Им было плохо видно, что происходит там, впереди. Похоже, Хагрид бережно уложил тело на стол. Потом он опять шёл по проходу, громко, гулко сморкаясь, отчего кое-кто поглядывал на него с оскорблённым видом; среди таких, как заметил Гарри, была и Долорес Амбридж… но Гарри знал, что Дамблдору это было бы не важно. Он попробовал дружески кивнуть Хагриду, когда тот проходил мимо, но глаза Хагрида были такими опухшими, что казалось просто чудом, как он вообще разбирает дорогу. Гарри посмотрел на задний ряд, куда направлялся Хагрид, и понял, куда тот идёт — там, одетый в пиджак и штаны, то и другое размером с хорошую палатку, сидел великан Гроуп, его огромная жуткая, похожая на котёл, голова послушно кивала, почти как человеческая. Хагрид сел рядом со своим сводным братом, и Гроуп так сильно потрепал Хагрида по голове, что у того ножки стула вошли в землю. Гарри внезапно и непонятно захотелось рассмеяться. Но тут пение прекратилось, и он опять повернулся лицом к передним рядам.
Маленький человечек с клочковатыми волосами, в строгой чёрной мантии, встал со стула и подошёл к телу Дамблдора. Гарри почти не было слышно, что он говорит. Какие-то странные слова долетали до него через сотни голов: «Благородство духа… интеллектуальный вклад… величие сердца"… это всё ничего не значило. Это не имело никакого отношения к Дамблдору, которого знал Гарри. Гарри внезапно вспомнились Дамблдоровы «несколько слов в заключение»: «Простофиля», «Плакса», «Чудак» и «Прищепка»; он опять с трудом подавил смешок… что это с ним?
Тут слева послышался плеск; Гарри увидел, что русалки вынырнули из воды, чтобы тоже послушать. Он вспомнил, как два года тому назад Дамблдор присел у края воды, почти там же, где сейчас был Гарри, и разговаривал с предводительницей Водяного народа на её языке. Гарри подумал, когда же Дамблдор его выучил? Как много он не успел спросить, как много он мог бы услышать…
И тут, без предупреждения, она нахлынула на него, жуткая правда, полная и неоспоримая как никогда. Дамблдор умер, ушёл… Гарри сжал в руке холодный медальон, так что стало больно, но не смог остановить слёзы; он отвернулся от Джинни и остальных, и уставился на озеро, прямо на лес, а маленький человек в чёрном продолжал… и тут Гарри заметил среди деревьев какое-то движение. Кентавры тоже пришли проститься с Дамблдором. Они не выходили на опушку, но Гарри видел, как они стоят, полускрытые тенью, с луками на плече, и смотрят на волшебников. И Гарри вспомнил своё первое кошмарное путешествие в Лес, где он впервые встретил то, что было тогда Волдемортом, и как потом он сразился с ним, и как потом он и Дамблдор говорили про борьбу в заведомо проигранной битве. Главное, говорил Дамблдор, сражаться, и снова сражаться, и продолжать сражаться, ибо только так можно сдерживать зло, хотя окончательно его победить нельзя…
И Гарри отчетливо увидел, как в свете жаркого солнца перед ним появлялись все те, кто заботился о нём, как они стали рядом — его мама, папа, крёстный, и, наконец Дамблдор, все они хотели защитить его, но сейчас всё закончилось. Он не мог позволить ещё кому-либо встать между ним и Волдемортом, он должен наконец покончить с иллюзией, с которой ему следовало расстаться ещё тогда, когда ему был всего один год: что родительские объятия уберегут его от любой беды. Больше не было избавления от ночных кошмаров, никакого успокаивающего шёпота из темноты, что он под надёжным покровом, что все беды — в его воображении. Последний и величайший из его защитников умер, и Гарри был одинок, как никогда раньше.
Маленький человек в чёрном наконец перестал говорить и опять сел на своё место. Гарри ждал, что ещё кто-то встанет, что будут ещё речи, что, наверное, что-то скажет Министр, но никто не двигался.
Потом в разных местах закричали… Яркие, белые, языки огня взвились вокруг тела Дамблдора и стола, на котором оно лежало. Они поднимались всё выше и выше, скрывая тело. Белый дым спиралями поднимался в воздух, расплывался странными очертаниями. Гарри показалось, на одну щемящую сердце секунду, что он увидел ликующего феникса, взлетающего в небесную синеву, но в следующую секунду огонь погас. На его месте была белая мраморная гробница, скрывшая тело Дамблдора.
Потом опять были крики, и дождь из стрел пронизал воздух, но стрелы упали далеко от людей. Гарри понял, что это прощались кентавры. Он увидел, как они развернулись и исчезли в прохладной тени деревьев. И русалки тоже медленно погрузились в зеленую воду и пропали из виду.
Гарри посмотрел на Джинни, Рона и Эрмиону. Рон сморщился, словно солнечный свет слепил его. Лицо Эрмионы блестело от слёз, но Джинни уже не плакала. Она смотрела на Гарри тем же твёрдым, пронизывающим взглядом, как и тогда, когда она впервые обняла его после выигранного без него Квиддитчного Кубка, и Гарри знал, что с этой минуты они прекрасно понимают друг друга, и что когда он расскажет ей о том, что собирается делать, она не скажет ему «Будь осторожен» или «Не делай этого!», а просто примет его решение, потому что не будет ждать от него ничего меньшего. И он решился сказать ей то, что должен был сказать, когда умер Дамблдор.
— Джинни, послушай… — очень тихо сказал он, когда жужанние разговоров вокруг них стало громче, и люди начали вставать со своих мест. — Нельзя, чтобы я был связан с тобой. Нам нельзя больше видеться. Нам нельзя быть вместе.
Со странной кривой улыбкой она спросила:
— Что, какая-нибудь дурацкая благородная причина?
— Это было… это было, словно не со мной… эти последние несколько недель с тобой, — сказал Гарри. — Но я не могу… мы не можем… теперь я должен всё сделать сам.
Она не заплакала, она просто смотрела на него.
— Волдеморт использует людей, с которыми близки его враги. Он уже один раз сделал тебя приманкой, только потому, что ты сестра моего лучшего друга. Подумай, в какой опасности ты окажешься, если мы… ну, и дальше так будем. Он узнает, он точно узнает. И он попытается добраться до меня через тебя.
— А что если мне всё равно? — свирепо спросила Джинни.
— То, что мне не всё равно, — сказал Гарри. — Каково, ты думаешь, мне было бы, будь это твои похороны… и по моей вине…
Джинни отвернулась от него и посмотрела на озеро.
— Я никогда не прекращала о тебе думать, — сказала она. — Правда, никогда. Я всегда надеялась… Эрмиона советовала мне жить проще, может быть, с другими водиться, не так зацикливаться на тебе. Помнишь, я просто говорить не могла, когда ты был в комнате? И она подумала, что ты лучше меня заметишь, если я больше буду… сама собой.
— Умная девочка Эрмиона, — Гарри попытался улыбнуться. — Что мне стоило раньше заговорить с тобой? Мы бы давным-давно были вместе… многие месяцы… а может, годы…
— Но ты был слишком занят спасением волшебного мира, — Джинни почти смеялась. — Ну… Я не могу сказать, что ты меня удивил. Я знала, что это случится в конце концов. Я знала, что ты не будешь счастлив, пока не подстережёшь-таки Волдеморта. Может поэтому ты мне так нравишься.
Гарри почувствовал, что дальше слушать такое он не сможет; ещё он боялся, что его решимость не выдержит, если он останется сидеть рядом с Джинни. Он видел, как Эрмиона всхлипывает, уткнувшись в плечо Рону, а Рон обнимает её и гладит по голове, и у него самого с кончика длинного носа капают слёзы. Понурившись, Гарри встал, отвернулся от Джинни и могилы Дамблдора, и побрёл вдоль берега озера. Двигаться было легче, чем тупо сидеть — точно так же отправиться, чем быстрее, тем лучше, искать Разделённые Сути и угробить Волдеморта будет, наверное, легче, чем ждать и собираться это сделать…
— Гарри!
Он оглянулся. Руфус Скримджер быстро хромал к нему вдоль берега, опираясь на трость.
— Я хотел бы поговорить с тобой… ты не возражаешь, если мы немного пройдёмся вместе?
— Нет, — безразлично сказал Гарри, продолжая идти.
— Гарри, это такая ужасная трагедия, — тихо сказал Скримджер. — Ты себе не представляешь, как я был подавлен, услышав. Дамблдор был выдающимся магом. Конечно, у нас бывали разногласия, как ты слышал, но никто не знает лучше меня…
— Что вам надо? — без выражения спросил Гарри.
На лице Скримджера мелькнуло раздражение, но, как и раньше, он быстро принял сочувствующе-понимающий тон.
— Ты, конечно же, очень расстроен, — сказал он. — Я знаю, что ты был очень близок к Дамблдору. Я полагаю, из всех его учеников ты был самым любимым. Связь между вами…
— Что вам надо? — повторил Гарри, остановившись.
Скримджер тоже остановился, оперся на трость и пристально посмотрел на Гарри.
— Говорят, что ты был с ним, когда он выходил из школы в ночь своей смерти.
— Кто говорит? — спросил Гарри
— Кто-то Обездвижил Пожирателя Смерти на вершине Башни уже после того, как Дамблдор умер. А ещё там были две метлы. Министерство может сложить два плюс два, Гарри.
— Рад это слышать, — сказал Гарри. — Ну, где я был с Дамблдором и чем мы занимались, это мое личное дело. Он не хотел, чтобы кто-то об этом узнал.
— Твоя преданность прекрасна, сомнений нет, — Скримджер едва сдерживал свое раздражение. — Но Дамблдор умер, Гарри. Покинул нас.
— Он покинет школу только тогда, когда в ней не останется ни одного преданного ему человека, — Гарри неожиданно для себя улыбнулся.
— Мой дорогой мальчик… Даже Дамблдор не может вернуться…
— Я и не говорю, что он может. Вы не поймете. Но мне нечего вам сказать.
Скримджер помолчал, а потом сказал, стараясь, чтобы в его голосе звучало участие:
— Министерство может обеспечить тебя всяческой защитой, Гарри. Я был бы рад передать в твое пользование нескольких Ауроров…
Гарри рассмеялся.
— Волдеморт хочет убить меня самолично, и Ауроры не остановят его. Спасибо за предложение, но я, пожалуй, откажусь.
— Итак, — голос Скримджера охладел, — то предложение, которое я сделал тебе на Рождество…
— Какое предложение? Ах да… я там должен был всему миру рассказывать про то, как классно вы работаете, чтобы…