Миссис Висли испуганно подняла своё мокрое от слёз лицо: — Ну, только то, что…
— Вы дума-аете, что Билл не захочет больше не мне жениться? — настаивала Флёр. — Вы дума-аете, что из-за всех этих укусов, он не будет меня любить?
— Нет, не это я имела…
— Потому что он будет! — Флёр встала в полный рост и откинула назад свои серебряные волосы. — Никакой обо'отень не заставит Билла перестать любить меня!
— Да, да, конечно, — сказала миссис Висли. — Но я думала, что, возможно… теперь… когда…
— Вы подумали, что я не за-ахочу на нём жениться? Или воз'ожно, вы пона-адеялись? — раздула ноздри Флёр. — Почему мне волноваться, как он выглядит? Моей внешности хватит на двоих. А эти шрамы покажут, что мой муж — он храбрый! И это я буду делать, — свирепо добавила она, оттолкнув миссис Висли в сторону и забирая у неё мазь.
Миссис Висли отшатнулась и упала на своего мужа; у неё стало очень странное выражение лица, когда она смотрела, как Флёр промакивает раны Билла. Все молчали, Гарри не решался пошевельнуться. Как и все остальные, он ждал какого-то взрыва.
— У нашей тётушки Муриэль, — после долгой паузы сказала миссис Висли, — есть очень красивая тиара, гоблинской работы. Я уверена, смогу уговорить бабушку одолжить её вам на свадьбу. Она, знаете, очень любит Билла, а тиара чудно подойдёт к вашим волосам.
— Спасибо, — сухо ответила Флёр. — Не сомне'аюсь, это будет чудесно.
А потом, Гарри даже не понял, как это случилось, обе женщины плакали и обнимали друг друга. Совершенно сбитый с толку, гадая, не рехнулся ли весь мир, он обернулся: Рон остолбенел не хуже Гарри, а Джинни с Эрмионой обменивались изумленными взглядами.
— Вот видишь! — услышал Гарри напряжённый голос: Тонкс многозначительно смотрела на Люпина. — Она по-прежнему хочет на нём жениться, пусть его и покусали! Ей всё равно!
— Это другое, — Люпин говорил как через силу, едва шевеля губами, — Билл не будет до конца оборотнем. Наши случаи совершенно…
— Но мне тоже всё равно, мне всё равно! — Тонкс схватила Люпина за ворот мантии и стала его трясти. — Я тебе миллион раз говорила…
И почему у Тонкс такой Покровитель, и почему её волосы — мышиного цвета, и почему она побежала за Дамблдором, когда услышала, что на кого-то напал Бирюк — всё тут же стало ясным для Гарри: Тонкс влюблена — но не в Сириуса.
— И я говорил тебе миллион раз, — не желая встречаться с ней взглядом, Люпин уставился в пол, — что я слишком стар для тебя, слишком беден… слишком опасен…
— А я тебе всегда говорила, что у тебя, Ремус, это просто глупый пунктик, — сказала миссис Висли из-за плеча Флёр.
— Да не глупость это, — упёрся Люпин. — Тонкс заслуживает кого-то молодого и здорового…
— Но хочет она тебя! — чуть улыбнулся мистер Висли, — К тому же, Ремус, молодые и здоровые мужчины не всегда остаются такими…
Он печально показал на лежащего перед ними сына.
— Сейчас… не самый подходящий момент, чтоб это обсуждать, — Люпин старался ни на кого не смотреть. — Дамблдор умер…
— Ничто не обрадовало бы Дамблдора больше, чем известие, что в мире чуть прибавилось любви, — отрывисто произнесла профессор Мак-Гонагалл, в то самое время, как двери опять открылись, и вошёл Хагрид
Его лицо — та маленькая его часть, которую не скрывали волосы и борода — было опухшее и мокрое. Он трясся от рыданий и мял в руке свой огромный грязный носовой платок.
— Я…я всё сделал, профессор, — всхлипнул он. — От-т-нёс его. Профессор Росток отправила ребят обратно в постель, профессор Флитвик лежит, но говорит, что скоро будет в порядке, а профессор Слизхорн говорит, что Министерству сообщили…
— Спасибо, Хагрид, — профессор Мак-Гонагалл тут же поднялась и повернулась к собравшимся вокруг кровати Билла. — Я должна встретить представителей Министерства, когда они прибудут. Хагрид, сообщи главам колледжей — от Слитерина можно позвать Слизхорна — что я хочу их видеть немедленно в моём кабинете. Я бы хотела, чтоб ты тоже к нам присоединился.
Когда Хагрид кивнул, повернулся и вышел из комнаты, она посмотрела на Гарри:
— Перед встречей с ними я бы хотела поговорить с тобой, Гарри… Если ты пойдешь со мной…
Гарри встал, пробормотал «я скоро» Рону, Эрмионе и Джинни, и пошёл вслед за профессором Мак-Гонагалл. В коридорах было пусто и тихо, слышалась лишь далёкая песня феникса. Только через несколько минут Гарри сообразил, что они идут не в кабинет профессора Мак-Гонагалл, а в кабинет Дамблдора, и ещё через несколько секунд — что, раз она была замдиректора, то сейчас, значит, директор — она… И комната за горгульей теперь её…
В тишине они ступили на движущуюся винтовую лестницу и поднялись в круглый кабинет. Гарри не знал, что он ожидал тут увидеть: может быть, кабинет, весь убранный чёрным, или, даже, мёртвое тело Дамблдора… А тут ничего не изменилось, всё выглядело совершенно так же, как когда они с Дамблдором уходили отсюда, всего какие-то несколько часов назад: серебряные инструменты жужжали и пыхтели на своих тонконогих столиках, меч Гриффиндора, в своём стеклянном футляре, блестел в лунном свете, Сортировочная Шляпа лежала на полке за столом, лишь насест Фокса был пустым — феникс всё ещё пел свои причитания на замковых лужайках. И новый портрет присоединился к ряду покойных директоров и директрис: Дамблдор, умиротворённый и спокойный, в очках-полумесяцах на кривом носу, дремал в золотой раме над столом.
Посмотрев на этот портрет, Профессор Мак-Гонагалл сделала странное движение, словно надевала на себя броню, а потом обошла стол и взглянула на Гарри, её лицо — собранное и напряжённое.
— Гарри, — сказала она. — Я хотела бы знать, чем вы занимались с профессором Дамблдором этой ночью, когда покидали школу.
— Я не могу вам этого сказать, профессор, — Гарри ожидал этого вопроса, и заранее приготовил ответ. Именно здесь, в этой самой комнате, Дамблдор говорил ему, чтобы он не рассказывал об их уроках никому, кроме Рона и Эрмионы.
— Гарри, это может быть важным, — сказала профессор Мак-Гонагалл.
— Оно и есть важное, — ответил Гарри, — очень важное, но он не хотел, чтобы я кому-то об этом рассказывал.
Профессор Мак-Гонагалл внимательно на него посмотрела. — Поттер, — Гарри отметил, как по-новому звучит его фамилия, — в свете смерти Дамблдора, я думаю, ты должен понять, что ситуация несколько…
— Я так не думаю, — Гарри пожал плечами. — Профессор Дамблдор никогда не говорил мне, что я должен перестать следовать его указаниям, если он умрет. Но… есть одна вещь, котрую вы должны узнать, перед тем, как здесь будут из Министерства. Мадам Розмерта — она под заклятием Подвластия, она помогала Малфою и Пожирателям Смерти, вот откуда ожерелье и отравленный мёд…
— Розмерта? — недоверчиво спросила профессор Мак-Гонагалл, но прежде чем она смогла продолжить, в дверь постучали, и в кабинет вошли профессоры Росток, Флитвик и Слизхорн, а за ними и Хагрид; он всё ещё всхлипывал, вся его огромная фигура тряслась от горя.
— Снэйп! — ахал Слизхорн; бледный и потный, он казался самым потрясённым из всех. — Снэйп! Я учил его! Я думал, что его знаю!
Но прежде чем кто-то смог отозваться на его слова, сверху, со стены, послышался резкий голос: болезненного вида маг с короткой чёрной чёлкой только что возвратился в свою пустую раму: — Минерва, Министр будет здесь через несколько секунд, он только что телепортировал из Министерства.
— Спасибо, Эверард, — профессор Мак-Гонагалл быстро повернулась к учителям. — Я хочу поговорить с вами о том, что случилось в Хогвартсе, до того, как они тут будут. Лично я не уверена, что школе следует открываться в следующем году. Смерть директора от руки одного из наших коллег ставит ужасное пятно на истории Хогвартса. Это ужасно.
— Я уверен, Дамблдор хотел бы, чтобы школа продолжала работать, — сказала профессор Росток. — Я думаю, что если хотя бы один ученик захочет вернуться, школа должна быть открытой для этого ученика.
— А будет ли у нас хоть один ученик, после всего этого? — Слизхорн промакивал потный лоб шёлковым носовым платком. — Родители захотят держать детей дома, и я не могу их винить. Лично я не думаю, что в Хогвартсе мы в большей опасности, чем в любом другом месте, но не следует ждать, что с этим согласятся мамы. Они захотят, чтобы их семьи была вместе, и это только естественно.
— Я согласна, — сказала профессор Мак-Гонагалл. — И в любом случае, было бы неправдой сказать, что Дамблдор никогда не рассматривал возможности закрытия Хогвартса. Когда открылась Потаённая Комната, он думал о закрытии школы… и я должна сказать, что убийство профессора Дамблдора потрясло меня намного больше, чем мысль о том, что где-то в подземельях замка обитает монстр Слитерина…
— Мы должны посоветоваться с властями, — пропищал профессор Флитвик. На лбу у него был здоровенный синяк, но, кроме этого, падение в кабинете Снэйпа ему, похоже, не повредило. — Нам надо следовать положеным процедурам. Такое решение нельзя принимать в спешке.
— Хагрид, ты ещё ничего не сказал, — промолвила профессор Мак-Гонагалл, — Как ты думаешь, должен ли Хогвартс оставаться открытым?
Хагрид, который на протяжении разговора тихо сопел в свой огромный заляпанный носовой платок, поднял опухшие красные глаза: — Я не знаю, профессор… Это вам решать, главам колледжей и директрисе…
— Профессор Дамблдор всегда высоко ценил твоё мнение, — участливо сказала профессор Мак-Гонагалл, — и я ему следую.
— Ну, я остаюсь, — у Хагрида из уголков глаз сбегали большими каплями слёзы, теряясь во взлохмаченной бороде. — Это мой дом, с тринадцати лет мой дом. И если будут рябята, которые, ну, захотят, чтоб я их учил, я буду. Но… Я не знаю… Хогвартс без Дамблдора… — Он сглотнул и опять исчез за своим носовым платком. Все замолчали.
— Отлично, — профессор Мак-Гонагалл посмотрела во двор из окна, проверяя, не появился ли уже Министр. — Тогда я должна согласиться с Филиусом, что самое правильное — посоветоваться с правительством. Пусть там выносят окончательное решение.