Гарри отвернулся от Рона, который, было похоже, не скоро освободиться, как раз когда закрывался проход за портретом. Гарри показалось (и на душе у него стало тоскливо), что он увидел исчезающую за портретом копну густых каштановых волос.
Он рванул вперед, увернулся от Ромильды Вэйн, и отпихнул портрет Толстушки. Коридор снаружи казался пустым.
— Эрмиона?
Он нашел её в первом же незапертом классе. Она сидела на учительском столе, одна, если не считать маленьких жёлтых птичек, с чириканьм летающих над её головой, которых она явно только что наколдовала из ничего. Гарри не мог не восхититься чистотой её заклинаний в такой момент.
— О, привет, Гарри, — сказала она срывающимся голосом. — Я так, практиковалась.
— Да… они… э-э… действительно прекрасны… — сказал Гарри.
Гарри понятия не имел, что сказать ей. Он гадал, неужели не могло быть так, что Эрмиона не заметила Рона, что она покинула вечеринку только потому, что там слишком галдели, как вдруг она сказала неестественно высоким голосом, — Рон, кажется, наслаждается праздником.
— Э-э, правда? — спросил Гарри.
— Не притворяйся, что ты не видел его, — сказала Эрмиона. — Ведь он не прятался, не так ли?…
Дверь позади них с грохотом открылась. К ужасу Гарри, в комнату вошёл смеющийся Рон, таща за руку Лаванду.
— Ой, — сказал он, резко затормозив при виде Гарри и Эрмионы.
— Опс! — проговорила Лаванда, и, хихикая, выскочила. Дверь за ней захлопнулась.
Ужасная, мрачная и пронзительная тишина. Эрмиона, не отрываясь, смотрела на Рона, который отказывался смотреть на неё, но сказал со странной смесью бравады и неловкости, — Привет, Гарри! Я удивился, куда это ты пошёл!
Эрмиона соскользнула со стола. Стайка золотых птичек продолжала выписывать круги над её головой, делая её похожей на странную пернатую модель солнечной системы.
— Ты не должен заставлять Лаванду ждать тебя снаружи, — тихо сказала она. — Она будет гадать, куда ты пропал.
Она медленно пошла прямо к двери. Гарри посмотрел на Рона, явно чувствовавшего облегчение от того, что не случилось чего похуже.
— Оппугно! — раздался пронзительный вопль от дверей.
Гарри развернулся, как подброшенный, и увидел Эрмиону, с диким выражением лица, наставившую палочку на Рона. Птичья стайка ринулась к Рону, как град больших золотых пуль; Рон взвыл и закрыл лицо руками, но птицы налетали, клевали и царапали каждый открытый кусочек кожи.
— Да-забери-ты-их-прочь! — завопил Рон, но, с мстительной яростью в глазах, Эрмиона рывком распахнула дверь и исчезла за ней. Гарри показалась, что он услышал всхлип, прежде чем дверь захлопнулась.
Глава пятнадцатая Нерушимая Клятва
За заледенелыми окнами опять кружил снег; быстро приближалось Рождество. Хагрид уже самолично установил двенадцать ёлок в Большом зале; гирлянды из падуба и мишуры оплели перила лестниц; у доспехов в коридорах изнутри шлемов мерцали негаснущие свечи, а в коридорах были развешаны большие пучки омелы. Девочки взяли за правило целыми толпами вставать под омелу всякий раз, когда Гарри проходил мимо, что вызывало заторы в коридорах; к счастью, благодаря частым ночным вылазкам Гарри приобрёл необычайную осведомлённость о секретных проходах в замке, и мог без особого труда находить свободную от омелы дорогу к классам.
Рон, который раньше нашёл бы в таких вынужденных манёврах Гарри повод для ревности, теперь просто смеялся над всем этим до слёз. Хотя такой, смеющийся и острящий, Рон нравился Гарри много больше, чем прежний, злой и мрачный, каким он был последний месяц, за обновление Рона пришлось заплатить немалую цену. Во-первых, Гарри должен был терпеть частое присутствие Лаванды Браун, которая, похоже, расценивала каждое мгновение, когда она не целовалась с Роном, как бездарно потраченное впустую. Во-вторых, Гарри опять оказался лучшим другом двух человек, которые, казалось, вряд ли будут когда-нибудь друг с другом разговаривать.
Рон, на кистях рук и запястьях которого ещё не сошли царапины от нападения Эрмиониных птиц, говорил о ней только обиженным тоном, и словно защищаясь.
— Ей-то чего жаловаться, — твердил он Гарри. — Она целовалась с Крумом. Она узнала, что кто-то хочет и меня поцеловать. Мы всё-таки живём в свободной стране. Я не сделал ничего плохого.
Гарри не ответил, притворяясь, что погружён в книгу, которую они, как предполагалось, должны были прочитать перед завтрашним уроком по Чарам («Квинтэссенция: Поиски»). Решив оставаться другом и Рону, и Эрмионе, он теперь львиную долю времени держал рот на замке.
— Я никогда и ничего не обещал Эрмионе, — бормотал Рон. — То есть, я собирался идти с ней на рождественскую вечеринку к Слизхорну, но она же никогда не говорила… просто как друзья… Я — независимый человек…
Гарри перевернул страницу «Квинтэссенции», понимая, что Рон за ним наблюдает. Рон всё бормотал, его голос едва слышался за громким треском огня в камине, хотя Гарри показалось, что он поймал слова «Крум» и «чего ей жаловаться» ещё раз.
Расписание Эрмионы был таким плотным, что у Гарри получалось нормально поговорить с ней только по вечерам, когда Рон, во всяком случае, так тесно пристраивался к Лаванде, что не замечал, что делает Гарри. Эрмиона отказывалась сидеть в гостиной, пока там был Рон, и Гарри обычно встречался с ней в библиотеке, откуда следовало, что беседовать им проходилось шёпотом.
— Он в полном праве целоваться с кем хочет, — сказала Эрмиона, пока библиотекарь, мадам Пинс, проверяла книжные полки позади них. — Мне до этого совершенно нет дела.
Она поставила своим пером точку над «и» так свирепо, что проколола дырку в пергаменте. Гарри не сказал ничего. Ему уже казалось, что его голос может скоро вообще исчезнуть, от неупотребления. Он нагнулся пониже над «Углублённым приготовлением зелий» и продолжил делать выписки о Вечнодействующих Эликсирах, иногда останавливаясь, чтобы разобрать полезные Принцевы дополнения к тексту Либатиуса Бораджа.
— Кстати, — сказала Эрмиона, после некоторого молчания, — Тебе следует быть осторожным.
— Давай больше не будем, — сказал Гарри голосом, немного хриплым после сорока пяти минут молчания, — Я не отдам эту книгу. Я от Принца-полукровки узнал больше, чем давали мне Снэйп или Слизхорн…
— Я не об этом твоём глупом так называемом принце, — Эрмиона бросила на книгу злой взгляд, словно та ей нахамила. — Я о том, что недавно слышала. Я заходила в туалет, перед тем, как пришла сюда, и там было с дюжину девиц, включая это Ромильду Вэйн, изобретавших, как бы подлить тебе любовного зелья. Они все надеются, что заставят тебя взять их на вечеринку к Слизхорну, и все они, похоже, накупили зелий у Фреда и Джорджа. А ихние зелья, между прочим, работают…
— Почему ты тогда их не конфисковала? — спросил Гарри, которому показалось необычным, что мания Эрмионы к соблюдению правил покинула её в такой критической ситуации.
— А они зелья с собой в туалет не взяли, — с презрением сказала Эрмиона — Они только обсуждали тактику. И поскольку я сомневаюсь, что Принцу-полукровке, — она одарила книгу ещё одним презрительным взглядом, — могло присниться противоядие от дюжины различных любовных зелий за раз, то я бы на твоём месте скорей пригласила кого-нибудь на вечеринку; тогда остальные перестанут надеяться, что им светит. Вечеринка завтра, они с отчаяния на всё готовы.
— Да никого я приглашать не хочу, — пробормотал Гарри, который по-прежнему старался думать о Джинни не больше, чем было необходимо, хотя она продолжала пробираться в его мечты такими тропинками, что Гарри искренне благодарил судьбу за неуменее Рона владеть Легалименцией.
— Ладно, тогда гляди, что ты пьешь, потому что Ромильда Вэйн, похоже, не шутила… — мрачно сказала Эрмиона, пододвинула длинный рулон пергамента, на котором писала задание по Арифмантике, и заскрипела пером. Гарри смотрел на неё, его мысли были где-то далеко-далеко.
— Постой, — проговорил он медленно. — Я думал, Филч запретил на круг всё, купленное в Волшебных Выкрутасах Висли.
— А когда кто-нибудь обращал внимание на Филчевы запреты? — спросила Эрмиона, не отрываясь от свого эссе.
— Но я думал, что совы обыскиваються. Как же эти девчонки умудрились пронести в школу любовное зелье?
— Фред и Джордж посылают им его замаскированным под духи и микстуру от кашля, — сказала Эрмиона. — Это входит в их услуги по рассылке.
— А ты много об этом знаешь.
Эрмиона одарила Гарри взглядом, который недавно испытало на себе его «Углублённое приготовление зелий».
— Это всё было на задней стороне бутылок, которые они летом показывали Джинни и мне, — сказала она холодно, — Я не подмешиваю зелья в чужие напитки… или притворяюсь, что подмешиваю — а это не лучше…
— Да, ну, в общем, не бери в голову, — быстро сказал Гарри. — Суть в том, что Филч обманут, так ведь? Девочки получают заказы, замаскированные под что-то другое! Тогда почему не мог Малфой принести в школу ожерелье…
— О, Гарри… только не надо опять…
— Постой, почему не надо?
— Пойми, — вздохнула Эрмиона, — Датчики Тайны обнаруживают проклятья, сглазы, маскирующие заклятия, так ведь? Их используют, чтобы найти тёмное волшебство и всякое там, что нужно для тёмной магии. Мощное проклятие, как в том ожерелье, они бы нашли в секунду. Но что-то, просто засунутое не в ту бутылку… к тому же, любовное зелье не тёмная магия и не яд…
— Легко тебе говорить, — пробормотал Гарри, подумав о Ромильде Вэйн.
— …так что отличить эту штуку от микстуры от кашля — задачка не для Филча, он не такой уж хороший волшебник, я сомневаюсь, что он вообще отличит одно зелье от другого…
Эрмиона замолчала на полуслове; Гарри тоже услышал: вдоль тёмных книжных полок сразу за ними кто-то шёл. Мгновение спустя из-за угла появилась, словно стервятник, мадам Пинс, лампа в её руке ровным светом освещала её впалые щёки, пергаментную кожу и длинный крючковатый нос.
— Библиотека уже закрыта, — сказала она, — проверьте, возвратили ли вы всё, вами взятое —