И место переменилось. Теперь Гарри увидел, как Снейп разговаривает с портретом Дамблдора в кабинете директора.
— Тебе нужно передать Волдеморту точную дату отъезда Гарри из дома его тётки, — сказал Дамблдор. — Не сделать этого будет подозрительным, ведь Волдеморт верит, что ты хорошо информирован. Но ты скроешь от него идею с двойниками — думаю, это обеспечит безопасность Гарри. Попробуй подействовать на Мундунгуса Флетчера сбивающим с толку заклинанием. И, Северус, если тебе придётся принять участие в погоне, сыграй свою роль убедительно. Я рассчитываю на тебя: ты должен оставаться на хорошем счету у Волдеморта так долго, насколько возможно, иначе Хогвартс останется на растерзание Кэрроу.
Теперь Снейп сидел рядышком с Мундунгусом в незнакомой таверне. Лицо Мундунгуса ничего не выражало, а Снейп хмурился от напряжения.
— Ты предложишь Ордену Феникса, — прошептал Снейп, — использовать двойников. Многосущное зелье. Одинаковые Поттеры — единственный способ, который сработает. Ты забудешь, что я разговаривал с тобой, и выдашь это за свою собственную идею. Понятно?
— Понятно, — прошептал Мундунгус. Его взгляд был расфокусирован.
Теперь Гарри летел рядом со Снейпом на метле по ясному ночному небу. Их сопровождали другие пожиратели в капюшонах, а впереди мчались Люпин и Гарри, который на самом деле был Джорджем. Один из пожирателей опередил Снейпа и поднял палочку, целясь прямо в спину Люпина.
— Sectumsempra! — выкрикнул Снейп.
Но заклинание, метившее в палочку пожирателя, прошло мимо и попало в Джорджа.
В следующей сцене Снейп стоял на коленях в старой спальне Сириуса. Он читал письмо Лили, и слёзы капали с кончика его крючковатого носа. На второй странице оставалась всего пара строк:
«…когда-либо мог быть другом Геллерта Гринделвальда. Боюсь, она слегка тронулась умом.
Люблю безумно,
Лили»
Снейп забрал листок с подписью Лили и её любовью и спрятал в карман своей мантии. Потом он разорвал напополам фотографию, которую держал в руках, так, что на ней осталась лишь смеющаяся Лили, и выбросил половину с Джеймсом и Гарри на пол, под ящики шкафа…
И снова Снейп находился в кабинете директора. Запыхавшийся Финеас Нигеллус появился на своём портрете.
— Директор! У них лагерь в Лесу Дина! Грязнокровка…
— Не произноси это слово!
— Ну, девчонка Грейнджер назвала место, когда открывала сумку, и я услышал.
— Хорошо. Просто прекрасно, — раздалось с портрета Дамблдора над директорским креслом.
— Теперь, Северус, меч! Не забудь, что его можно получить, лишь остро в нём нуждаясь и проявив смелость и героизм. И он не должен знать, что меч передал ему ты! Если Волдеморт прочтёт в мыслях Гарри, что ты помогал ему…
— Знаю, — отрывисто бросил Снейп.
Он отодвинул в сторону портрет Дамблдора. За ним открылся тайник, из которого Снейп вынул меч Гриффиндора.
— И Вы так и не скажете мне, почему так важно передать Поттеру меч? — поинтересовался Снейп, накинув дорожный плащ поверх мантии.
— Нет, вряд ли, — ответил Дамблдор с портрета. — Он знает, что с ним делать. И, Северус, будь осторожен, они не будут рады видеть тебя после случая с Джорджем Уизли…
Снейп повернулся к двери.
— Не волнуйтесь, Дамблдор, — прохладно сказал он. — У меня есть план.
Снейп покинул комнату. Гарри вынырнул из Омута Памяти. Спустя мгновенье он лежал на полу той самой комнаты, дверь которой только что закрылась за Снейпом.[33]
Глава 34. Снова в лесу
Наконец, правда. Лёжа, прижавшись лицом к пыльному ковру в кабинете, где, как он думал, он изучал тайны победы, Гарри, наконец, понял, что не должен выжить. Его работа заключалась в том, чтобы невозмутимо шагнуть в раскрытые объятия смерти. По пути он должен был разрушить связи, возвращающие Волдеморта к жизни, чтобы, когда он бросится наперерез дороге Волдеморта и не сможет поднять палочку в свою защиту, конец был бы чистый, работа, которая должна была быть закончена в Годриковой Лощине, была бы закончена. Никто бы не выжил, никто бы не мог выжить.
Он чувствовал, как отчаянно билось сердце в груди. И странно было ощущать, что в страхе смерти оно колотилось ещё сильнее, отважно поддерживая его жизнь. Но оно должно было остановиться, совсем скоро. Его удары были сочтены. Сколько потребуется времени, чтобы он поднялся и прошёл через замок в последний раз, через двор в лес?
Страх заполнял его, пока он лежал на полу, с траурным барабанным стуком внутри. Тяжело ли умирать? Всё это время он думал, что это случится, и спасался, но никогда по-настоящему не думал непосредственно о смерти: его желание жить было сильнее страха умереть. Теперь, даже если ему удастся избавиться от Волдеморта, он и не попытается спастись. Всё было кончено, он знал это, и всё, что оставалось, — умереть.
Если бы он умер той летней ночью, когда они покинули дом номер четыре на Прайвет Драйв, когда в последний раз замечательная палочка с пером феникса спасла его! Если бы он мог умереть как Хедвига, так быстро, что не успел бы понять, что произошло! Или если бы он мог принять на себя заклятие, чтобы спасти жизни тех, кого любил… Теперь он завидовал даже смерти своих родителей. Это хладнокровное путешествие по уничтожению самого себя требовало различного вида храбрости. Он почувствовал, как немного дрожат его пальцы, и сделал усилие проконтролировать их, хотя его никто не видел: портреты на стенах были пусты.
Медленно, очень медленно, он сел и теперь смог почувствовать себя более живым и более осознающим своё живое тело, чем раньше. Почему он раньше не ценил чудо своей жизни: разум, храбрость, пылкое сердце? Теперь это всё должно было уйти… или, по крайней мере, он должен был уйти от этого. Его дыхание стало медленным и глубоким, его рот и горло совершенно пересохли, и его глаза также.
Предательство Дамблдора ничего не значило. Конечно, это был великий план: Гарри был просто дураком, что не видел этого. Теперь он это понял. Он никогда не подвергал сомнению собственные предположения, что Дамблдор хотел, чтобы он выжил. Теперь он видел, что продолжительность его жизни всегда определялась тем, сколько времени потребуется для уничтожения всех крестражей. Дамблдор передал эту работу ему, и он послушно продолжил разрушать связи с жизнью не только Волдеморта, но и свои. Как изящно, как элегантно — не тратить впустую большое количество жизней, а дать опасную задачу мальчику, который и так предназначен в жертвы, чья смерть будет не бедствием, а ещё одним ударом против Волдеморта.
И Дамблдор знал, что Гарри не дезертирует, что он пойдёт до конца, даже если это будет его конец, потому что он взял решение этой проблемы на себя, не так ли? Дамблдор, как и Волдеморт, знал, что Гарри не позволит кому-то ещё умереть за него теперь, когда знает, что в его власти остановить это. Вид Фреда, Люпина и Тонкс, лежащих мёртвыми в Большом зале, возник перед глазами, и на мгновение у него перехватило дыхание. Смерть была нетерпелива…
Но Дамблдор переоценил его. Он потерпел неудачу: змея выжила. Один крестраж будет продолжать связывать Волдеморта с землёй даже после того, как Гарри будет убит. Конечно, это будет означать лишь более лёгкую работу для кого-то. Он задумался, кто сможет сделать это… Рон и Гермиона, конечно, знали, что нужно сделать… Вот почему Дамблдор хотел, чтобы он доверился двум другим… чтобы, если он выполнит своё предназначение слишком рано, они могли продолжить…
Как дождь по холодному окну, эти мысли барабанили по твёрдой поверхности неопровержимой правды, которая заключалась в том, что он должен умереть. Я ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ. Это должно закончиться.
Ему казалось, что Рон и Гермиона где-то далеко, в далёкой стране, как будто он расстался с ними очень давно. Не будет прощаний и объяснений — он знал это. Это путешествие они не должны проходить вместе, и все их попытки остановить его — только впустую потраченное время. Он посмотрел вниз на золотые часы, которые получил на своё семнадцатилетие. Почти половина часа, отведённого Волдемортом для сдачи, истекла.
Он встал. Его сердце прыгало в груди, как безумная птица. Возможно, оно знало, что есть ещё немного времени, возможно, оно хотело выполнить перед концом все удары за целую жизнь. Он не оглянулся назад, закрывая двери.
Замок был пуст. Он чувствовал, как идёт один сквозь него, похожий на привидение, будто он уже умер. Портреты людей всё ещё отсутствовали в рамах. Всё было мрачно неподвижно, как будто весь оставшийся источник жизни был сосредоточен в Большом зале, заполненном мёртвыми и скорбящими.
Гарри надел плащ-невидимку и начал спускаться через все этажи до самого последнего пролёта мраморной лестницы, ведущего в вестибюль. Возможно, крошечная частичка его всё же надеялась, что его обнаружат, что его остановят, но плащ, как всегда, был совершенно непроницаем, и Гарри легко достиг передней двери.
И тут Невилл едва не наткнулся на него. Он был одним из двух, кто нёс со двора тело. Гарри посмотрел вниз и снова почувствовал удар в живот: Колин Криви, несовершеннолетний, наверное, прокрался обратно в замок, как Малфой, Крэбб и Гойл. Он казался совсем крошечным в смерти.
— Знаешь что? Я могу управиться с ним один, Невилл, — сказал Оливер Вуд и, подняв Колина на плечо, понёс его в Большой зал.
Невилл на мгновение прислонился к косяку двери и вытер лоб тыльной стороной ладони. Он выглядел сильно повзрослевшим. Затем он вышел снова в темноту за другими телами.
Гарри бросил взгляд на вход в Большой зал. Люди двигались кругами, пытаясь успокоить друг друга, пили за умерших, встав на колени около них, но он не мог разглядеть тех, кого любил: никакого намёка на Гермиону, Рона, Джинни или других Уизли, Луну. Он чувствовал, что готов отдать всё оставшееся ему время за один взгляд на них, но тогда, где он возьмёт силы, чтобы прекратить смотреть? Уж лучше так.
Он вышел в темноту. Было около четырёх утра, и ощущалась смертельная неподвижность двора: будто все затаили дыхание, ожидая увидеть, сможет ли он сделать то, что должен.