— Вот! — торжествующе сказал Гонт, так, словно поставил последнюю точку в споре. — Так чё не пытайтесь говорить с нами, будто мы — грязь на ваших сапогах! Поколения чистокровных, всё волшебники — столько, что тебе и не счесть, уж я не сомневаюсь!
Он плюнул на пол к ногам Огдена. Морфин снова закудахтал. Мероуп, прижавшаяся у окна, с опущенной головой и волосами, упавшими на лицо, молчала.
— Мистер Гонт, — упрямо продолжал Огден, — Боюсь, но ни ваши предки, ни мои к данному делу не относятся. Я здесь — из-за Морфина, Морфина и маггла, к которому он вчера пристал поздно вечером. По нашим данным, — он мельком взглянул на свиток пергамента — Морфин наложил заклятие или совершил иное волшебство, отчего упомянутый маггл покрылся очень болезненными фурункулами.
Морфин захихикал.
— Тихо, парень, — прорычал Гонт на змеином языке, и Морфин замолк.
— А если даже он так и сделал, то чё? — вызывающе сказал Гонт, уже Огдену, — Ты, небось, уже оттёр магглу харю дочиста, и память ему подчистил…
— Речь идёт не об этом, так ведь, мистер Гонт? — сказал Огден. — Налицо неспровоцированное нападение на беззащитного…
— А-а-а, я как тебя увидел, так сразу и понял, чё ты магглолюб, — скривился Гонт и снова плюнул на пол.
— Эта дискуссия бесцельна, — твёрдо продолжил Огден. — По поведению вашего сына очевидно, что он не чувствует никакого раскаяния в своих действиях. — Он снова мельком взглянул на пергамент. — Морфину надлежит явиться на слушание четырнадцатого сентября, чтобы ответить на обвинения по использованию волшебства перед магглом и нанесению вреда и ущерба тому же самому магг-…
Огден прервался. За открытым окном послышались звонкий, дробный стук лошадиных копыт, смех и громкие голоса. Очевидно, дорога в своих извивах подходила близко к перелеску, в котором стоял дом. Гонт застыл, прислушиваясь, с широко раскрытыми глазами. Морфин зашипел и, с хищным выражением, повернул лицо на звук. Мероуп подняла голову. Её лицо — заметил Гарри — было необычайно бледным.
— Боже мой, прямо бельмо на глазу! — прозвенел девичий голос, так ясно слышимый через открытое окно, как будто она стояла рядом с ними в комнате. — Том, твой отец что, не может убрать эту халабуду?
— Это не наше, — ответил голос молодого человека. — На той стороне долины всё наше, но этот дом принадлежит старому бродяге, по имени Гонт, и его детям. Его сын совершенно чокнутый, вы наверняка слышали всякие истории в деревне…
Девушка засмеялась. Звон и стук копыт становились всё громче и громче. Морфин заворочался, выбираясь из кресла. — Сиди на месте, — предостерёг его отец по-змеиному.
— Том, — снова сказал девичий голос, теперь совсем близко; было ясно, что они у самого дома, — Или я ошибаюсь — или кто-то прибил змею к двери?
— Мой бог, вы правы! — сказал мужской голос. — Это как раз его сын, я же сказал вам, что у него голова набекрень. Не смотрите на это, Сесилия, дорогая.
Звон и стук копыт звучали всё тише и тише.
— «Дорогая», — прошептал Морфин на змеином языке, глядя на сестру. — Он её называет «дорогой». Ты ему, значит, не нужна.
Мероуп так побелела, что Гарри был уверен — она вот-вот упадет в обморок.
— Это ты о чём? — резко сказал Гонт, также на змеином языке, переводя взгляд с сына на дочь. — Что ты сказал, Морфин?
— Она любит смотреть на того маггла, — сказал Морфин, с порочным выражением на лице уставившийся на сестру, которая теперь казалась просто в ужасе. — Всегда в саду, когда он мимо проходит, таращится на него из-за изгороди, не так разве? А вчера вечером…
Мероуп отчаянно, умоляюще трясла головой, но Морфин безжалостно продолжал: — Из окна свесилась, ждала, пока он проедет мимо. Что, не так?
— Высунулась из окна, чтобы смотреть на маггла? — тихо спросил Гонт.
Все трое Гонтов, казалось, забыли про Огдена, который изумленно и раздраженно слушал этот взрыв непонятного шипения и свиста.
— Это правда? — в голосе Гонта звучала угроза, когда он подвинулся на шаг или два к испуганной девушке. — Моя дочь, чистокровный потомок Салазара Слитерина — мечтает о гнусном маггле с грязью в жилах?
Мероуп отчаянно трясла головой, вжимаясь в стену, очевидно, она была неспособна говорить.
— Но я проучил его, отец! — кудахтал Морфин. — Я достал его, когда он проходил мимо, и он уже не гляделся таким красавчиком, весь-то в прыщах, правда, Мероуп?
— Мерзкая сквиба! Вшивенькая предательница крови! — заревел Гонт, потеряв контроль над собой, и его руки сомкнулись на горле дочери.
И Гарри, и Огден завопили: — Нет!
Огден поднял палочку и закричал: Релаксио!
Гонта отбросило назад, далеко от дочери; он споткнулся о стул и упал на спину. С гневным рёвом, Морфин вскочил из кресла и побежал на Огдена, размахивая своим кровавым ножом и без разбора стреляя заклинаниями из палочки.
Огден бросился наутёк. Дамблдор показал жестом, что нужно следовать за ним, и Гарри повиновался. Крики Мероуп эхом отзывались в его ушах.
Огден, закрывая руками голову, промчался по тропинке и вырвался на дорогу, где столкнулся с лоснящейся, каштановой масти, лошадью, на которой ехал очень красивый темноволосый молодой человек. И он, и симпатичная девушка, едущая на серой лошади рядом с ним, безудержно расхохотались при виде Огдена, который отпрянул от лошадиного бока и снова ударился в бег, не чуя под собой ног, в развевеющемся сюртуке, в пыли с головы до пят.
— Думаю, хватит, Гарри, — сказал Дамблдор. Он взял Гарри под локоть и потянул к себе. В следующее мгновнение они оба летели через темноту, пока не приземлились прямо на ноги в кабинете Дамблдора, где уже, оказывается, было темно.
— Что сталось с девушкой в доме? — сразу спросил Гарри, пока Дамблдор взмахом палочки зажигал побольше ламп. — Мероуп, или как там её звали?
— О, она это пережила, — сказал Дамблдор, возвращаясь за свой стол и показывая, что Гарри тоже может сесть. — Огден телепортировался в Министерство и через четверть часа вернулся с подкреплением. Морфин и его отец попытались было драться, но их одолели, забрали из дома, и позднее они предстали перед Визенгамотом. Морфина, который уже не раз нападал на магглов, приговорили к трем годам в Азкабане. Дволлодер, напавший с заклятиями на служащих Министерства, это не считая Огдена, получил шесть месяцев.
— Дволлодер? — удивлённо переспросил Гарри.
— Именно, — сказал Дамблдор, одобрительно улыбаясь. — Я рад видеть, что ты всё понимаешь.
— Так этот старик был — ?…
— Дедом Волдеморта, именно так, — сказал Дамблдор. — Дволлодер, его сын Морфин и его дочь Мероуп были последним из Гонтов, очень древней волшебной семьи, известной в истории вспыльчивостью и своеволием, которые передавались из поколения в поколение из-за их обычая заключать браки между кузенами. Нехватка здравомыслия вкупе с любовью к роскоши и великолепию естественно растратили семейное золото за несколько поколений до того, как родился Дволлодер. Ему, как ты заметил, достались нищета, убожество, очень противный характер, фантастическое количество высокомерия и гордости, и несколько семейных реликвий, которыми он дорожил так же, как и его сын, и уж гораздо больше, чем дорожила ими его дочь.
— Так Мероуп, — сказал Гарри, подавшись вперёд на стуле и не отводя глаз от Дамблдора, — Значит, Мероуп была… Ой, получается, что она была… мать Волдеморта?
— Именно так, — сказал Дамблдор. — Кстати, так случилось, что мы также мельком увидели и Волдемортова отца. Интересно, ты его заметил?
— Маггл, на которого напал Морфин? Человек на лошади?
— Очень, очень хорошо, — сияя сказал Дамбледор. — Да, это было Том Ребус Старший, красивый маггл, имевший обыкновение ездить мима дома Гонта, и к кому Мероуп Гонт лелеяла тайную горячую страсть.
— И они что, поженились? — недоверчиво спросил Гарри; ему было не представить пары людей, менее подходящих, чтобы друг в друга влюбиться.
— Похоже, ты забываешь, — сказал Дамблдор, — что Мероуп была колдуньей. Я не думаю, что её волшебные способности могли развернуться, пока она жила под гнётом отца. Но как только Дволлодера и Морфина надёжно заперли в Азкабан, как только она осталась одна и на воле впервые в жизни, тогда, я уверен, она смогла дать полную волю своим способностям и подготовить побег из той отчаянной жизни, которую вела в течение восемнадцати лет.
Разве ты не можешь придумать какого-нибудь средства, которым Мероуп могла бы заставить Тома Ребуса влюбиться в неё, и забыть девушку-маггла?
— Заклятие Подвластия? — предположил Гарри. — Или любовное зелье?
— Очень хорошо. Лично я склонен думать, что это было любовное зелье. Я уверен, что Мероуп это показалось бы более романтичным, и, наверное, было не очень трудно в какой-нибудь жаркий день, когда Ребус ехал один, убедить его выпить воды. Во всяком случае, через пару месяцев после сцены, свидетелями которой мы только что стали, деревня Малый Ганглетон смаковала грандиознейший скандал. Ты только вообрази, какие слухи бродили, когда сын сквайра убежал с Мероуп, дочерью бродяги.
Но потрясение сельских жителей было ничем по сравнению с ударом, пережитым Дволлодером. Он возвратился из Азкабана, ожидая увидеть дочь, покорно ждущую его возвращения, с горячим обедом на столе, а вместо этого нашел добрый дюйм пыли и прощальную записку, где она изложила всё, что сделала.
Насколько я смог выяснить, он больше никогда не упоминал ни её имени, ни того, что у него вообще есть дочь. Потрясение от её бегства, возможно, внесло свой вклад в его раннюю смерть — а может быть, он просто так никогда и не выучился сам себя прокормить. В Азкабане Дволлодер очень ослаб, и не дожил, чтобы увидеть, как Морфин возвращается домой.
— И Мероуп? Она… она умерла, так ведь? Разве Волдеморт не рос в приюте?
— Да, действительно, — сказал Дамблдор. — Что у них было, мы можем только гадать, хотя я не думаю, что вывести случившееся так уж трудно. Видишь ли, Том Ребус вернулся в поместье в Малом Ганглетоне через несколько месяцев после своего свадебного побега, и без жены. Слухи летали по округе, что он будто бы говорил, как его «поймали на крючок» и «связали». Я уверен, он имел в виду, что на него наложили чары, которые позже развеялись, хотя, полагаю я, эти самые слова он не смел использовать, из страха, что его примут за сумасшедшего. Сельчане же из этого вывели, что Мероуп наврала Тому Ребусу, будто беременна от него, и что именно из-за этого он на ней женился.