты ничего не найдешь, – твердо сказала Гермиона поздно вечером в воскресенье.
– Ой, только не начинай, – недовольно отозвался Гарри. – Если б не Принц, Рона бы сейчас с нами не было.
– Был бы, если бы в первом классе ты как следует слушал Злея, – отрезала она.
Гарри пропустил ее слова мимо ушей. Он как раз наткнулся на заклинание сектумсемпра, нацарапанное поверх интригующей надписи «Для врагов», и сразу же захотел его испробовать, но побоялся делать это при Гермионе и лишь украдкой загнул уголок страницы.
Они сидели у камина в общей гостиной, где сейчас остались одни шестиклассники. Еще недавно здесь царила суматоха: после ужина ребята обнаружили на доске объявление, гласившее, что первый экзамен на аппарирование состоится двадцать первого апреля. Тем, кто к этому времени достигнет совершеннолетия, предлагалось записаться на дополнительные практические занятия, которые должны были проводиться в Хогсмеде при соблюдении строжайших мер безо пасности.
Рон, прочитав объявление, запаниковал; у него пока ничего не получалось, и он боялся, что не успеет подготовиться к экзамену. Гермиона дважды успешно аппарировала и чувствовала себя увереннее, а Гарри до семнадцатилетия оставалось целых четыре месяца, и его вся эта история не касалась.
– Ты хотя бы уже умеешь, – сдавленно сказал Рон. – И в июле спокойно сдашь!
– У меня получилось всего один раз, – напомнил Гарри; на прошлом занятии он сумел наконец исчезнуть и заново материализоваться в кольце.
Рон убил кучу времени на громкие сетования о собственной бестолковости и теперь, страшно мучаясь, торопливо дописывал чрезвычайно трудное сочинение по защите от сил зла, с которым Гарри и Гермиона уже разделались. Гарри предчувствовал самую низкую оценку – они со Злеем полностью расходились во мнениях относительно того, как лучше бороться с дементорами. Впрочем, сейчас его это не волновало; гораздо важнее было воспоминание Дивангарда.
– Говорю тебе, Гарри, твой идиотский Принц не поможет! – еще громче воскликнула Гермиона. – Заставить человека действовать по своей указке можно только проклятием подвластия, а его применять запрещено…
– Спасибо, я в курсе, – бросил Гарри, не отрывая глаз от учебника, – потому и разыскиваю что-нибудь еще. Думбльдор говорит, признавалиум не годится, но, может, есть какое-нибудь зелье или заклинание…
– Ты взялся за дело не с того конца, – перебила она. – Думбльдор сказал, что добыть воспоминание можешь только ты. То есть ты обладаешь таким влиянием на Дивангарда, какого нет у других. И значит, ему не зелье надо подсовывать, это всякий дурак сможет, а…
– Как пишется «просчитаться»? – спросил Рон, глядя в свой текст, и сильно встряхнул перо. – Ведь не П-Р-Ы-Щ…
– Нет. – Гермиона придвинула к себе его сочинение. – И не «агрязивный», а «агрессивный». Что у тебя за перо?
– Из магазина Фреда и Джорджа, с проверкой орфографии… только, по-моему, чары уже повыветрились…
– Да уж, очевидно, – Гермиона ткнула в заглавие, – ведь нас просили написать, как справляться с дементорами, а не «демымрами», и потом, я не помню, чтобы ты менял имя на «Рунил Уизлиб».
– Ой нет! – вскричал Рон, в ужасе уставившись на пергамент. – Только не говорите, что придется заново переписывать!
– Ничего страшного, сейчас мы все поправим. – И Гермиона достала волшебную палочку.
– Гермиона, я тебя обожаю, – сказал Рон, откидываясь в кресле и устало протирая глаза.
Гермиона чуть покраснела, но ответила только:
– Главное, не говори этого при Лаванде.
– Не скажу, – буркнул Рон себе в ладони. – Или, наоборот, скажу… и пусть она меня бросит…
– Почему ты сам ее не бросишь, если тебе так хочется? – поинтересовался Гарри.