ценно?
– Я ее пускаю на бинты, раненых зверей перевязываю, – пожал плечами Огрид. – Страсть как пригождается… очень крепкая, понимаете.
Дивангард отпил из своей кружки и внимательным взглядом заскользил по хижине, выискивая, сразу понял Гарри, другие сокровища, которые можно обратить в запасы меда из дубовых бочек, ананасовые цукаты и бархатные смокинги. Дивангард заново наполнил кружки, Огрида и свою, и принялся расспрашивать, кто еще обитает сейчас в лесу и как это Огрид успевает за всем следить. Тот, расслабившись от вина и лестного внимания, перестал промокать глаза и увлеченно пустился в длинные рассуждения о разведении лечурок.
Тут фортуна фортуната слегка подтолкнула Гарри, и он заметил, что запасы спиртного, принесенного Дивангардом, быстро подходят к концу. Гарри еще ни разу не накладывал доливальное заклятие невербально, но сегодня смешно было и подумать о неудаче. Он лишь ухмыльнулся, когда незаметно для Огрида и Дивангарда (они обменивались историями про нелегальные сделки с яйцами драконов) под столом указал палочкой на пустеющие бутылки, и те немедленно вновь наполнились вином.
Спустя час или около того Огрид и Дивангард начали провозглашать всякие несуразные тосты: за «Хогварц», за Думбльдора, за эльфийское вино, за…
– Гарри Поттера! – взревел Огрид, опрокидывая в рот четырнадцатую кружку и обливая вином бороду.
– Точно, точно! – невнятно выкрикнул Дивангард. – За Парри Готтера, избранного мальчика, который… или… ну… как там это говорится, – промямлил он и тоже осушил свою кружку.
Вслед за тем Огрид опять впал в слезливость и всучил Дивангарду единорожий хвост. Дивангард запихал его в карман с криками:
– За дружбу! За щедрость! За десять галлеонов волосок!
Потом они сидели рядышком, обнявшись, и распевали длинную печальную песнь о смерти колдуна Одо.
– А-а-а-а, лучшие умирают молодыми, – пробормотал Огрид, слегка окосев, и уронил голову на руки. Дивангард продолжал руладить. – Мой папаша, к примеру… или твои мамка с папкой, Гарри…
Крупные слезы поползли из морщинистых глаз Огрида; он схватил Гарри за руку и сильно ее потряс.
– …лучше колдунов я не знал… ужас… ужас…
Дивангард жалобно голосил:
И Одо-героя домой принесли,
Где знали его пареньком,
На смертном одре он лежит бездыхан,
Колпак наизнанку на нем.
Волшебная палочка хрусть,
О ужас, о горе, о грусть!
– …ужас, – в последний раз шумно вздохнул Огрид, уронил набок большую лохматую голову и громко захрапел.
– Извиняюсь, – икнув, сказал Дивангард. – Хоть убей, не могу вытянуть мотив.
– Огрид говорил не о вашем пении, – тихо объяснил Гарри. – А о смерти моих родителей.
– О! – воскликнул Дивангард, подавляя сильную отрыжку. – Ой, мама… Да, это… действительно ужас. Ужас… ужас…
Он явно не знал, что еще сказать, и удовольствовался тем, что заново наполнил кружки.
– Ты, наверное… ничего не помнишь? – неловко поинтересовался он.
– Нет… мне же был всего год, – ответил Гарри, глядя на пламя свечи, колышущееся от Огридова храпа. – Но потом я довольно много выяснил. Папа умер первым, вы знали?
– Я? Нет, – глухо откликнулся Дивангард.
– Да… Вольдеморт убил его, переступил через труп и направился к маме.
Дивангард содрогнулся, но не мог оторвать потрясенного взгляда от лица Гарри.
– Он велел ей отойти, – безжалостно продолжал тот. – Он мне говорил, что ей незачем было умирать. Его интересовал только я. Она могла спастись.
– Святое небо, – выдохнул Дивангард. – Она могла… ей было незачем… какой кошмар…
– И впрямь, да? – почти шепотом произнес Гарри. – А она даже не шелохнулась. Папа уже умер, но она не хотела, чтобы я тоже погиб. Она умоляла Вольдеморта… а он смеялся…
– Хватит! – неожиданно выкрикнул Дивангард, выставляя вперед трясущуюся руку. – Честное слово, мой мальчик, довольно… я старый человек… я не могу… не хочу слушать…
– Я совсем забыл, – соврал Гарри, вдохновляемый фортуной фортунатой, – она ведь вам нравилась, верно?
– Нравилась? – повторил Дивангард, и его глаза наполнились слезами. – Да представить невозможно, чтобы кто-то узнал ее и не полюбил… такая храбрая… такая веселая… все это такой ужас…
– А вы не хотите помочь ее сыну, – упрекнул Гарри. – Она отдала мне жизнь, а вам жалко воспоминания.
Хижину наполнил рокочущий храп Огрида. Гарри не отрываясь смотрел во влажные глаза Дивангарда. Тот, казалось, не мог отвести взгляда.
– Не говори так, – прошептал он. – Это не потому… если бы это помогло, тогда конечно… но ничего не изменится…
– Изменится, – четко и ясно сказал Гарри. – Думбльдору нужна информация. Мне нужна информация.
Он не боялся: фортуна фортуната обещала, что утром Дивангард ничего не вспомнит. Глядя ему прямо в глаза, Гарри чуть подался вперед:
– Я – Избранный. Я должен его убить. Мне нужно ваше воспоминание.
Дивангард страшно побледнел; его гладкий лоб заблестел от пота.
– Ты – Избранный?
– Разумеется, – спокойно подтвердил Гарри.
– Но тогда… прекрасный мой мальчик… ты просишь многого… по сути, ты просишь помочь уничтожить…
– Вы не хотите избавить мир от колдуна, убившего Лили Эванс?
– Гарри, Гарри, конечно, хочу, но…
– Боитесь, что он узнает о вашем участии?
Дивангард молчал; он был смертельно напуган.
– Будьте смелым, как моя мама, профессор…
Дивангард прижал к губам трясущуюся пухлую ручку; сейчас он напоминал младенца-переростка.
– Я совсем не горжусь… – сквозь пальцы прошептал он. – Напротив, стыжусь того, что… показывает воспоминание… боюсь, в тот день я совершил страшное…
– Вы все исправите, если передадите воспоминание мне, – ответил Гарри. – Это будет очень смелый и благородный поступок.
Огрид вздрогнул во сне и захрапел снова. Дивангард и Гарри смотрели друг на друга поверх догорающей свечи. Молчание длилось и длилось, но фортуна фортуната велела Гарри не прерывать его, ждать.
Наконец Дивангард очень медленно поднес руку к карману и достал волшебную палочку. Потом сунул другую руку под плащ и вытащил пустой флакон. Затем, по-прежнему не сводя глаз с Гарри, коснулся кончиком палочки виска и потянул оттуда серебристую нить воспоминаний. Нить тянулась и тянулась, а затем оборвалась, и он опустил ее во флакон. Воспоминание свернулось колечком на дне, заклубилось. Дивангард дрожащей рукой закупорил флакон и через стол передал Гарри.
– Большое спасибо, профессор.
– Ты хороший мальчик, – сказал профессор Дивангард. Слезы катились по его толстым щекам прямо в густые усы. – И у тебя ее глаза… не думай обо мне слишком плохо, когда все увидишь…
Тут он, совсем как Огрид, уронил голову на руки, испустил глубокий вздох и заснул.
Глава двадцать третьяОкаянты
Гарри прокрался обратно в замок, чувствуя, как выветривается фортуна фортуната. Парадная дверь по-прежнему была открыта, но на третьем этаже он едва не столкнулся с Дрюзгом и сумел избежать катастрофы только благодаря тому, что вовремя юркнул в знакомый проход. Поэтому, сняв плащ-невидимку перед портретом Толстой Тети, он нисколько не удивился самой прохладной встрече.
– Ну и сколько, по-твоему, времени?
– Простите, пожалуйста… пришлось выйти по очень важному делу…
– А пароль в полночь сменился! Будешь спать в коридоре!
– Вы шутите?! – вскричал Гарри. – С какой стати ему меняться в полночь?
– Так надо, – буркнула Толстая Тетя. – Если недоволен, иди к директору, усиление мер безопасности – его распоряжение.
– Отлично, – горько сказал Гарри, глядя на твердый пол. – Просто блеск. Я бы с радостью пошел к Думбльдору, будь он в школе, это же он хотел, чтобы я…
– Он в школе, – произнес чей-то голос за спиной у Гарри. – Профессор Думбльдор вернулся с час назад.
К Гарри подплывал Почти Безголовый Ник. Голова его, как всегда, шатко трепыхалась над плоеным воротником.
– Я знаю от Кровавого Барона, он сам видел, – поведал Ник. – Говорит, Думбльдор в хорошем настроении, только, разумеется, немного устал.
– Где он? – спросил Гарри; его сердце так и подпрыгнуло в груди.
– Завывает и трясет цепями в астрономической башне, его любимое занятие…
– Да не Барон, Думбльдор!
– А!.. Он у себя в кабинете, – сказал Ник. – Судя по словам Барона, у Думбльдора еще какое-то важное дело перед сном…
– Да уж, это точно! – Гарри едва не лопался от восторга, предвкушая, как расскажет Думбльдору о раздобытом воспоминании. Он развернулся и побежал назад по коридору, не обращая внимания на крики Толстой Тети:
– Вернись! Все нормально, я пошутила! Просто разозлилась, что ты меня разбудил! Пароль тот же: «солитёр»!
Но Гарри и след простыл. Вскоре он уже сказал «ирисочный эклер» Думбльдоровой горгулье, и та отпрыгнула вбок, пропустив его к винтовой лестнице.
– Войдите, – в ответ на стук раздался голос Думбльдора, очень и очень усталый.
Гарри толкнул дверь и вошел в кабинет, абсолютно такой же, как всегда, разве что за окнами стояла тьма, и в небе сверкали звезды.
– Помилуй, Гарри, – удивился Думбльдор. – В честь чего столь поздний, хотя и приятный визит?
– Сэр… я его добыл! Воспоминание Дивангарда.
Гарри показал Думбльдору стеклянный флакончик. Директор потрясенно помолчал. Затем его губы расползлись в широкой улыбке.
– Великолепнейшая новость, Гарри! Ты просто умница! Я знал, что у тебя получится!
Позабыв о позднем часе, он торопливо вышел из-за стола, здоровой рукой взял флакон с воспоминанием и направился к шкафчику, где хранился дубльдум.
– А сейчас, – сказал Думбльдор, поставив каменную чашу на стол и вылив туда содержимое флакона, – мы наконец увидим… Гарри, скорей…
Гарри послушно склонился над дубльдумом и ощутил, что ноги отрываются от пола… он вновь пролетел сквозь тьму и перенесся на много лет раньше, в кабинет Горация Дивангарда.