— Ох, — сказал Гарри, и замолчал. С уроками телепортации, квиддитчем, отравлением Рона, собственным проломанным черепом и намерениями выяснить, чем же занимается Драко Малфой, Гарри напрочь забыл о воспоминании, которое Дамблдор просил его извлечь из профессора Слизхорна. — Ну, я спросил профессора Слизхорна об этом воспоминании, после урока по Зельям, сэр, но… ээ-э… он не захотел мне его дать.
— Понятно, — помолчав, сказал Дамблдор, глядя на Гарри поверх очков-полумесяцев; у Гарри возникло привычное ощущение, будто Дамблдор видит его насквозь, как рентгеном. — И ты считаешь, что приложил все силы для достижения цели, не так ли? Что ты использовал всю свою немалую изобретательность? Что не оставил без проверки ни малейшей тропинки к цели?
— Ну-у, — Гарри остановился, не зная, что сказать дальше. Его единственная попытка завладеть воспоминанием внезапно показалась постыдно несерьёзной. — Ну-у… в тот день, когда Рон по ошибке хватил любовного зелья, я отвел его к профессору Слизхорну. Я думал, может быть, если я застану профессора в хорошем настроении, то…
— И это сработало? — спросил Дамблдор
— Вообще-то нет, сэр. Но это потому, что Рон отравился…
— Что, естественно, заставило тебя напрочь забыть попытки достать воспоминание; я и не стал бы ожидать от тебя ничего другого, когда твой лучший друг в опасности. Но когда стало ясно, что мистер Висли на пути к полному выздоровлению, я, вообще-то, полагал, ты все же вернешься к моему заданию. Я считал, что достаточно изъяснил тебе всю важность этого воспоминания. Действительно, я сделал всё, объясняя тебе, что это ключевое воспоминание, и без него мы просто будем тратить время впустую.
Горячее, колющее и липкое чувство стыда растеклось по Гарри — от макушки до пяток. Дамблдор не повысил голос, он даже не казался сердитым; но Гарри предпочел бы, чтоб директор орал — это холодное разочарование было хуже всего.
— Сэр, — заговорил он, почти в панике — это не значит, что я это забыл… или ещё что… Просто, я хотел сказать, были другие… другие…
— Другие мысли в твоей голове, — закончил за него предложение Дамблдор. — Вижу.
В комнате снова повисла тишина, самая неприятная тишина, которую Гарри когда-либо доводилось испытывать, общаясь с Дамблдором; тишина тянулась и тянулась, размеченная лишь тихим хрюкающим храпом портрета Армандо Диппета, висевшего над головой Дамблдора. Гарри чувствовал себя очень странно, как будто он стал меньше, сжался. Когда этого было уже не вынести, Гарри заговорил:
— Профессор Дамблдор, мне, правда, очень жаль. Мне надо было больше стараться… Я должен был понять, что вы не просили бы меня, если бы это не было действительно важно.
— Хорошо, что ты сказал это, Гарри, — спокойно произнес Дамблдор. — Я могу надеяться, что теперь ты будешь считать эту задачу важнейшей? Если мы не получим это воспоминание, после сегодняшнего занятия встречаться нам будет незачем.
— Я сделаю, сэр, я из него вытащу, — искренне сказал Гарри.
— Тогда мы больше не будем об этом, — сказал Дамблдор более ласково, — а продолжим с нашей историей. Ты помнишь, где мы остановились?
— Да, сэр, — поспешно отозвался Гарри. — Волдеморт убил своего отца, и деда с бабкой, и сделал так, что всё выглядело, будто убивал его дядя Морфин. Потом он вернулся в Хогвартс и спросил… спросил профессора Слизхорна о Разделах Сути. — Бормоча это, Гарри покраснел.
— Очень хорошо. Теперь же, я надеюсь, ты помнишь, как в самом начале наших встреч я предупреждал, что нам предстоит заглянуть туда, где царствуют догадка и предположение.
— Да, сэр.
— До настоящего момента (я надеюсь, ты согласен) я показывал тебе достаточно достоверные основания для моих рассуждений о том, что делал Волдеморт до своих семнадцати лет.
Гарри кивнул.
— Но сейчас, Гарри, сейчас всё станет тёмным и запутанным. Потому что, если было трудно найти какие-либо свидетельства о мальчике Ребусе, то найти кого-либо, готового вспоминать о возмужавшем Волдеморте, почти невозможно. На деле, я сомневаюсь, что есть хоть одна живая душа, кроме его собственной, что могла бы дать нам полный отчёт о его жизни после Хогвартса. Правда, у меня есть два последних воспоминания, которыми я хочу с тобой поделиться. — Дамблдор указал на маленькие хрустальные бутылочки, поблёскивающие рядом с Думоотводом. — Я буду рад услышать твоё мнение, проверить, насколько оно совпадёт с моими выводами.
Что Дамблдор так высоко ценит его мнение — эта мысль заставила Гарри ещё больше стыдится, как он провалил поиск Слизхорновой памяти, и, пока директор рассматривал на свет первую склянку, он виновато ёрзал на своём стуле.
— Я надеюсь, тебя не утомили погружения в чужие воспоминания, ведь эти два особенно любопытны. Первое принадлежит домашнему эльфу, древней старушке по имени Хоки. Но перед тем, как мы посмотрим свидетельства Хоки, я должен вкратце рассказать тебе, как лорд Волдеморт покинул Хогвартс.
Он завершил седьмой год своей учёбы, как и следовало ожидать, с высшими баллами по всем предметам. Все его сокурсники обсуждали, куда они пойдут работать по окончании Хогвартса. Мало кто сомневался, что Тома Ребуса — префекта, старосту, обладателя награды За Особые Заслуги Перед Школой — ждёт что-то особенное. Я знаю, многие преподаватели, среди них профессор Слизхорн, считали, что ему следует пойти на работу в Министерство магии, предлагали ему помочь, познакомить с полезными людьми. Он отверг все предложения. Скоро мы узнали, что он работает у Борджина и Бёркса.
— В лавке «Борджин и Бёркс»? — ошеломленно переспросил Гарри.
— В лавке «Борджин и Бёркс», — спокойно повторил Дамблдор. — Когда мы попадем в память Хоки, ты, я думаю, поймешь, чем притягивало его это место. Но эта работа не была его первым выбором. Мало кто тогда знал — я был одним из тех немногих, кому доверял тогдашний директор — но Волдеморт ходил к профессору Диппету, спрашивал, может ли он остаться в Хогвартсе, учителем.
— Он хотел остаться здесь? Почему? — ещё больше удивился Гарри.
— Полагаю, у него было несколько причин, хотя ни одну из них он профессору Диппету не высказал, — ответил Дамблдор. — Первая, и очень важная: Волдеморт был, как я полагаю, очень привязан к школе, больше, чем когда-либо к кому-бы то ни было. Хогвартс был тем местом, где он был счастлив; первым и единственным местом, которое он мог назвать домом.
При этих словах Гарри почувствовал себя немного неуютно, ведь он сам относился к Хогвартсу точно так же.
— Во-вторых, замок полон древней магии. Несомненно, Волдеморт познал больше его тайн, чем большинство учеников, но он мог ожидать, что много секретов ещё не раскрыто, много кладов магии не найдено.
И, в- третьих, как учитель он обладал бы большой властью и влиянием на юных волшебников и волшебниц. Возможно, эту идею ему подал профессор Слизхорн — преподаватель, с которым у него были самые лучшие отношения, и который продемонстрировал, какую роль может сыграть влияние учителя. Я ни на миг не могу представить, чтобы Волдеморт всерьёз собирался посвятить Хогвартсу всю свою жизнь; но я думаю, что он рассматривал школу, как хороший вербовочный пункт, как место, где он может начать создавать себе армию.
— Но ведь он не получил эту работу, сэр?
— Да, не получил. Профессор Диппет сказал ему, что в свои восемнадцать лет он слишком молод, но пригласил его обратиться через несколько лет, если у него сохранится желание преподавать.
— А сами вы что тогда думали об этом, сэр? — нерешительно спросил Гарри.
— Тревожно мне было. Я советовал Армандо не брать Тома на работу — не называя причин, которые назвал тебе сейчас, потому что профессор Диппет очень любил Волдеморта и был убеждён в его честности. Но я не хотел, чтобы лорд Волдеморт вернулся в школу, тем более на пост, дающий ему власть.
— А на какую должность он хотел, сэр? Какой предмет он хотел вести? — Впрочем, ответ Гарри уже знал.
— Защиту от Тёмных Искусств. Тогда её вела старая Галатея Весельчак, а она работала в Хогвартсе уже почти пятьдесят лет.
Итак, Волдеморт ушел к Борджину и Бёрксу, и все учителя, кто восхищался им, очень жалели, что такой талантливый молодой волшебник тратит себя на работу в магазине. Однако, Волдеморт был не просто работником. Вежливому, умному и обаятельному, ему вскоре стали поручать особенные дела, такие, какие и бывают только в местах вроде «Борджина и Бёркса». Ты же знаешь, Гарри, они специализируются на вещах с необычными силами и свойствами. Волдеморта посылали к разным волшебникам, убедить их продать через Борджина и Бёркса часть своих сокровищ, и он был, как все отмечали, весьма одарён по этой части.
— Кто бы сомневался, — не удержался Гарри.
— Но хватит об этом, — чуть улыбнулся Дамблдор. — Нам пришло время послушать эльфийку Хоки, что служила очень старой и очень богатой ведьме по имени Хепзиба Смит. — Дамблдор откупорил палочкой склянку, извлек пробку, перелил содержимое в Думоотвод и сказал: — После тебя, Гарри.
Гарри встал и в который уже раз нагнулся над колышащейся серебряной жидкостью в каменной чаше. Его лицо коснулось поверхности, он полетел через тёмную пустоту и приземлился в гостиной, рядом с необычайно толстой старой дамой, в искусно сделанном рыжеволосом парике и искрящихся розовых одеждах, которые окутывали её, делая похожей на тающий торт из мороженого. Она смотрелась в украшенное драгоценными камнями зеркальце, и большой пуховкой румянила свои и без того ярко-красные щёки, в то время как самая крошечная и самая старая домовая эльфийка, какую Гарри когда-либо доводилось видеть, впихивала её полные ноги в тесные атласные тапочки.
— Поторопись, Хоки, — властно сказала Хепзиба Смит. — Он сказал, что придёт в четыре, это всего лишь через пару минут, а он никогда не опаздывает!
Хепзиба Смит убрала пуховку как раз, когда эльфийка закончила свою работу и выпрямилась. Голова эльфийки едва доставала до сидения хозяйкина кресла, а морщинистая кожа висела на костях совсем так же, как обрывок льняной простыни, которую она носила наподобие тоги.