троение.
Гном нашел червяка и теперь тянул изо всех сил, стараясь вытащить его из мерзлой земли. Гарри молчал так долго, что Скримжер перевел взгляд на гнома и произнес:
— Забавные ребята, да? Ну, что скажешь, Гарри?
— Я не вполне понимаю, чего вы хотите, — медленно заговорил Гарри. — «Примкнуть к министерству»… что это значит?
— Ничего особо обременительного, уверяю тебя, — ответил Скримжер. — Например, если ты будешь время от времени показываться в министерстве, это произведет должное впечатление. Кстати, там у тебя будет масса возможностей побеседовать с Гавейном Робардсом, который сменил меня в кабинете авроров. Долорес Кхембридж говорит, ты мечтаешь стать аврором. Что же, это очень легко устроить…
Гарри почувствовал, как в душе стремительно закипает ярость: неужто Долорес Кхембридж оставили в министерстве?
— То есть, попросту говоря, — сказал он таким тоном, словно желал всего лишь прояснить пару неясных моментов, — вы хотите создать впечатление, будто я работаю в министерстве?
— Это укрепило бы боевой дух нации, Гарри, — в голосе Скримжера звучало явное облегчение оттого, что Гарри так быстро согласился. — Избранный печется о нас и все такое прочее… народу нужна надежда, ощущение, что дело делается…
— Но ведь если я буду мелькать в министерстве, — сказал Гарри, пока еще вежливо, — люди могут решить, что я одобряю вашу политику?
— Ну, — Скримжер слегка нахмурился, — да; в частности, поэтому мы хотим…
— Нет, вряд ли что-то получится, — мило улыбнулся Гарри. — Видите ли, мне ужасно не нравятся некоторые ваши действия. Например, арест Стэна Стражера.
Скримжер молчал, мгновенно напрягшись.
— Я и не ждал, что ты поймешь, — произнес он чуть погодя, скрывая свой гнев намного хуже, чем Гарри. — Суровые времена требуют суровых решений. Тебе всего шестнадцать…
— Думбльдору намного больше, но и он не считает, что Стэн должен сидеть в Азкабане, — перебил Гарри. — Вы сделали Стэна козлом отпущения, а из меня хотите сделать амулет.
Они долго и сурово смотрели друг на друга. Потом Скримжер изрек без тени теплоты:
— Ясно. Ты предпочитаешь — как твой герой Думбльдор — полностью размежеваться с министерством?
— Я не хочу, чтобы мной пользовались, — сказал Гарри.
— Другой счел бы своим долгом послужить министерству!
— Да, а кто-то еще счел бы вашим долгом сажать в Азкабан только настоящих преступников! — Возмущение Гарри нарастало с каждой секундой. — Вы такой же, как Барти Сгорбс. Неужели министерство ничего не может сделать как надо? У вас либо Фудж, который притворялся, что все чудесно, пока людей не начали убивать у него под носом, либо вы, который бросает в тюрьму невиновных и хочет изобразить, будто на него работает Избранный!
— Так ты не Избранный? — резко оборвал Скримжер.
— Кажется, вы говорили, что это неважно? — горько рассмеялся Гарри. — Вам, во всяком случае.
— Так говорить не следовало, — быстро сказал Скримжер. — Это было бестактно…
— Нет, всего-навсего честно, — возразил Гарри. — Одна из немногих правдивых вещей, которые я услышал. Вам безразлично, умру я или выживу, важно только, чтобы я помог убедить общественность, будто вы побеждаете в войне с Вольдемортом. Я не забыл, министр…
Он поднял правый кулак. На тыльной стороне холодного запястья сверкали белые шрамы от слов, которые Долорес Кхембридж заставляла его вырезать на собственной руке: «Я никогда не должен лгать».
— Не припомню, чтобы вы встали на мою защиту, когда я пытался доказать, что Вольдеморт вернулся. В прошлом году министерство почему-то не стремилось со мной дружить.
Воцарилось молчание, столь же ледяное, как земля у них под ногами. Гном извлек червяка и радостно обсасывал его, привалившись к нижним веткам рододендрона.
— Что сейчас делает Думбльдор? — бесцеремонно осведомился Скримжер. — Где бывает, когда его нет в «Хогварце»?
— Понятия не имею, — ответил Гарри.
— А если б и знал, не сказал, — продолжил за него Скримжер, — так ведь?
— Нет, не сказал бы, — подтвердил Гарри.
— Что ж, придется попробовать выяснить самостоятельно.
— Попробуйте, — Гарри равнодушно пожал плечами. — Но вы ведь умнее Фуджа и, казалось бы, должны учиться на его ошибках. Он пытался вмешиваться в дела «Хогварца». И теперь, как вы, может быть, заметили, он больше не министр. А Думбльдор остается директором. На вашем месте я бы оставил Думбльдора в покое.
Повисла длинная пауза.
— Видно, что, по крайней мере, над тобой он славно потрудился, — после долгого молчания холодно проговорил Скримжер, жестко глядя на Гарри сквозь очки в проволочной оправе. — Человек Думбльдора до мозга костей, так, Поттер?
— Да, так, — сказал Гарри. — Рад, что мы это выяснили.
Он повернулся спиной к министру и зашагал к дому.
Глава семнадцатая. Испорченные воспоминания
Вскоре после Нового года, рано вечером, Гарри, Рон и Джинни выстроились перед очагом, собираясь отправиться в «Хогварц» — министерство организовало одноразовое подключение к кружаной сети для быстрой и безопасной переброски учеников в школу. Провожала ребят одна только миссис Уэсли: мистер Уэсли, Фред, Джордж, Билл и Флер были на работе. Миссис Уэсли утопала в слезах. Впрочем, надо признать, последнее время она почти постоянно плакала; с тех самых пор, когда в рождественский вечер Перси вылетел из дома в очках, залепленных пюре из пастернака («авторство» этого подвига приписывали себе Фред, Джордж и Джинни).
— Не плачь, мам, — Джинни похлопывала по спине миссис Уэсли, рыдавшую у нее на плече. — Все нормально…
— Да, не переживай о нас, — сказал Рон, позволяя матери запечатлеть на своей щеке очень и очень влажный поцелуй, — а тем более о Перси. Он такой дебил, что не велика потеря, правда?
Миссис Уэсли расплакалась еще сильнее и обняла Гарри.
— Обещай, что будешь осторожен… не полезешь на рожон…
— А я никогда не лезу, — ответил Гарри. — Вы же меня знаете, я люблю жить тихо-спокойно.
Миссис Уэсли слезливо хихикнула и отступила назад.
— Ладно, дорогие мои, будьте умницами…
Гарри шагнул в изумрудный огонь и выкрикнул: «Хогварц!» Перед глазами мелькнули напоследок уголок кухни и мокрое лицо миссис Уэсли, а затем пламя объяло его целиком. Гарри закружило, завертело; перед ним пронесся размытый калейдоскоп чужих колдовских жилищ, но картинки исчезали раньше, чем он успевал что-либо рассмотреть. Чуть погодя движение замедлилось, и наконец резко остановилось. Гарри стоял в камине кабинета профессора Макгонаголл, которая, когда он стал перелезать через каминную решетку, на мгновение оторвалась от своей работы и сказала:
— Добрый вечер, Поттер. Постарайтесь не испачкать ковер.
— Что вы, профессор.
Гарри поправил очки и пригладил волосы. В камине тем временем показался вертящийся Рон. Подождав Джинни, все трое вышли из кабинета Макгонаголл и быстро направились в гриффиндорскую башню. По дороге Гарри выглядывал в окна. Солнце уже садилось за стенами замка, вся территория которого была укрыта снежным ковром, еще более плотным, чем в саду Пристанища. Вдалеке, перед хижиной, Огрид кормил Конькура.
— Ерунда, — уверенно произнес Рон, подходя к Толстой Тете. Она была необычно бледна и поморщилась от его громкого голоса.
— Нет, — сказала она.
— Что значит «нет»?
— Пароль сменили, — пояснила Толстая Тетя. — И умоляю тебя, не кричи.
— Нас не было, откуда нам знать…?
— Гарри! Джинни!
К ним подлетела раскрасневшаяся Гермиона в мантии, шляпе и перчатках.
— Я вернулась часа два назад, я только что от Огрида и Конь… то есть, Курокрыла, — на едином дыхании сообщила она. — Как Рождество, хорошо?
— Да, — с готовностью отозвался Рон, — довольно-таки бурно, Руфус Скрим…
— У меня для тебя кое-что есть, Гарри, — сказала Гермиона, не глядя на Рона и будто не замечая его. — Да, кстати — пароль. Воздержание.
— Точно, — слабым голосом промолвила Толстая Тетя и качнулась вперед, открывая дыру за портретом.
— Что это с ней? — спросил Гарри.
— Переусердствовала на праздники, — закатив глаза, ответила Гермиона и первой пролезла в переполненную общую гостиную. — Они с подружкой Виолеттой выпили все вино у пьяных монахов, знаете, с той картины в коридоре около кабинета заклинаний… Ладно, неважно…
Она порылась в кармане и вытащила пергаментный свиток, подписанный почерком Думбльдора.
— Отлично, — Гарри сразу развернул послание и узнал, что следующее индивидуальное занятие назначено на завтрашний вечер. — Мне столько всего надо ему рассказать — да и тебе тоже. Пойдем сядем…
Тут раздался громкий визг: «Вон-Вон!», и Лаванда Браун, выскочив неизвестно откуда, бросилась на шею Рону. Народ захихикал; Гермиона мелодично рассмеялась и сказала:
— Вон столик… ты с нами, Джинни?
— Нет, спасибо, я обещала найти Дина, — ответила Джинни без всякого энтузиазма, чего Гарри, разумеется, не мог не отметить. Рон и Лаванда стояли, сцепившись в борцовском захвате. Оставив их обниматься, Гарри повел Гермиону к свободному столику.
— А как твое Рождество?
— Нормально, — она пожала плечами. — Ничего особенного. А что было у Вон-Вона?
— Сейчас расскажу, — пообещал Гарри. — Слушай, Гермиона, а ты не могла бы…?
— Нет, не могла бы, — бесцветным голосом ответила та, — даже не проси.
— Я думал, что, может, за каникулы… ну, ты понимаешь…
— Это Толстая Тетя выпила цистерну пятисотлетнего вина, Гарри, а не я. Ну, говори, что за важные новости ты хотел сообщить?
У нее был настолько свирепый вид, что Гарри предпочел забыть о Роне и пересказал разговор Малфоя и Злея.
Когда он закончил, Гермиона немного посидела в раздумье и сказала:
— А ты не думаешь…?
— …что он притворялся, будто хочет помочь, чтобы выведать у Малфоя признаться его намерения?
— Ну… да, — кивнула Гермиона.