Поезд дёрнулся, заставив Гарри перекатиться на бок. Теперь вместо потолка он упирался взглядом в пыльный изнанку сидений. Пол завибрировал, показывая, что где-то с рёвом проснулся двигатель. Экспресс отходил от станции, и никто не знал, что Гарри всё ещё в вагоне…
Тогда он почувствовал, как плащ-невидимка слетел с него, и голос сверху сказал:
— Салют, Гарри!
Полыхнуло красным, и тело Гарри ожило; он смог более-менее прилично сесть, торопливо вытереть кровь с разбитого лица тыльной стороной руки и поднять голову — чтобы увидеть Тонкс с плащом-невидимкой, только что сдёрнутым ею с Гарри, в руке.
— Нам бы лучше отсюда убраться, и по-быстрому, — сказала Тонкс; окна поезда затянуло паром, и поезд двинулся. — Пошли, будем прыгать.
Гарри поспешил за ней в коридор. Она с усилием открыла вагонную дверь и выпрыгнула на перрон, который, казалось, скользил мимо набирающего ход поезда. Гарри последовал за ней, чуть не упал при приземлении, и выпрямился вовремя, чтобы увидеть, как блестящий алый паровоз набирает скорость, сворачивает, и исчезает из вида.
От холодного ночного воздуха пульсирующая боль в носу немного затихла. Тонкс посмотрела на Гарри; он был зол и смущён из-за того, что был найден в таком дурацком положении. Тонкс молча отдала ему плащ-невидимку.
— Кто это сделал?
— Драко Малфой, — сказал Гарри с горечью. — Спасибо за… ну…
— Без проблем, — сказала Тонкс без тени насмешки. Как Гарри мог разглядеть в темноте, у неё были те же мышиные волосы и тот же печальный вид, как и прошлый раз, когда он встретил её в Норе. — Я могу поправить твой нос, если ты постоишь спокойно.
Гарри не очень понравилась эта идея; он намеревался посетить мадам Помфрей, школьного врача, которой он доверял больше, когда дело касалось Лечащих чар, но сказать об этом было бы невежливо. Поэтому он закрыл глаза и замер.
— Эпискей, — произнесла Тонкс.
В носу Гарри стало очень горячо, а потом очень холодно. Гарри поднял руку и крайне осторожно его ощупал. Да, похоже, что он был вылечен.
— Пребольшое спасибо!
— Тогда накинь-ка обратно свой плащ, и мы сможем прогуляться до школы, — сказала Тонкс, по-прежнему без улыбки. Пока Гарри надевал плащ, она взмахнула волшебной палочкой; огромное серебристое четвероногое существо вырвалось из неё и умчалось в темноту.
— Это что, Покровитель? — спросил Гарри, который как-то видел, как Дамблдор отправлял так сообщения.
— Да, я послала в замок, что ты со мной, иначе они будут волноваться. Давай пошли, нам лучше не мешкать.
Они направились к дороге, ведущей в школу.
— Как вы меня нашли?
— Я заметила, что ты не покинул поезд, и я знала, что у тебя есть этот плащ. Я подумала, что ты мог по какой-то причине спрятаться. А когда я увидела, что шторки в этом купе задёрнуты, то подумала — стоит его проверить.
— Но что вы вообще здесь делаете? — спросил Гарри.
— На данный момент сижу в Хогсмиде, обеспечиваю школе дополнительную защиту, — сказала Тонкс.
— Здесь только вы, или…?
— Нет, Праудфут, Саваж и Долиш тоже здесь.
— Долиш, это тот самый аурор, которого Дамблдор вырубил в прошлом году?
— Тот самый.
Они осторожно шли по тёмной пустой дороге, держась свежих следов, оставленных колёсами карет. Гарри исподтишка, сквозь плащ, смотрел на Тонкс. В прошлом году она всех обо всём расспрашивала (порой даже малость надоедала), легко смеялась, шутила. Сейчас она казалась старше, намного серьёзней и целеустремлённей. Что это всё — последствия того, что произошло в министерстве? Он неловко размышлял о том, что Эрмиона предложила бы ему сказать что-нибудь утешительное насчёт Сириуса, что-нибудь вроде, что это совершенно не её вина, но сделать это он не чувствовал сил. Он был далёк от того, чтобы винить её в смерти Сириуса, она была виновата в ней не больше других (и намного меньше, чем он сам), но он не хотел говорить о Сириусе, если мог этого избежать. И они молча брели сквозь холодную ночь, и длинная мантия Тонкс шелестела, волочась по земле…
Всегда проделывая этот путь в карете, Гарри никогда раньше не думал о том, как далеко от станции Хогсмид до Хогвартса. С огромным облегчением он в конце концов увидел высокие колонны по сторонам ворот, каждая увенчана крылатым вепрем. Ему было холодно, он был голоден и очень хотел оставить новую, мрачную, Тонкс позади. Но когда Гарри протянул руку и толкнул ворота, он нашёл их запертыми на цепь.
— Алохомора! — уверенно произнёс он, указывая волшебной палочкой на замок, но ничего не произошло.
— Это здесь не работает, — сказала Тонкс. — Дамблдор сам их заколдовал.
Гарри огляделся.
— Я могу перелезть через стену, — предложил он.
— Нет, не сможешь, — без выражения сказала Тонкс. — На них Противопроникающие чары. За лето безопасность раз в сто закрутили.
— Что ж, — сказал Гарри, начиная раздражаться от её нежелания помочь. — Тогда мне, значит, остаётся устроиться спать прямо здесь, и ждать утра.
— Кто-то идёт за тобой, — сказала Тонкс. — Смотри.
Вдалеке под стеной замка качался фонарь. Гарри был так рад его увидеть, что почувствовал себя способным вынести даже хриплые нотации Филча, с его жалобами на ученическую расхлябанность и разглагольствованиями насчёт того, как тиски на пальчики способствуют прилежанию. Его радость длилась, пока жёлтый свет не приблизился к ним на десять футов, и Гарри не снял плащ, чтобы его можно было увидеть, и с приступом чистого отвращения не узнал длинный крючковатый носа и длинные, чёрные, сальные волосы Северуса Снэйпа.
— Так, так, так, — усмехнулся Снэйп, доставая волшебную палочку и постукивая по замку, отчего цепь расстегнулась и свернулась, как змея, и ворота со скрипом открылись. — Как мило с вашей стороны, Поттер, что вы вернулись, хотя вы, верно, решили, что ношение школьной формы умаляет вашу привлекательность.
— Я не мог переодеться, у меня нет моего…, - начал было, Гарри, но Снэйп перебил его.
— Нет нужды ждать, Нимфадора, Поттер находится… хм… в безопасности в моих руках.
— Я думала, сообщение получит Хагрид, — хмуро сказала Тонкс.
— Хагрид опоздал на праздование начала учебного года, прямо как Поттер, поэтому сообщение получил я, — сказал Снэйп, отходя, чтобы Гарри мог пройти. — Кстати, мне было любопытно поглядеть на твоего нового Покровителя.
Он с громким лязгом закрыл ворота перед её носом, опять постучал по цепям своей палочкой, и они, гремя, скользнули на своё место.
— Я думаю, тебе следовало бы оставить старого, — сказал Снэйп, с нескрываемой злобой в голосе. — Новый выглядит хиловатым.
И поскольку Снэйп как раз качнул фонарём, Гарри мельком увидел лицо Тонкс, потрясенное и злое. И тут же оно опять скрылось во тьме.
— Спокойной ночи, — сказал ей Гарри через плечо, направляясь со Снэйпом к школе. — Спасибо за… всё.
— До скорого, Гарри.
Снэйп хранил молчание минуту, или около того. Гарри казалось, будто его тело излучает волны ненависти, такие мощные, что было странным, как Снэйп не чувствует их жара. Гарри ненавидел Снэйпа с первой встречи, но своим отношением к Сириусу Снэйп навсегда и бесповоротно поставил себя за грань прощения. Что бы ни говорил Дамблдор, у Гарри летом было время подумать, и он пришёл к выводу, что ехидные замечания Снэйпа в адрес Сириуса о том, как тот отсиживается в безопасности, пока члены Ордена Феникса сражаются с Волдемортом, наверно были не последней причиной того, что Сириус помчался в Министерство в ту ночь, навстречу смерти. Гарри цеплялся за эту убеждённость, потому что она позволяла ему обвинять Снэйпа, казавшегося ему удовлетворённым случившимся, и ещё потому, что если кто и не жалел о смерти Сириуса, так это человек, шагавший сейчас в темноте рядом с Гарри.
— Полагаю, разумно снять полсотни баллов с Гриффиндора за опоздание, — сказал Снэйп. — И, дай-ка подумаю, ещё двадцать за твой маггловский наряд. Чтоб ты знал, я не помню, чтобы какой-нибудь колледж так плохо начинал семестр. Даже пудинг ещё не начали есть. Не иначе, ты поставил рекорд, Поттер.
Неистовство и ненависть бурлили внутри Гарри, он чувствовал, что дошёл до белого каления, но он бы предпочёл, заколдованный в неподвижность, ехать в Лондон, чем рассказать Снэйпу, почему он опоздал.
— Я полагаю, ты рассчитывал на эффектное появление, так ведь? — продолжил Снэйп. — И раз летающей машины под рукой нет, ты рассудил, что вломиться в Большой Зал прямо в середине церемонии — тоже драматично и эффектно?
Гарри по- прежнему молчал, хотя его грудь — как ему казалось — вот-вот взорвётся. Он знал, что Снэйп пришёл за ним именно ради этого, ради нескольких минут, когда он мог высмеивать и мучать Гарри, и никто этого не слышал.
Наконец они дошли до ступеней замка, и величественные дубовые двери распахнулись, пропуская их в обширный, увешанный флагами вестибюль. Его оглашали взрывы смеха, болтовня, звон тарелок и стаканов, разносившиеся из открытых дверей в Большой Зал. Гарри подумал, не удастся ли надеть плащ-невидимку, и добраться до своего места за гриффиндорским столом (который, к сожалению, стоял дальше всех от входа) незамеченным. Однако, словно прочитав его мысли, Снэйп сказал:
— Никаких плащей. Ты можешь войти, чтобы все тебя видели; я уверен, ты именно этого и хочешь.
Гарри решительно шагнул через открытые двери: всё, что угодно, но прочь от Снэйпа. Большой Зал, с его четырьмя длинными столами колледжей и столом учителей на помосте, был украшен, как обычно, летающими свечами, от которых тарелки внизу блестели и искрились. Гарри всё это казалось мерцающим туманом: он шёл так быстро, что миновал стол Хаффлпаффа, прежде чем ученики только начали на него смотреть; и когда кое-кто встал, чтобы рассмотреть его получше, он уже заметил Рона и Эрмиону, устремился к ним вдоль скамей, и втиснулся между ними.
— Где ты пропал — блин, что ты сделал с лицом? — сказал Рон, таращась на него, как, впрочем, и все ученики по соседству.
— А что с ним не так? — сказал Гарри, хватая ложку и пытаясь рассмотреть в ней своё перекошенное отражение.