Морфин загоготал.
— Тише, мальчик, — проворчал Гонт на змеином языке, и Морфин снова затих.
— Ну и что, даже если и так? — вызывающе спросил Гонт. — Уж, наверное, вы сразу почистили его мерзкое маггловское лицо, да и память…
— Вряд ли это имеет значение, мистер Гонт, ведь верно? — перебил Огден. — Это было немотивированное нападение на беззащитного…
— А я как только тебя увидел, так сразу понял, что ты магглофил, — усмехнулся Гонт, снова сплюнув на пол.
— Так мы ни к чему не придём, — твёрдо сказал Огден. — Из поведения вашего сына явствует, что он совершенно не раскаивается в содеянном, — он снова заглянул в пергамент. — Морфин должен явиться на слушание четырнадцатого сентября, где ему будет предъявлено обвинение в использовании магии в присутствии маггла и причинении этому магглу увечий и морального уще…
Тут он замолчал. Из открытого окна доносились позвякивание сбруи, цоканье лошадиных копыт и громкие смеющиеся голоса. Очевидно, извилистая дорожка к деревне проходила очень близко от рощи, в которой стоял дом. Гонт замер и прислушался, выпучив глаза. Морфин зашипел и с голодным выражением лица повернулся на звук. Меропа подняла голову. Гарри заметил, что её лицо побелело.
— Господи, какое уродство! — раздался голос девушки, слышный так же хорошо, как если бы она стояла прямо в комнате. — Том, разве твой отец не может снести эту лачугу?
— Она не наша, — прозвучал голос молодого человека. — Нам принадлежит всё, что находится по ту сторону долины, а это дом старого нищего Гонта и его детей. Его сын — просто сумасшедший, ты, верно, слышала, что о нём болтают в деревне…
Девушка рассмеялась. Звяканье и цокот становились всё громче и громче. Морфин приподнялся в кресле.
— Сиди на месте , — предостерегающе сказал Гонт на змеином языке.
— Том, — снова раздался голос девушки так близко, что стало ясно — они сейчас прямо перед домом, — может, я ошибаюсь, но, кажется, кто-то приколотил змею к двери.
— О господи, и правда! — воскликнул молодой человек. — Это, наверное, его сын, я же тебе говорил, что у него с головой не в порядке. Сесилия, дорогая, не смотри туда.
Теперь звяканье и цокот затихали.
— Дорогая , — прошептал Морфин на змеином языке и посмотрел на сестру. — Он назвал её дорогой. Значит, ты ему не нужна .
Лицо Меропы стало настолько белым, что Гарри казалось, она сейчас упадёт в обморок.
— Как это понимать? — также на змеином языке резко спросил Гонт, переводя взгляд с сына на дочь. — Что ты сказал, Морфин?
— Ей нравится пялиться на этого маггла , — ответил Морфин, злобно глядя на перепуганную сестру. — Она всё время торчит в саду, а когда он проезжает мимо, пялится на него через ограду, так ведь? А вчера вечером…
Меропа умоляюще замотала головой, но Морфин безжалостно продолжал:
— …высовывалась из окна, ждала, когда он поедет домой.
— Высовывалась из окна, чтобы посмотреть на маггла? — тихо переспросил Гонт.
Все трое, похоже, напрочь забыли об Огдене, который был ошеломлён и рассержен этим взрывом непонятного шипения и свиста.
— Это правда? — страшным голосом спросил Гонт, надвигаясь на окаменевшую от страха девушку. — Моя дочь, чистокровный потомок Салазара Слитерина, сохнет по мерзкому, грязнокровному магглу?
Вжимаясь в стену, Меропа отчаянно трясла головой, похоже, онемев от ужаса.
— Ноя проучил его, отец! — захихикал Морфин. — Проучил, когда он проезжал мимо. Весь в нарывах, он уже не был таким красавчиком, а, Меропа?
— Ты гнусный маленький сквиб, мерзкая маленькая отступница! — заорал Гонт, вцепившись в шею дочери.
Гарри и Огден одновременно воскликнули «Нет!»; Огден поднял палочку и выкрикнул: «Релаксио! »
Гонта отшвырнуло от дочери. Опрокинув стул, он упал на спину. Разъярённый Морфин вскочил со своего кресла и кинулся на Огдена, размахивая окровавленным ножом и без разбору швыряясь заклятиями.
Спасаясь от него, Огден кинулся бежать. Дамблдор показал Гарри, что они должны следовать за ним, и тот послушался; правда, крики Меропы всё ещё отдавались у него в ушах.
Огден взбежал вверх по тропе и, прикрывая руками голову, с треском проломился сквозь кусты на главную дорогу, где едва не попал под копыта холёного гнедого коня, на котором ехал темноволосый молодой человек, очень привлекательный на вид. Он и красивая девушка на белой лошади рядом с ним расхохотались при виде Огдена, который отскочил от конского бока и снова кинулся бежать сломя голову, в развевающемся сюртуке, с головы до пят покрытый пылью.
— Я думаю, на сегодня хватит, — сказал Дамблдор, взял Гарри под локоть и потянул за собой. В следующую секунду они оба уже неслись сквозь мрак, пока не оказались в кабинете Дамблдора, теперь погружённом в сумерки.
— Что произошло с девушкой из этого дома? — сразу же спросил Гарри, пока Дамблдор взмахами волшебной палочки зажигал лампы. — С Меропой или как её звали?..
— О, она осталась жива, — ответил Дамблдор, снова усаживаясь за свой стол и делая знак Гарри, чтобы тот тоже садился. — Огден телепортировался в Министерство и через пятнадцать минут вернулся с подкреплением. Морфин и его отец пытались оказать сопротивление. Но их обоих арестовали и увезли из дома, а впоследствии их осудил Совет Мудрейшин. Морфин, за которым уже числились другие нападения на магглов, получил три года Азкабана, а Дволлодер, ранивший, помимо Огдена, ещё нескольких работников Министерства, — шесть месяцев.
— Дволлодер? — изумлённо переспросил Гарри.
— Именно, — подтвердил Дамблдор, одобрительно улыбаясь. — Рад, что ты догадался.
— Так этот старик и есть…
— Правильно, это дед Волдеморта, — сказал Дамблдор. — Дволлодер, его сын Морфин и его дочь Меропа были последними из Гонтов, очень древнего рода волшебников, известного своей склонностью к неуравновешенности и жестокости, которая всё усиливалась из поколения в поколение благодаря их обычаю заключать родственные браки. Нехватка здравого смысла вместе с любовью к роскоши привели к тому, что за пару веков до рождения Дволлодера семейное состояние было уже растрачено. Он, как ты заметил, жил в нищете и грязи, унаследовав лишь отвратительный характер, невероятное высокомерие, непомерную гордыню и небольшую кучку семейных реликвий, которыми дорожил так же, как собственным сыном, и гораздо больше, чем дочерью.
— Так Меропа… — произнёс Гарри, наклоняясь вперёд и глядя на Дамблдора. — Так Меропа — это… сэр, значит, она… мать Волдеморта?
— Совершенно верно, — ответил Дамблдор. — И так случилось, что мы мельком увидели его отца. Наверное, ты обратил внимание?
— Маггл, на которого напал Морфин? Тот самый, на коне?
— Молодец, — улыбнулся Дамблдор. — Да, тот красивый маггл, который часто проезжал мимо дома Гонтов и в которого безумно влюбилась Меропа, — Том Ребус-старший.
— И они потом поженились? — с недоверием спросил Гарри, который не мог себе представить двух других людей, настолько мало подходивших друг другу.
— Мне кажется, ты забываешь, — сказал Дамблдор, — что Меропа была ведьмой. Я думаю, что, пока над ней измывался отец, ей вряд ли удавалось в полной мере проявить свою магическую силу. Но когда Дволлодера и Морфина надёжно заперли в Азкабане, когда она впервые в жизни оказалась свободной, тогда, я уверен, она и смогла дать волю своим способностям и придумать, как вырваться из тех ужасных условий, в которых прожила восемнадцать лет.
Поразмысли теперь, каким образом Меропа могла заставить Тома Ребуса забыть свою подругу из магглов и влюбиться в неё саму?
— Заклятье Империус? — предположил Гарри. — Или любовное зелье?
— Превосходно. Лично я склонен предполагать, что она использовала последнее. Уверен, это должно было показаться ей намного романтичнее. Наверняка, она просто предложила ему стакан воды, когда Том в одиночестве проезжал мимо в жаркий денёк. Так или иначе, уже спустя несколько месяцев после сцены, свидетелями которой мы только что стали, деревню Малый Ганглетон потряс ужасный скандал. Можешь вообразить себе слухи, которые поползли после того, как сын самого влиятельного землевладельца в округе сбежал с Меропой, дочерью нищего.
— Но их потрясение не шло ни в какое сравнение с шоком Дволлодера. Он вернулся из Азкабана, рассчитывая, что дочь послушно ждёт его с горячим обедом на столе. Однако вместо этого он обнаружил толстый слой пыли и её прощальное послание, в котором она сообщала о своём поступке.
Насколько мне удалось выяснить, с тех пор он больше никогда не упоминал её имени и не вспоминал о её существовании. Возможно, его скорой смерти способствовало потрясение от её исчезновения, или же он так и не научился содержать себя сам. Азкабан очень сильно расшатал его здоровье, и он не дожил до возвращения Морфина.
— А Меропа? Она… она умерла, да? Ведь Волдеморт вырос в приюте?
— Совершенно верно, — ответил Дамблдор. — Здесь мы можем лишь строить догадки, однако, думаю, нетрудно понять, что произошло. Видишь ли, через несколько месяцев после своей скоропалительной женитьбы Том Ребус снова объявился в поместье, но уже без жены. Соседи сплетничали, будто он говорил о том, что был «введён в заблуждение» и «обманут». Я убеждён, он думал, что находился под действием чар, которые потом исчезли. Хотя, осмелюсь предположить, он выражался иначе из страха прослыть ненормальным. На основании его слов деревенские жители пришли к выводу, что Меропа солгала Тому Ребусу, притворившись, будто ждёт от него ребёнка, и поэтому он на ней женился.
— Но у неё был ребёнок!
— Но только через год после свадьбы. Том Ребус бросил её, когда она была ещё беременна.
— А что случилось? — спросил Гарри. — Почему любовное зелье перестало действовать?
— Опять же, это всего лишь догадка, — ответил Дамблдор, — но мне кажется, что Меропа, безумно влюблённая в мужа, не могла больше подчинять его с помощью магии. Думаю, она просто прекратила давать ему зелье. Не исключено, что она, потеряв голову от страсти, убедила себя в том, что теперь Том Ребус и так уже её полюбил. Возможно, она надеялась, что он останется с ней из-за ребёнка. Но она ошибалась. Он бросил её, они никогда больше не виделись, и он ни разу не пытался узнать о судьбе своего сына.