тереть глаза и принялся длинно и с удовольствием рассказывать о разведении древовечков. В этот момент Феликс Фелицис слегка подтолкнул Гарри, и он заметил, что запасы вина, принесенного Снобгорном, быстро иссякают.
До сих пор Гарри еще не удавалось создать пополняющие чары, не произнося заклинание вслух, но от одной мысли, что сегодня у него это могло бы не получиться, стало смешно. Он улыбнулся про себя и, незаметно для Хагрида и Снобгорна (теперь травивших байки про незаконную торговлю драконьими яйцами), направил под столом палочку на пустеющие бутылки и, конечно же, они принялись наполняться вновь.
Через час или что-то вроде того Хагрид и Снобгорн принялись провозглашать самые нелепые тосты: за Хогвартс, за Дамблдора, за эльфийское вино и за…
— Гарри Поттера! — взревел Хагрид и осушил четырнадцатый ковш вина, пролив немного на подбородок.
— Да, за него, — глуховато выкрикнул Снобгорн, — За Парри Готтера, избранного мальчика, который… мн-э-э-э… что-то в этом роде, — пробормотал он и тоже допил свою кружку.
Вскоре Хагрид снова чуть не разрыдался и втиснул весь пучок волоса единорога в руки Снобгорну, и тот убрал его в карман с криками:
— За дружбу! За щедрость! За десять галеонов за волос!
А еще через некоторое время Хагрид и Снобгорн, сидя рядом за столом и обнявшись, спели медленную и печальную песню об умирающем волшебнике по имени Одо.
— А-а-а-ах, лучшие умирают молодыми, — проговорил слегка окосевший Хагрид, навалившись на стол, тогда как Снобгорн продолжал выводить дребезжащим голосом припев. — Мой отец умер рано… и твои мама и папа тоже, Гарри… — из его глаз под сморщенными веками снова покатились слезы, он схватил Гарри за руку и потряс ее. — Лучшие волшебники среди своих одногодков… Я так и не узнал… ужасно… ужасно…
— И Одо-героя домой принесли,
Где мальчиком бегал он встарь,
— жалобно пел Снобгорн.
— И там хоронили, его вывернув шляпу,
Сломав его палочку, жаль…
— …ужасно, — прохрипел Хагрид, его большая косматая голова скатилась боком на руки, и он заснул, громко храпя.
— Извините, — икнул Снобгорн. — Мне и правда медведь на ухо наступил.
— Хагрид говорил не о вашем пении, — тихо сказал Гарри, — а о смерти моих мамы и папы.
— Ох, боже мой. Да, это было… было действительно ужасно. Ужасно…ужасно…
Он явно не знал, что еще сказать, и сосредоточился на том, чтобы снова наполнить их кружки.
— Я не… я полагаю, ты не помнишь, как это было, Гарри? — спросил он.
— Нет. Мне было всего год, когда они погибли, — сказал Гарри, глядя на пламя свечи, помигивающее от тяжелого дыхания Хагрида. — Но с тех пор я немало узнал о том, что произошло. Мой отец погиб первым. Вы знали об этом?
— Я… не знал, — ответил притихший Снобгорн.
— Да… Вольдеморт убил его и перешагнул через его тело к моей маме, — проговорил Гарри.
Снобгорн передернул плечами, но, казалось, был не в силах оторвать полный ужаса взгляд от лица Гарри.
— Он велел ей убираться с дороги, — безжалостно продолжал Гарри. — Он говорил мне, что ей не обязательно было умирать. Ему нужен был только я. Она могла убежать.
— О, ужас, — выдохнул Снобгорн. — Она могла… ей не нужно было… Это ужасно…
— Именно, — сказал Гарри, его голос был едва громче шепота. — Но она не двинулась с места. Отец уже умер, но она не хотела, чтобы и я тоже. Она умоляла Вольдеморта. Но он только смеялся…
— Довольно! — внезапно сказал Снобгорн, поднимая трясущуюся руку. — В самом деле, мальчик мой, не нужно больше… Я старый человек… не нужно мне слышать… Я не хочу слышать…
— Я забыл, — соврал Гарри, как подсказал ему Феликс Фелицис. — Она вам нравилась, так ведь?
— Нравилась? — спросил Снобгорн, и в его глазах вновь появились слезы. — Не представляю того, кто бы увидел ее и кому бы она не понравилась… очень смелая… очень веселая… То, что с ней случилось — так страшно…
— Но вы не хотите помочь ее сыну, — проговорил Гарри. — Она отдала мне свою жизнь, а вы не хотите отдать мне воспоминание.
Грохочущий храп Хагрида наполнял хижину. Гарри, не отрываясь, смотрел в полные слез глаза Снобгорна. Казалось, зельесоставитель был не в состоянии отвернуться.
— Не говори этого, — прошептал он. — Даже не проси… Разве что это может тебе помочь, разумеется… но я не вижу ни одной причины…
— Причины есть, — отчетливо произнес Гарри. — Дамблдору нужны сведения. Мне нужны сведения.
Он знал, что ничем не рискует: Феликс Фелицис подсказывал, что наутро Снобгорн ничего из этого не вспомнит.
Глядя прямо ему в глаза, Гарри слегка наклонился вперед.
— Я избранный. Я должен его убить. Мне нужно это воспоминание.
Снобгорн побледнел. Его гладкий лоб блестел от пота.
— Ты избранный?
— Конечно, — спокойно ответил Гарри.
— Но тогда… Мальчик мой… ты просишь об огромной услуге… по сути, ты просишь помочь тебе в твоей попытке уничтожить…
— Вы не хотите избавиться от волшебника, который убил Лили Эванс?
— Гарри, Гарри, разумеется, хочу. Только…
— Вы боитесь, он узнает, что вы мне помогли?
Снобгорн промолчал. Он выглядел напуганным.
— Профессор, будьте таким же смелым, как моя мать…
Снобгорн поднял пухлую руку и прижал дрожащие пальцы к губам. На короткий момент он стал похож на безобразно переросшего младенца
— Я не горжусь этим, — прошептал он сквозь пальцы. — Мне стыдно за то… за то, что содержит воспоминание…Думаю, что в тот день я очень сильно навредил…
— Все, что вы сделали, окупится тем, что вы отдадите мне воспоминание, — сказал Гарри. — Это будет очень смелый и благородный поступок.
Хагрид резко вздрогнул во сне и продолжил храпеть. Снобгорн и Гарри смотрели друг на друга поверх мерцающей свечи. Молчание тянулось долго, но Феликс Фелицис велел Гарри не прерывать его, а ждать.
Затем, очень медленно Снобгорн сунул руку в карман и вытащил волшебную палочку, засунул другую руку под плащ и достал оттуда маленькую пустую бутылочку. Продолжая смотреть Гарри в глаза, он коснулся палочкой виска и стал отводить, вытягивая длинную серебряную нить воспоминания, приставшую к ее кончику. Воспоминание становилось все длиннее и длиннее, потом нить оборвалась и закачалась на конце палочки, светясь серебром. Снобгорн опустил ее в бутылочку, и нить свернулась, а затем попыталась раскрутиться, клубясь, словно дым. Он запечатал бутылек дрожащими руками и протянул через стол Гарри.
— Большое спасибо, профессор.
— Ты хороший мальчик, — произнес профессор Снобгорн. По его полным щекам и усам, похожим на моржовые, катились слезы. — И у тебя ее глаза… Только не думай обо мне слишком плохо, когда увидишь это…
И он тоже опустил голову на руки, глубоко вздохнул и уснул.
Глава двадцать третья. ХОРКРУКСЫ
Плетясь обратно в замок, Гарри чувствовал, как ослабевает действие Феликс Фелицис. Входная дверь осталась незапертой для него, однако на третьем этаже он повстречался с Пивзом и едва избежал обнаружения, шмыгнув в сторону, в один из своих обходных путей. Добравшись до портрета Полной дамы и стянув с себя плащ-невидимку, он не удивился, обнаружив, что та настроена совсем не приветливо.
— И как это называется — приходить в такое время?
— Простите, пожалуйста, мне надо было выйти по важному делу…
— Ну, а пароль в полночь поменялся, так что, похоже, придется тебе спать в коридоре.
— Вы шутите! — воскликнул Гарри. — Зачем было менять его в полночь?
— А вот затем, — ответила Полная дама. — Если сердишься, иди разбирайся с директором, это он усилил охрану.
— Замечательно, — едко заметил Гарри, оглядывая твердый пол коридора. — Просто чудесно. Пошел бы я разбираться с Дамблдором, если бы он был здесь, ведь это он хотел, чтобы я…
— Он здесь, — раздался голос позади Гарри. — Профессор Дамблдор час назад вернулся в школу.
Почти Безголовый Ник плыл по воздуху к Гарри, как обычно, болтая головой поверх брыжей.
— Я узнал от Кровавого барона, он видел, как прибыл Дамблдор, — сказал Ник. — По его словам, он в хорошем настроении, хотя, конечно, немного устал.
— Где он? — спросил Гарри, чувствуя, как екнуло сердце.
— А, стонет и лязгает цепями наверху, в башне астрономии, его любимое времяпрепровождение…
— Да не Кровавый барон, а Дамблдор!
— А… в своем кабинете, — ответил Ник. — Судя по тому, что сказал Барон, перед сном у него еще есть какое-то дело.
— Да, есть, — и Гарри с полыхнувшим в груди волнением представил, как скажет Дамблдору, что получил воспоминание. Он развернулся и снова бросился бежать, не обращая внимания на Полную даму, кричавшую ему вслед:
— Вернись! Да соврала я! Просто рассердилась, что ты меня разбудил! Пароль все еще «глист»!
Но Гарри уже мчался обратно по коридору, и через несколько минут сказал горгулье Дамблдора: «Ириски с начинкой», — и та отскочила в сторону, открыв ему проход на винтовую лестницу.
— Войдите, — сказал Дамблдор, когда Гарри постучал. По голосу было ясно, что он утомлен. Гарри распахнул дверь. Кабинет Дамблдора выглядел так же, как всегда, но за окнами сегодня было черное звездное небо.
— Батюшки, Гарри! — удивленно воскликнул Дамблдор. — Чем обязан чести видеть тебя так поздно?
— Сэр… я достал его. Воспоминание Снобгорна.
Вынув крошечный стеклянный бутылек, Гарри показал его Дамблдору. Пару мгновений директор выглядел ошеломленным. Потом его лицо расплылось в широкой улыбке.
— Гарри, это же замечательная новость! Ты и правда молодец! Я знал, что у тебя получится!
И, явно позабыв про поздний час, он поспешно вышел из-за стола, взял бутылек с воспоминанием Снобгорна неповрежденной рукой и широкими шагами подошел к шкафчику, в котором у него хранился думоотвод.
— А теперь, — сказал Дамблдор, поставив каменную чашу на стол и вылив в нее содержимое бутылька. — Теперь мы, наконец, увидим. Гарри, быстро…
Гарри послушно склонился над думоотводом и почувствовал, как ноги оторвались от пола… Он вновь падал в темноту и приземлился в кабинете Снобгорна много лет назад. В удобном кресле с загнутыми подлокотниками снова сидел Снобгорн со своими густыми, блестящими соломенными волосами и рыжевато-рысыми усами, но в этот раз он был намного моложе. Ноги его лежали на бархатном пуфике, в одной руке у него был маленький бокал вина, другой же он шарил в коробке с засахаренными ананасами. А вокруг Снобгорна сидело с полдюжины мальчиков-подростков, и среди них был Том