Ребус улыбнулся, остальные мальчики засмеялись, глядя на него с восхищением.
— И насчёт твоей удивительной способности знать вещи, которые не следует, и аккуратненького подлизывания к людям с положением… кстати, спасибо за ананасы, ты совершенно прав, это мое любимое… — Несколько мальчиков опять захихикали — …Я, между нами, думаю, что лет за двадцать ты дорастёшь до Министра магии. За пятнадцать, если будешь продолжать присылать мне ананасы, у меня прекрасные связи в Министерстве.
Том Ребус только улыбнулся, когда все прочие опять рассмеялись. Гарри отметил, что хотя он точно не был среди присутствующих старшим, все смотрели на него, как на вожака.
— Я не уверен, сэр, что политика — это для меня, — сказал он, когда смех прекратился. — Хотя бы — у меня нет подходящих родителей…
Несколько мальчиков рядом с ним ухмыльнулись друг другу. Гарри был уверен, что они наслаждались этой, понятной им, шуткой, наверняка зная или подозревая о знаменитом предке своего вожака.
— Чепуха, — оживился Слизхорн. — Яснее ясного, что ты происходишь из отличного магического рода, с такими-то способностями. Нет, ты далеко пойдешь, Том. Я насчёт своих студентов ещё никогда не ошибался.
Маленькие золотые часы на столе позади Слизхорна пробили одиннадцать часов, и он обернулся.
— Ух ты, неужели столько времени? — спросил Слизхорн. — Вам бы лучше расходиться, мальчики, а то у нас у всех будут проблемы. Лестранг, жду завтра ваше эссе, а то — наказание. Это и к тебе относится, Эйвери.
Мальчики один за другим потянулись к выходу. Слизхорн тяжело поднялся из кресла и понёс свой пустой стакан на стол. Движение сзади заставило его оглянуться: Волдеморт по-прежнему оставался в комнате.
— Смотри, Том, ты же не хочешь, чтобы тебя застукали в такой час не в постели, а ты ведь префект…
— Сэр, я хотел спросить у вас кое-что.
— Спрашивай, мой мальчик, спрашивай
— Сэр, я хотел спросить вас, что вы знаете про… про Раздел Сути?
Слизхорн ошеломлённо уставился на него, бессознательно вертя в своих толстых пальцах бокал.
— Это тебе для Защиты от Тёмных Искусств, да?
Но Гарри мог ручаться: Слизхорн прекрасно знает, что это не школьная работа.
— Не совсем, сэр, — сказал Ребус. — Я наткнулся на этот термин, когда читал какую-то книгу, и не совсем его понял.
— Не… ну… с тебя, знаешь, семь потов сойдёт, пока ты найдёшь в Хогвартсе книгу, которая расскажет тебе что-нибудь про Разделение Сути. Это очень Тёмная материя, Том, очень, очень тёмная, — сказал Слизхорн
— Но вы же, конечно, всё про это знаете, сэр? Я имею в виду, такой маг как вы… извините, может вам нельзя мне рассказывать… Я просто подумал, что если кто и может мне про них рассказать, так это вы… Вот я и решил…
Отличная работа, подумал Гарри, все эти колебания, словно нечаянные вопросы, тонкая лесть — нигде он не переборщил. У него, у Гарри, тоже был большой опыт вытягивания информации у людей, которые не хотели её выдавать, и он не мог не признать мастера в деле. Гарри не сомневался, что Ребусу очень, очень хотелось заполучить эти сведения; возможно, он не одну неделю план разрабатывал…
— Ну, — Слизхорн, не глядя на Ребуса, вертел в пальцах тесёмку от коробки с замороженными ананасами, — ну, от общего представления тебе ведь никакой беды не будет. Просто, чтобы ты понял этот термин. Разделённая Суть — так называют вещь, в которой скрыта часть чьей-то души.
— Я не могу понять, зачем это, сэр, — сказал Ребус
Он четко контролировал тон своего голоса, но Гарри чувствовал его волнение
— Ну, надо, понимаешь, расщепить душу, — сказал Слизхорн, — и спрятать часть её в какой-то объект, вне тела. И тогда, если на твоё тело кто-то напал или даже его уничтожил, ты не можешь умереть, ведь часть твоей души остается на земле, нетронутая. Но, конечно, существовать в таком виде…
Слизхорн поморщился; а Гарри вспомнились слова, которые он слышал почти два года тому назад…
«Моё тело было сорвано с меня, я стал меньше чем дух, слабее самого бессильного привидения… но я был по-прежнему жив.»
— …мало кому захочется, Том, очень мало кому. Смерть, наверное, и то лучше.
Но Ребусу хотелось, очень хотелось, это было очевидно: жадность в лице, нетерпение, которое не скрыть…
— А как расщепляются души?
— Ну, — Слизхорну было отчетливо неуютно, — ты должен понимать, что душе положено оставаться нетронутой и цельной. Расщепить душу — это акт насилия, это противоестественно.
— Так как это можно сделать?
— Сотворив зло — очень большое зло. Надо убить. Убийство разрывает душу. Маг, желающий Разделить Суть, обращает ущерб себе на пользу, он вкладывает отпавшую часть…
— Вкладывает? Но как…?
— Есть такое заклинание, но не спрашивай меня, я не знаю! — Слизхорн замотал головой, как старый слон, которого донимают мухи. — Я что, похож на того, кто это пробовал? Я похож на убийцу?
— Нет, сэр, конечно, нет, — быстро сказал Ребус. — Простите меня… Я не хотел вас обидеть…
— Нет, нет, конечно, я не обиделся, — грубовато произнёс Слизхорн. — Некоторое любопытство к таким вещам — оно естественно… Волшебники определенного калибра всегда интересовались такими сторонами магии…
— Да, сэр, — сказал Ребус. — Но я всё ещё не понимаю… ну, просто из-за любопытства… Я хочу сказать, надёжно ли это — Разделить Суть единожды? Или душа только один раз расщепляется? Не будет ли надёжнее, сильнее, разбить душу на много частей? Семь, к примеру, самое сильное магическое число, и не будет ли расщепление на семь…?
— Борода Мерлина, Том! — взвыл Слизхорн. — На семь! И об одном убийстве жутко даже и подумать! И вообще… раздвоить душу — уже нехорошо… но разодрать её на семь частей…
Слизхорн, похоже, даже испугался: он так смотрел на Ребуса, словно никогда раньше близко его не видел, и Гарри был готов поручиться, что он уже сожалел о том, что вообще начал этот разговор.
— Конечно, — пробормотал он, — гипотетически, а мы про это и говорим, почему бы и нет? Чисто академически…
— Да, сэр, конечно, — быстро сказал Ребус.
— Но всё равно, Том… молчи об этом, о том, что я тебе сказал… вообще о нашем разговоре. Многим не понравится, что мы тут болтаем про Разделённую Суть. В Хогвартсе о таком не говорят… Дамблдор к этому вообще свиреп…
— Я ни слова не скажу, сэр, — сказал Ребус и ушёл, но не раньше, чем Гарри успел увидеть выражение его лица — выражение того самого бешеного счастья, как когда Том впервые узнал, что он волшебник, такого счастья, от которого его красивое лицо не расцвело, а стало как-то менее человеческим…
— Спасибо, Гарри, — тихо сказал Дамблдор. — Пора уходить…
Когда Гарри опять приземлился на пол кабинета, Дамблдор уже сидел за столом. Гарри тоже присел и начал ждать, когда заговорит Дамблдор.
— Я очень долго ждал этого свидетельства, — сказал наконец Дамблдор. — Это подтверждает теорию, над которой я давно работаю, говорит мне, что я прав, и ещё о том, как много осталось сделать…
Гарри внезапно заметил, что все до одного прежние директора и директрисы в портретах по стенам проснулись и слушают их разговор. Тучный красноносый маг даже достал слуховой рожок.
— Итак, Гарри, — продолжал Дамблдор, — я уверен, ты понял значение того, что мы только что услышали. В том же возрасте, в каком сейчас и ты, плюс-минус несколько месяцев, Том Ребус делал всё, что мог, чтобы разузнать, как сделать себя бессмертным.
— И вы думаете, что у него это вышло, сэр? — спросил Гарри. — Он разделил Суть? И потому и не умер, когда напал на меня? У него где-то была припрятана Разделённая Суть? Часть его души была в безопасности?
— Часть… или части, — сказал Дамблдор. — Ты слышал, как Волдеморт особенно хотел узнать от Хораса, что, по его мнению, случится с магом, который более одного раза Разделит Суть, что случится с магом, который так стремится избежать смерти, что будет готов убивать много раз, раз за разом разрывать свою душу, чтобы вложить её в разных местах в Разделённые Сути. Нет таких книг, чтобы дали ему это знание. Насколько я знаю — и насколько, я не сомневаюсь, знал Волдеморт — ни один маг никогда не разбивал свою душу больше, чем надвое.
Дамблдор помолчал, собираясь с мыслями, и сказал: — Четыре года назад, я получил сведения, которые счёл очевидным доказательством того, что Волдеморт расщепил свою душу.
— Где? — спросил Гарри. — Как?
— Ты дал мне его, Гарри, — сказал Дамблдор. — Дневник, Дневник Ребуса, тот самый, который учил, как снова открыть Потаённую Комнату.
— Я не понимаю, сэр, — сказал Гарри.
— Ну, хотя я и не видел Ребуса, который вышел из дневника, но то, что ты описал мне, было феноменом, с которым я никогда не сталкивался. Чтобы простая память начала действовать и думать сама? Чтобы простая память высасывала жизнь из девочки, в руки которой попала? Нет, в этой книжке жило что-то более зловещее… частица души, я был практически уверен в этом. Дневник был Разделённой Сутью. Но он поставил столько же вопросов, сколько и дал ответов. Больше всего меня заинтриговало и встревожило, что дневник был оружием в той же мере, что и охраной.
— Я всё ещё не понимаю, — сказал Гарри
— Ну, дневник работал так, как и должна работать Разделённая Суть — другими словами, кусочек души, сохранявшийся в нём в безопасности, без сомнения, сыграл свою роль в защите своего хозяина от смерти. Но нет сомнения и в том, что Ребус действительно хотел, чтобы его дневник читали, хотел, чтобы часть его души вселилась в кого-то или кем-то овладела, чтобы монстр Слитерина опять сорвался с привязи.
— Ну, он не хотел, чтобы его трудная работа прошла зря. Он хотел, чтобы люди знали, что он наследник Слитерина, ведь тогда прямых доказательств у него не было.
— Совершенно верно, — кивнул головой Дамблдор. — Но разве ты не видишь, Гарри, что раз он хотел, чтобы дневник в будущем попал в руки какому-нибудь студенту Хогвартса, значит, он не сильно волновался о той частице своей драгоценной души, которую там спрятал. Ведь, как объяснил профессор Слизхорн, главное в Разделе Сути — это что частица тебя сохраняется спрятанной, а не пускается по рукам, с риском, что её могут уничтожить — что на деле и случилось, этого фрагмента души больше нет, ты сам это видел.