– Я же говорила, что с твоим Принцем что-то не так, – все-таки не сдержалась Гермиона. – И, согласись, оказалась права.
– Нет, не соглашусь, – упрямо ответил Гарри.
Ему было тошно и без ее попреков; то, что он прочел на лицах своей команды, когда сообщил, что не сможет играть в субботу, было худшим наказанием. Он и сейчас чувствовал на себе взгляд Джинни, но не хотел встречаться с ней глазами, опасаясь разглядеть в них гнев или разочарование. Пару минут назад он сказал ей, что в субботу она будет играть за Ловчего, а Дин временно займет ее место Охотника. Если «Гриффиндор» выиграет, в ликовании после матча Джинни и Дин могут помириться… Эта мысль ледяным ножом пронзила сердце Гарри…
– Гарри! – воскликнула Гермиона. – Как ты можешь защищать свой учебник, когда…
– Слушай, хватит нудить про учебник! – огрызнулся Гарри. – Принц всего-навсего выписал откуда-то заклинание! Он не советовал его применять! Откуда мы знаем, может, он записал то, что применили против него!
– Не верю своим ушам, – вымолвила Гермиона. – Ты оправдываешь…
– Себя я вовсе не оправдываю! – поспешил уточнить Гарри. – Я жалею о том, что сделал, и не только из-за взыскания. Ты прекрасно знаешь, что я не стал бы такое использовать даже против Малфоя, но Принц тут ни при чем, он же не писал: «Обязательно попробуйте, это клево», – он делал записи для себя, а не для кого-то…
– То есть получается, – произнесла Гермиона, – ты намерен вернуть…
– Учебник? Да, – с силой сказал Гарри. – Без Принца я бы не выиграл фортуну фортунату, не знал бы, как спасти Рона от отравления, и никогда бы…
– Не приобрел незаслуженной репутации лучшего зельедела, – ехидно договорила за него Гермиона.
– Гермиона, может, оставишь его в покое? – вмешалась Джинни. Гарри удивленно и благодарно поднял на нее глаза. – Как я понимаю, Малфой хотел применить непростительное проклятие; лучше радуйся, что у Гарри нашелся достойный ответ!
– Разумеется, я рада, что Гарри не прокляли! – ответила явно уязвленная Гермиона, – но в этой сектумсемпре, Джинни, нет ничего достойного, посмотри, куда она его завела! А если учесть, как это повлияло на шансы команды, мне казалось, что…
– Не строй из себя квидишного знатока, – скривилась Джинни, – только опозоришься.
Гарри и Рон изумленно воззрились на девочек: Гермиона и Джинни, которые всегда прекрасно ладили, сидели друг против друга, гневно скрестив руки на груди и глядя в разные стороны. Рон испуганно поглядел на Гарри, схватил первую попавшуюся книгу и быстро за ней спрятался. А Гарри, зная, что ничем этого не заслужил, вдруг преисполнился небывалой радостью, хотя больше за весь вечер все они не перемолвились ни словом.
Увы, его счастье было недолгим: назавтра пришлось терпеть издевательства слизеринцев и, еще хуже, гнев гриффиндорцев, возмущенных тем, что их капитан по собственной глупости лишился права участвовать в финальной игре сезона. Сам Гарри, что бы ни говорил Гермионе, в субботу утром отчетливо понимал одно: он отдал бы всю фортуну фортунату мира, лишь бы оказаться на квидишном поле вместе с Роном, Джинни и остальными. Это было невыносимо – все надели розетки и шляпы и, размахивая флагами и шарфами, щурясь на ярком солнце, шли на стадион, а он спускался по каменной лестнице в подземелье – туда, где не слышно ни отдаленного шума толпы, ни комментариев, ни ликующих криков, ни разочарованных стонов.
– А, Поттер, – сказал Злей, когда Гарри, постучавшись, вошел в печально знакомый кабинет.
Злей, хоть и преподавал теперь несколькими этажами выше, не отказался от своей прежней комнаты; здесь, как всегда, горел тусклый свет, а по стенам стояли все те же банки со скользкими тварями, замаринованными в разноцветных зельях. На столе, явно, предназначенном для Гарри, громоздились старые, затянутые паутиной коробки, одним своим видом обещавшие тяжелую, нудную и бесполезную работу.
– Мистер Филч давно просил, чтобы кто-нибудь разобрался в старых папках, – вкрадчиво произнес Злей. – Здесь собраны записи о нарушителях школьной дисциплины и их наказаниях. Нам бы хотелось, чтобы ты заново переписал карточки, выцветшие и пострадавшие от мышей, рассортировал их в алфавитном порядке и заново сложил в коробки. Без колдовства.
– Ясно, профессор, – ответил Гарри, постаравшись вложить в последнее слово как можно больше презрения.
– А для начала, – с мстительной улыбкой процедил Злей, – возьми коробки с тысяча двенадцатой по тысяча пятьдесят шестую. Там ты встретишь знакомые имена, что придаст заданию увлекательности. Вот, посмотри… – Он изящным движением извлек карточку из верхней коробки и прочитал: – «Джеймс Поттер и Сириус Блэк. Задержаны за наложение запрещенной порчи на Бертрама Обри. Голова Обри раздута вдвое против обычного. Двойное взыскание». – Злей ухмыльнулся. – Приятно: самих давно нет, а записи о великих свершениях целы…
У Гарри привычно закипело в груди. Он прикусил язык, чтобы не отвечать, сел за стол и потянул к себе одну из коробок.
Работа, как и предполагал Гарри, оказалась бесполезной и скучной, при этом (чего, видимо, и добивался Злей) сердце регулярно пронзала боль, едва он натыкался на фамилии отца и Сириуса. Обычно они попадались вместе за разные мелкие хулиганства, иногда с Ремом Люпином или Питером Петтигрю. Но, переписывая сведения об их всевозможных преступлениях и последовавшей каре, Гарри неотступно размышлял о том, что происходит на улице… матч уже должен начаться… Джинни играет за Ловчего против Чо…
Он снова и снова поднимал глаза к большим часам, громко тикавшим на стене. Казалось, они шли в два раза медленней, чем положено; может, Злей специально их зачаровал? Вряд ли Гарри сидит здесь всего полчаса… час… полтора…
К половине первого у Гарри заурчало в животе. Злей, который после выдачи задания не произнес ни звука, поднял глаза в десять минут второго.
– Пожалуй, на сегодня достаточно, – холодно бросил он. – Отметь, где остановился. Продолжишь в десять утра в следующую субботу.
– Да, сэр.
Гарри сунул погнутую карточку в первую попавшуюся коробку и поскорее улизнул из кабинета – пока Злей не передумал. Потом стремительно взлетел по лестнице, напрягая слух и пытаясь понять, что происходит на стадионе. Тишина… значит, все кончено…
Он нерешительно потоптался перед Большим залом, где было полно народу, а затем побежал вверх по мраморной лестнице: все-таки и праздновать победу, и переживать поражения гриффиндорцы предпочитали в общей гостиной.
– Квид агис? – робко спросил он у Толстой Тети, гадая, что происходит внутри.
Та с непроницаемым лицом ответила:
– Увидишь.
И качнулась вперед.
Из дыры за портретом хлынул праздничный гомон. Увидев Гарри, все восторженно взревели, и он отвесил челюсть; несколько рук втащили его в комнату.
– Победили! – заорал Рон, выскакивая из толпы и потрясая серебряным кубком. – Мы победили! Четыреста пятьдесят – сто сорок! Мы победили!
И тут Гарри увидел Джинни, которая летела к нему с огненной решимостью в глазах. Она обхватила его руками – и Гарри без колебаний, без сомнений, нисколько не заботясь о том, что на них смотрят пятьдесят человек, страстно ее поцеловал.
Прошло несколько долгих мгновений – а может быть, полчаса – или даже пара солнечных дней, – и они оторвались друг от друга. В гостиной было очень-очень тихо. Затем кто-то присвистнул, кто-то нервно захихикал. Гарри поднял глаза и поверх головы Джинни увидел Дина Томаса с раздавленным бокалом в руке и Ромильду Вейн, которой явно хотелось чем-нибудь в него запустить. Гермиона сияла, но Гарри искал глазами Рона – и наконец нашел. Тот по-прежнему держал над головой кубок, но лицо у него было такое, будто его как следует огрели дубиной по темечку. Какую-то долю секунды они смотрели в глаза друг другу, а потом Рон еле заметно мотнул головой, словно говоря: «Ну, раз такие дела…»
Чудище в груди Гарри торжествующе взревело. Он улыбнулся Джинни и молча повел рукой на портрет: им обоим настоятельно требовалась длительная прогулка вокруг замка. Вероятно, они даже обсудят матч – если на это останется время.
Глава двадцать пятаяПодслушанная провидица
Роман Гарри и Джинни стал предметом живого интереса многих – главным образом девочек, – зато сам Гарри с приятным удивлением обнаружил, что сделался абсолютно невосприимчив к слухам. Оказалось, что это даже приятно – когда о тебе, для разнообразия, судачат не из-за какой-нибудь истории с черной магией, а потому, что ты счастлив как никогда в жизни.
– Можно подумать, им больше не о чем говорить, – сказала Джинни. Она сидела на полу в общей гостиной, привалясь спиной к ногам Гарри, и читала «Оракул». – Три нападения дементоров за неделю, а Ромильду Вейн интересует одно: правда ли, что у тебя на груди наколот гиппогриф.
Рон с Гермионой громко расхохотались. Гарри их проигнорировал.
– И что ты ответила?
– Что не гиппогриф, а венгерский хвосторог. – Джинни лениво перевернула страницу. – Как у настоящего мачо.
– Спасибо, – ухмыльнулся Гарри. – Ну а у Рона что?
– Пигмейский пуфка – я, конечно, не сказала где.
Гермиона покатилась со смеху, а Рон насупился.
– Смотрите у меня, – он строго погрозил пальцем Гарри и Джинни. – А то передумаю и отзову разрешение…
– Разрешение, – насмешливо повторила Джинни. – С каких это пор мне требуется твое разрешение? И вообще, ты сказал, что лучше Гарри, чем Дин или Майкл.
– Было дело, – неохотно признал Рон. – И пока вы не лижетесь у всех на виду…
– Гнусный лицемер! А сами с Лавандой? Липли друг к другу, как пара угрей, где только можно! – возмутилась Джинни.
Впрочем, наступил июнь, и терпению Рона не грозили слишком тяжкие испытания. Гарри и Джинни проводили вместе гораздо меньше времени, чем раньше: приближались экзамены на С.О.В.У., и Джинни допоздна занималась. Как-то вечером, когда она пошла в библиотеку, Гарри сидел у окна в общей гостиной и якобы доделывал домашнее задание по гербологии, а в действительности заново переживал один особенно счастливый час, который они с Джинни вместо обеда провели на берегу озера. Вдруг между ним и Роном плюхнулась Гермиона, суровая и решительная.