– Пока они мирно плавают внизу, – прибавил тот. – Трупов вообще бояться нечего, как и темноты. Разумеется, лорд Вольдеморт, который втайне боится и того и другого, со мной бы не согласился. Но это опять же от недостатка мудрости. В темноте и смерти пугает лишь неизвестность.
Гарри молчал, не желая спорить, но мысль о многочисленных трупах совсем рядом приводила его в ужас, и к тому же он не верил, что они безобидны.
– Но один выпрыгнул, – сказал он, пытаясь сохранять спокойствие. – Когда я призвал окаянт, из озера выпрыгнул мертвец.
– Да, – согласился Думбльдор. – Когда мы заберем окаянт, они наверняка станут воинственнее. К счастью, те, кто обитает в холоде и темноте, обычно боятся тепла и света. Следовательно, его мы и призовем на помощь, случись такая нужда. Огонь, Гарри, – с улыбкой пояснил Думбльдор в ответ на недоумение Гарри.
– А… ну да… – слабо отозвался тот и взглянул на зеленоватое свечение, к которому неумолимо влекло лодку. Изображать бесстрашие больше не получалось. Бескрайнее озеро, кишащее мертвецами… Гарри казалось, что прошло уже много часов с тех пор, как он повстречал профессора Трелони, отдал Рону с Гермионой фортуну фортунату… И почему он не попрощался с ними как следует… не повидался с Джинни…
– Почти приплыли, – весело сообщил Думбльдор.
Действительно зеленоватое свечение разрасталось, и через несколько минут лодка мягко уткнулась во что-то. Гарри поднял светящуюся волшебную палочку повыше и увидел, что они причалили к островку – плоской каменной площадке в середине озера.
– Осторожней, не коснись воды, – напомнил Думбльдор, когда Гарри выбирался из лодки.
Островок был едва ли больше Думбльдорова кабинета; на гладком и темном камне не обнаружилось ничего, кроме источника зеленоватого свечения, которое вблизи казалось намного ярче. Гарри прищурился, присмотрелся и сначала решил, что это лампа, но затем понял: свет исходит от каменной чаши наподобие дубльдума, стоящей на пьедестале.
Думбльдор направился к чаше; Гарри последовал за ним. Бок о бок они заглянули внутрь и увидели изумрудную жидкость, испускающую флуоресцентное сияние.
– Что это? – тихо спросил Гарри.
– Точно не знаю, – ответил Думбльдор. – Но явно опасней, чем кровь и трупы.
Думбльдор поддернул рукав и кончиками обугленных пальцев потянулся к зелью.
– Нет, сэр, не трогайте!..
– Да я и не могу, – слабо улыбнулся Думбльдор. – Видишь? Не получается. Сам попробуй.
Гарри, в страхе глядя на зелье, попытался до него дотронуться и ощутил невидимый барьер, мешавший поднести руку ближе, чем на дюйм. Он толкнул сильней, еще сильней, но пальцы ничего не чувствовали, только плотный, непроницаемый воздух.
– Отойди, пожалуйста, – сказал Думбльдор.
Он воздел палочку и, почти неслышно бормоча, проделал над чашей какие-то замысловатые пассы. Ничего не произошло, хотя зелье, пожалуй, засветилось ярче. Гарри молчал, но, едва Думбльдор опустил палочку, сразу заговорил:
– Вы думаете, окаянт внутри, сэр?
– О да. – Думбльдор всмотрелся в глубь чаши. Гарри увидел на гладкой зеленой поверхности его перевернутое лицо. – Только как до него добраться? В зелье не удается погрузить руку, его нельзя испарить, заставить расступиться, собрать, втянуть в палочку, а также зачаровать, превратить или иным образом изменить его природу.
Думбльдор почти бездумно крутанул палочкой и поймал хрустальный кубок, который создал из воздуха.
– Могу лишь заключить, что зелье надо выпить.
– Что? – воскликнул Гарри. – Нет!
– Видимо, так: только выпив зелье, я могу опустошить чашу и увидеть, что лежит на дне.
– Но если… если оно вас убьет?
– Сомневаюсь, – беззаботно отозвался Думбльдор. – Едва ли лорд Вольдеморт хотел убить того, кто добрался до этого острова.
Гарри не верил собственным ушам. Что это – очередной пример безумного стремления Думбльдора во всем и вся видеть только хорошее?
– Сэр, – постарался вразумить его Гарри, – мы же про Вольдеморта…
– Прости; следовало сказать, что Вольдеморт не хотел убивать его сразу, – поправился Думбльдор. – Нет, он сохранял бы ему жизнь до тех пор, пока не выяснит, как тот сумел пройти сквозь его заслоны и, главное, почему так стремился опустошить чашу. Не забывай, лорд Вольдеморт уверен, что, кроме него, никто ничего не знает об окаянтах.
Гарри открыл было рот, но Думбльдор поднял руку, призывая к молчанию, и, слегка нахмурясь, воззрился на чашу. После напряженных размышлений он изрек:
– Без сомнения, зелье должно помешать мне взять окаянт. Оно может парализовать меня, заставить забыть, для чего я здесь, вызвать такую боль, что мне станет не до чаши, либо еще как-то воспрепятствовать моим намерениям. Если так, Гарри, твоя задача – проследить, чтобы я выпил все, даже если придется заставлять меня вопреки моим протестам. Ты понял?
Их глаза встретились над чашей; бледные лица были подсвечены зеленым. Гарри молчал. Так вот зачем он здесь – чтобы насильно вливать в Думбльдора зелье, которое может причинить невыносимую боль?
– Ты помнишь, – сказал Думбльдор, – на каких условиях я взял тебя с собой?
Гарри нерешительно посмотрел в голубые глаза, позеленевшие в свете чаши.
– Но что, если?..
– Ты поклялся повиноваться моим приказам, не так ли?
– Да, но…
– Я предупреждал, что путешествие может быть опасным, верно?
– Да, – отвечал Гарри, – но…
– Что ж, в таком случае, – Думбльдор вновь поддернул рукав и поднял пустой кубок, – ты слышал мой приказ.
– Почему выпить зелье не могу я? – в отчаянии спросил Гарри.
– Потому что я намного старше, намного умнее и отнюдь не так ценен, – ответил Думбльдор. – Раз и навсегда, Гарри: ты даешь слово сделать все, что в твоих силах, чтобы я допил зелье?
– А нельзя?..
– Даешь слово?
– Но…
– Дай слово, Гарри.
– Я… хорошо, но…
Не успел он еще хоть что-то произнести, Думбльдор погрузил хрустальный кубок в чашу. У Гарри была надежда, что кубок не сможет коснуться зелья, однако хрусталь погрузился туда с легкостью. Наполнив кубок до краев, Думбльдор поднес его ко рту.
– Твое здоровье, Гарри.
И выпил до дна. Гарри в ужасе следил за ним, вцепившись в края чаши так, что онемели пальцы.
– Профессор! – встревоженно позвал он, едва Думбльдор опустил кубок. – Вы как?
Плотно сжимая веки, Думбльдор потряс головой. «Так больно?» – испугался Гарри. Думбльдор не глядя сунул кубок в чашу, заново наполнил его и выпил еще раз.
В полном молчании он выпил три кубка, а на четвертом пошатнулся и, не допив, привалился к чаше. Он по-прежнему не открывал глаз и дышал очень тяжело.
– Профессор Думбльдор! – тревожно воскликнул Гарри. – Вы меня слышите?
Думбльдор не отвечал. Его лицо подергивалось, будто он очень глубоко спал и видел кошмар. Рука ослабела, зелье вот-вот выльется. Гарри придержал хрустальный кубок.
– Профессор, вы меня слышите? – громко повторил он, и его слова гулко разлетелись по пещере.
Думбльдор часто дышал. Потом он заговорил, и Гарри не узнал его голоса, потому что раньше Думбльдор никогда ничего не боялся.
– Я не хочу… не заставляй меня…
Гарри смотрел на побелевшее лицо, такое знакомое, на крючковатый нос, на очки-полумесяцы и не понимал, что делать.
– Мне не нравится… я больше не хочу… – стонал Думбльдор.
– Надо… надо, профессор, – сказал Гарри. – Надо все выпить, помните? Вы велели заставлять вас пить. Вот…
Жгуче, до тошноты ненавидя себя, он решительно наклонил кубок ко рту Думбльдора. Тот покорно допил.
– Нет… – пролепетал он, когда Гарри заново наполнил кубок. – Я не хочу… не хочу… отпусти…
– Ничего, ничего, профессор. – Рука Гарри отчаянно дрожала. – Ничего, я с вами…
– Пусть это прекратится, пусть прекратится… – плакал Думбльдор.
– Да… да, выпейте еще, и все прекратится, – солгал Гарри и вылил зелье ему в открытый рот.
Думбльдор закричал; крик отдавался эхом над мертвой черной водой.
– Нет, нет, нет… нет… не могу… не могу, не заставляй меня, я не хочу!..
– Все хорошо, профессор, все хорошо! – громко сказал Гарри. Его руки так тряслись, что он еле зачерпнул зелье в шестой раз; чаша опустела наполовину. – С вами ничего не происходит, все хорошо, это не по-настоящему, правда, не по-настоящему… вот, пейте, пейте…
Думбльдор послушно выпил, будто ему дали противоядие, но, едва опустошив кубок, рухнул на колени. Он мелко дрожал, рыдая:
– Прости меня, я больше не буду, я не буду! Пожалуйста, прекрати, я знаю, что виноват, умоляю тебя, пусть это прекратится, я больше никогда, никогда…
– Выпейте, и все прекратится, профессор, – срывающимся голосом пообещал Гарри и вылил в рот Думбльдору седьмой кубок.
Бедный старик съежился, словно защищаясь от невидимых палачей, и чуть не вышиб из трясущихся рук Гарри новый кубок зелья, отмахиваясь и стеная:
– Не мучай их, не мучай, пожалуйста, прошу тебя, это я виноват, возьми меня…
– Выпейте, выпейте, вам станет лучше, – исступленно молил Гарри, и снова Думбльдор повиновался и открыл рот, хотя не разжимал век и с головы до ног дрожал.
Потом он упал на землю, вновь закричал и замолотил кулаками по земле. Гарри снова наполнил кубок.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, нет… не это, только не это, я все сделаю…
– Просто выпейте, профессор, выпейте…
Думбльдор выпил, как ребенок, умирающий от жажды, и тут же завопил, словно ему обожгло все внутренности:
– Все, все, пожалуйста, больше не могу!..
Гарри в десятый раз зачерпнул зелье и почувствовал, как хрусталь царапнул по дну чаши.
– Уже почти все, профессор, пейте, пейте…
Он поддержал Думбльдора за плечи, и тот осушил кубок; Гарри встал за новой порцией, и тогда Думбльдор закричал в смертной муке:
– Я хочу умереть! Хочу умереть! Прекрати это, прекрати, я хочу умереть!
– Пейте, профессор, пейте…
Думбльдор повиновался, но, едва допив, взмолился: