— Почему же Министерство не определило, что всё это проделал именно Волдеморт? — сердито воскликнул Гарри. — Ведь тогда он был несовершеннолетним, я не путаю? Я всегда считал, что у Министерства есть способы обнаружения магии, сотворённой несовершеннолетним!
— Ты совершенно прав: они могут обнаружить магию. Но не нарушителя. Если помнишь, ты был ложно обвинён Министерством в использовании заклинания левитации, хотя на самом деле его выполнил…
— Добби, — буркнул Гарри, он ещё не забыл о давней несправедливости. — Значит, если несовершеннолетний колдует в доме, принадлежащем взрослой ведьме или волшебнику, Министерство ничего не узнает?
— Безусловно, им не удастся определить, кто применил волшебство, — Дамблдор мягко улыбнулся при виде возмущения Гарри. — Они полагаются на родителей-волшебников, которые должны следить за поведением своих чад.
— Но это же полная чушь! — кипятился Гарри. — Неужели произошедшее с Морфином их ничему не научило?
— Система несовершенна, — признал Дамблдор. — Независимо от того, каков был Морфин, он не заслужил такой смерти — осуждённым за убийства, которых не совершал… Но уже становится поздно, а тебе нужно ознакомиться ещё с одним фрагментом воспоминания…
Дамблдор достал из внутреннего кармана другой хрустальный сосуд, и Гарри немедленно притих, вспомнив слова директора об особой важности этого воспоминания. Он заметил, что содержимое склянки как-то неохотно перетекало в думоотвод, словно было слегка застывшим. Неужели воспоминания могут портиться?
— Это не займёт много времени, — пообещал Дамблдор, наконец опустошив склянку. — Мы вернёмся раньше, чем ты себе представляешь. А пока — снова в думоотвод…
И Гарри вновь окунулся в серебристую жидкость, оказавшись на сей раз перед человеком, которого он сразу узнал: Гораций Хорохорн, только гораздо моложе. Гарри настолько привык к его лысине, что был поражён, увидев пышную шевелюру соломенного цвета — голова Хорохорна напоминала сноп сена; впечатление портила лишь уже заметная, размером с галлеон, плешь на темени. А вот пшеничные усы профессора были не столь густы, как теперь. Ещё этот Хорохорн казался несколько стройнее, чем привычный Гарри, хотя золотые пуговицы на богато вышитом жилете, несомненно, испытывали определённую нагрузку. Коротенькие ноги профессора лежали на обитом бархатом пуфике, а сам он, откинувшись назад, расположился в удобном кресле с подголовником, пальцами одной руки сжимая небольшой бокал вина, другой — копаясь в коробке с ананасными цукатами.
Рядом появился Дамблдор. Гарри огляделся и обнаружил, что они находятся в кабинете Хорохорна. Полдюжины подростков сидели вокруг Хорохорна на стульях — более низких или жёстких, чем кресло преподавателя. Среди прочих учеников Гарри сразу же выделил Волдеморта — лицо того было самым красивым и безмятежным, правая рука небрежно лежала на подлокотнике стула. Внезапно Гарри заметил на его пальце золотой с чёрным перстень Дволлодера — значит, Том уже убил своего отца.
— Сэр, правда ли, что профессор Мерисот увольняется? — спросил Ребус.
— Том, Том! Даже если бы я знал, я не в праве был бы тебе сказать, — ответил Хорохорн, порицающе погрозив Ребусу облепленным крупинками ананаса пальцем, и, вопреки произнесённому вслух, легонько подмигнул. — Хотел бы я понять, мальчик, где ты добываешь информацию, если осведомлён лучше, чем половина преподавателей.
Ребус улыбнулся; остальные подростки засмеялись, бросая на него восхищённые взгляды.
— При всей твоей необъяснимой способности узнавать то, что тебе знать не положено, и умении ненавязчиво льстить нужным людям… благодарю, между прочим, за цукаты — ты абсолютно прав, я их обожаю…
Некоторые из подростков вновь захихикали, и вдруг произошло нечто странное: комната неожиданно заполнилась густым белым туманом, и Гарри мог разглядеть лишь лицо стоящего рядом Дамблдора. Голос Хорохорна прозвучал сквозь туман неестественно громко:
— …ты плохо закончишь, мальчик, запомни мои слова.
Туман исчез так же внезапно, как и появился. Никто в комнате не прокомментировал случившегося — словно для них ничего необычного не случилось. Гарри озадаченно огляделся. В это время маленькие золотые часы, стоящие на столе Хорохорна, пробили одиннадцать.
— О Боже, неужели так поздно? — встрепенулся Хорохорн. — Вам пора, мальчики, иначе у нас будут неприятности. Лестранг, я жду твоё эссе не позже завтрашнего утра. То же самое относится и к тебе, Авери.
Хорохорн выгрузил себя из кресла и поставил на стол пустой бокал. Подростки гурьбой направились к выходу. Волдеморт, однако, отстал. Гарри отметил, что тот задержался специально, стремясь остаться с Хорохорном наедине.
— Поторопись, Том, — посоветовал Хорохорн оборачиваясь и видя, что тот ещё не ушёл. — Ты ведь не хочешь, чтобы тебя, префекта, поймали вне спальни в столь поздний час?..
— Сэр, я хотел вас кое о чём спросить.
— Ну, так спрашивай, мальчик мой, спрашивай…
— Сэр, меня интересует, известно ли вам что-нибудь о… о хоркруксах?
Вновь густой туман заполнил комнату, скрывая от Гарри и Хорохорна, и Волдеморта; лишь Дамблдор невозмутимо улыбался рядом. И, как и в предыдущий раз, из мутной пелены прогремел голос Хорохорна:
— Я не имею никакого представления о хоркруксах, а если бы даже и слышал о чём-то подобном, то всё равно не рассказал бы тебе! А сейчас — немедленно вон, и не вздумай даже заикаться о них!
— Что ж, это всё, — спокойно сказал Дамблдор. — Пора возвращаться.
И пол кабинета исчез из-под ног Гарри, через секунду сменившись ковриком возле стола Дамблдора.
— Это — всё, что есть? — непонимающе уточнил Гарри.
По словам Дамблдора, данное воспоминание было самым значительным из всех, но Гарри не нашёл в нём ничего особо существенного. Конечно, странный туман, а также то, что никто его, похоже, не замечал, наводили на размышления. Однако — ничего более интересного; разве что Волдеморт задал вопрос и не смог получить на него ответ.
— Как ты, по всей вероятности, заметил, — Дамблдор вновь сел за стол, — это воспоминание изменили.
— Изменили? — переспросил Гарри, тоже усаживаясь.
— Несомненно, — подтвердил Дамблдор. — Профессор Хорохорн подправил своё воспоминание.
— Но зачем он это сделал?
— Я считаю, ему совестно. Он помнит что-то, чего стыдится, — ответил Дамблдор. — Поэтому он пытался откорректировать воспоминание и выставить себя в лучшем свете, удалив позорящие его факты. Как видишь, проделано это было весьма грубо. Оно и к лучшему, поскольку очевидно, что истинные воспоминания не уничтожены, а лишь скрыты изменениями… А теперь, Гарри, я впервые даю тебе домашнее задание. Ты должен убедить профессора Хорохорна раскрыть реальные воспоминания, содержащие, несомненно, ключевую для нас информацию.
Гарри в ответ лишь захлопал глазами.
— Сэр, — наконец заговорил он, пытаясь придать голосу максимальную почтительность, — вы, конечно же, не нуждаетесь во мне, ведь вы можете применить легилименцию… или Веритасерум.
— Профессор Хорохорн — чрезвычайно опытный волшебник, и его непросто застать врасплох, — откликнулся Дамблдор. — Он гораздо сильнее в окклюменции, чем бедняга Морфин Гонт, и я буду удивлён, если он не носит с собой противоядие к Веритасеруму с тех самых пор, как я выжал из него эту пародию на воспоминание… Нет, на мой взгляд, глупо пытаться силой вырвать правду из профессора Хорохорна — это может принести гораздо больше вреда, чем пользы. И мне бы не хотелось, чтобы он ушёл из Хогвартса. Однако, как и любой из нас, он не лишён слабостей, и ты, я считаю, как раз тот человек, который способен пробиться через его броню. Получить его истинное воспоминание очень важно, Гарри… Насколько важно — мы узнаем, лишь когда добудем его. А потому удачи тебе… И доброй ночи.
Слегка озадаченный столь неожиданным прощанием, Гарри вскочил.
— Доброй ночи, сэр.
Закрывая за собой дверь кабинета, он отчётливо услышал слова Финеаса Найджелуса:
— Я не понимаю, каким образом мальчик сумеет сделать это лучше чем ты, Дамблдор.
— Я и не ожидал от тебя понимания, Финеас, — отозвался Дамблдор, а Фокс снова издал низкий, музыкальный звук.
Глава восемнадцатая. Сюрпризы в день рождения
На следующий день Гарри по секрету рассказал Рону и Эрмионе о задании, данном ему Дамблдором, — правда, по отдельности, потому что Эрмиона до сих пор не желала находиться рядом с Роном дольше, чем требовалось, чтобы смерить того презрительным взглядом.
Рон вообще не воспринял всерьёз сомнения Гарри по поводу Хорохорна.
— Он же тебя обожает, — заявил друг за завтраком, беспечно взмахнув нанизанной на вилку яичницей-глазуньей. — Разве он сможет в чём-нибудь отказать своему маленькому Принцу Алхимии? Останься после урока и спроси его.
Однако, по мнению Эрмионы, дело обстояло куда серьёзнее.
— Судя по всему, Хорохорн твёрдо решил никому не открывать, что случилось на самом деле, раз сам Дамблдор не сумел из него ничего выудить, — негромко сказала Эрмиона, когда они во время перерыва вышли в пустой заснеженный двор. — Хоркруксы… Хоркруксы… Я даже не слышала о них…
— Не слышала?
Гарри был разочарован: он-то надеялся, хоть Эрмиона подскажет ему, чем бы эти хоркруксы могли быть.
— Уж верно, это действительно высшая Тёмная магия, иначе зачем бы Волдеморту о них выведывать? Думаю, будет сложно раскопать сведения, Гарри. Тебе придётся очень осторожно подойти к Хорохорну, продумав план действий…
— Рон считает: достаточно просто задержаться сегодня после Алхимии, и…
— Да, безусловно! Если это совет Бон-Бона, то самое лучшее — последовать ему! — сразу взвилась она. — В конце концов, когда в последний раз Бон-Бон ошибался в людях?
— Эрмиона, разве нельзя…
— Нет! — отрезала она и убежала, оставив Гарри одного по колено в снегу.
Уроки Алхимии в эти дни и без того проходили довольно натянуто, ведь Гарри, Рон и Эрмиона работали за одним столом. Сегодня же она вообще пододвинула свой котёл к Эрни и напрочь игнорировала обоих приятелей.