— Гарри Поттера! — проревел Хагрид, проливая из кружки (четырнадцатой по счёту) вино себе на подбородок.
— Да конечно, — закричал Слизхорн, чуть запинаясь, — за Парри Оттера, Избратого мальчика, который… ну… ну что-то в этом роде, — пробормотал он и осушил свою кружку
Немного погодя Хагрид опять прослезился, и всучил Слизхорну целый единорожий хвост, который тот спрятал его в карман с криками: — За дружбу! За щедрость! За десять галлеонов за волосину!
А потом Хагрид и Слизхорн сидели рядышком, обнявшись, и тянули грустную песню про умирающего волшебника по имени Одо.
— Ах, хорошие умирают молодыми, — бормотал Хагрид, наваливаясь на стол, с глазами, смотрящими малость в разные стороны, пока Слизхорн выводил припев. — Мой папа не старый был… и твои мама с папой, Гарри…
Огромные слёзы опять потекли из уголков закрывающихся глаз Хагрида, он схватил руку Гарри и потряс её.
— Лучшь… ведь…шебник и в…шебница в таких годах… кто срв…ниться… это ужасно… ужасно…
А Слизхорн всё выводил:
— А Одо героя домой отнесли,
Где жил он мальчишкой, туда.
В колпаке наизнанку,
Со сломанной палочкой,
Он ушёл… вот такая беда.
— …ужасно, — пробормотал Хагрид, его большая нечёсанная голова упала на руки, и он уснул с громким храпом.
— Извини, — икнул Слизхорн, — не могу м-мелодию выд-держать, хучь убей.
— Это Хагрид не о твоём пении говорил, — спокойно объяснил ему Гарри. — Он говорил про смерть моих папы и мамы.
— А, — сказал Слизхорн, подавляя отрыжку. — О, мой дорогой, это было так… так ужасно в самом деле. Ужасно… ужасно…
Похоже, он забыл, что хотел сказать, и вместо этого опять наполнил их кружки.
— Я… я ж не думаю, что ты это помнишь, Гарри? — боязливо спросил он
— Нет… ну, мне было всего один год, когда они умерли, — сказал Гарри; он не отводил взгляда от пламени свечки, колебавшегося из-за храпа Хагрида. — Но с тех пор я много узнал о том, что тогда случилось. Мой папа умер первым. Вы знали это?
— Я… я не знал, — тихо ответил Слизхорн.
— Ага… Волдеморт убил его, а потом переступил через его тело, чтобы подойти к моей маме, — сказал Гарри.
Слизхорна пробрало дрожью, но он, казалось, не мог отвести своего испуганного взгляда от лица Гарри.
— Он сказал ей убираться, — безжалостно продолжал Гарри. — Он сказал мне, что она могла и не умирать. Он хотел только меня. Она могла убежать.
— О господи, — вдохнул Слизхорн. — Она могла… ей не нужно было… ужас какой…
— Да, так ведь? — Гарри почти шептал. — Но она не двинулась. Папа был уже мёртвый, но она не хотела, чтобы меня тоже убили. Она умоляла Волдеморта… но он только смеялся…
— Хватит! — внезапно сказал Слизхорн, поднимая трясущуюся руку. — Хватит, мой дорогой мальчик, достаточно… Я уже старик… Мне не надо этого слышать… Я не хочу слышать…
— Я забыл, — соврал Гарри, Феликс Фелицис наставлял его. — Вам же она нравилась, правда?
— Нравилась? — глаза Слизхорна опять заблестели от слёз. — Я не представляю, чтобы она кому-то могла не понравится… Такая смелая… Такая забавная… Это такой ужас…
— Но вы не хотите помочь её сыну, — сказал Гарри. — Она отдала мне свою жизнь, а вы не хотите дать мне свою память.
Храпы Хагрида заполнили всю хижину. Гарри смотрел прямо в полные слёз глаза Слизхорна. Учитель по Зельям, казалось, не имел сил отвести взгляд.
— Не говори так, — прошептал он. — Не тот вопрос… Если бы я мог тебе помочь, конечно… Но чему это может послужить…
— Может, — чётко сказал Гарри. — Дамблдору нужно знать. Мне нужно знать.
Он знал, что ничем не рискует. Феликс подсказывал ему, что Слизхорн на следующее утро ничего не вспомнит. Смотря Слизхорну прямо в глаза, Гарри чуть подался вперёд:
— Я — Избранный. Мне суждено его убить. Мне нужна ваша память.
Слизхорн стал белее белого, его лоб заблестел от пота.
— Ты в самом деле Избранный?…
— Именно так, — спокойно сказал Гарри.
— Но тогда… мой дорогой мальчик… ты просишь меня о таком… ты же просишь меня помочь тебе его уничтожить…
— Вы не хотите избавиться от мага, который убил Лили Эванс?
— Гарри, Гарри, конечно, я хочу, но…
— Но вы боитесь, он узнает, что вы помогли мне?
Слизхорн не ответил; было видно, как он напуган.
— Будьте смелым, как моя мама, профессор…
Слизхорн поднял пухлую руку и прижал трясущиеся пальцы ко рту; какое-то мгновение он походил на огромного роста младенца.
— Этим нельзя горд… Мне стыдно от того…, - прошептал он сквозь пальцы, — от того, что покажет это воспоминание… Мне кажется, я в тот день наделал столько беды…
— Вы всё это перечеркнёте, дав мне ваше воспоминание, — сказал Гарри. — Это будет очень смелый и благородный поступок.
Хагрид зашевелился было, и продолжал храпеть. Слизхорн и Гарри смотрели друг на друга поверх оплывающей свечи. Долгая, долгая тишина, но Феликс Фелицис подсказывал Гарри не нарушать её, подождать. Затем, очень медленно, Слизхорн сунул руку в карман и вытянул волшебную палочку. Другой рукой он полез за пазуху и вынул маленькую пустую бутылочку. Продолжая смотреть в глаза Гарри, Слизхорн коснулся концом палочки своего виска, отвел палочку, и потянулась длинная серебряная нитка воспоминания, словно приклеенная к её концу. Она тянулась и тянулась, пока не оборвалась и не повисла, качающаяся, блестящая, на конце палочки. Слизхорн опостил её в бутылочку, где она сперва свернулась клубком, а потом разбухла, заполняя бутылочку, словно газ. Слизхорн дрожащей рукой вставил пробку и передал бутылочку через стол Гарри
— Большое спасибо, профессор.
— Ты славный мальчик, — по жирным щекам Слизхорна сбегали слезы, теряясь в моржовых усах. — И у тебя её глаза… Только не думай обо мне очень плохо, когда всё это увидишь…
И, как Хагрид, он опустил голову на руки, глубоко вздохнул, и заснул.
Глава двадцать третья Разделение Сути
В озвращаясь в замок, Гарри почувствовал, что Феликс Фелицис кончает работать. Парадный вход всё ещё оставался незапертым, но на третьем этаже навстречу попался Пивз, и Гарри еле-еле ушёл незамеченным, успев нырнуть в один из своих секретных проходов. Так что, когда он подошёл к портрету Дамы-Толстушки и снял плащ-невидимку, его совсем не удивило, что Толстушка настроена совсем не дружелюбно.
— Как ты думаешь, который сейчас час?
— Извините меня, мне надо было выйти по важному делу…
— Ну а в полночь изменился пароль, так что изволь ночевать в коридоре, понятно?
— Вы шутите! — воскликнул Гарри. — С чего его в полночь-то изменили?
— А потому что это всегда так бывает, — ответила Толстая Леди. — Если ты злишься, пойди поругайся с директором, охранные меры именно он устанавливает.
— Классно, — с горечью произнес Гарри, оглядывая жёсткий каменный пол. — Просто великолепно. Да, я бы пошел и поговорил с Дамблдором, будь он тут. Это ж он хотел, чтобы я…
— Он здесь, — сказал кто-то за спиной Гарри. — Профессор Дамблдор вернулся в школу час назад.
Почти Безголовый Ник плыл по воздуху к Гарри, его голова, как всегда, покачивалась на воротнике.
— Я узнал это от Кровавого Барона, он видел, как тот приехал, — сказал Ник. — Он появился, как сказал Барон, в хорошем настроении, хотя, конечно, и устал немного.
— А где он? — сердце Гарри подскочило
— А, стонет и лязгает цепями на Астрономической башне, это его любимое времяпровождение…
— Да не Кровавый Барон, а Дамблдор!
— А он в своем кабинете, — сказал Ник. — Из того, что я услышал от Барона, я полагаю, что у него срочные дела…
— Ага, точно, — в груди Гарри пылало возбуждение; он уже предвкушал, как расскажет Дамблдору, что раздобыл-таки воспоминание. Гарри развернулся на месте и рванул прочь, не обращая внимания на крики Толстушки:
— Вернись! Ну ладно, я наврала! Я просто завелась, что ты меня разбудил! Пароль старый — «червяк»!
Но Гарри уже нёсся по коридорам, и скоро уже говорил «ирисовые эклеры» Дамблдоровой горгулье; та сразу же отъехала в сторону, разрешая Гарри войти на спиральную лестницу.
— Войдите, — сказал Дамблдор, когда Гарри постучал. Голос показался Гарри очень усталым. Гарри открыл дверь. Кабинет Дамблдора выглядел как всегда, лишь небо за окнами было тёмным и звездным.
— Вот не ожидал, Гарри, — удивился Дамблдор. — Чем же я обязан такому позднему визиту?
— Сэр — я достал её. Я добыл память Слизхорна.
Гарри вынул маленькую стеклянную бутылочку и показал Дамблдору. Секунду или две директор озадаченно смотрел на неё, потом его лицо озарилось широкой улыбкой.
— Гарри, это прекрасная новость! Действительно, хорошее дело! Я знал, что ты справишься!
Забыв думать о позднем часе, он торопливо обогнул стол, взял здоровой рукой бутылочку с памятью Слизхорна, и пошёл к шкафу, где хранил Думоотвод.
— И сейчас, — Дамблдор поставил каменную чашу на стол и вылил в неё содержимое бутылочки, — и сейчас, наконец, мы увидим. Гарри, скорее…
Гарри послушно наклонился над Думоотводом, почувствовал, как его ноги отрываются от пола… И снова падение сквозь темноту, и приземление в старом кабинете Хораса Слизхорна. Перед ним — Слизхорн, моложе нынешнего, с густыми, блестящими соломенными волосами и светло-рыжими усами, сидит в уютном развалистом кресле, пристроив ноги на бархатную скамеечку, держа в одной руке бокальчик вина, а другой роясь в коробке с морожеными ананасами. Вокруг — полдюжины мальчиков-подростков, среди них Том Ребус, золотое с чёрным кольцо Дволлодера блестит у него на пальце.
Дамблдор приземлился рядом с Гарри, как раз, когда Ребус спросил: — Сэр, а правда что Профессор Весельчак увольняется?
— Том, Том, даже если бы я и знал, я не мог бы тебе сказать, — сказал Слизхорн, укоризненно покачивая пальцем, хотя в то же время слегка подмигивая. — Мне бы следовало спросить, откуда ты черпаешь свою информацию, мальчик, что знает больше, чем половина учителей?