Посередине поляны горел огонь, его мерцающий свет падал на толпу тихих, настороженных пожирателей смерти. Некоторые из них были всё ещё в масках и капюшонах, другие открыли лица. Двое гигантов сидели с краю, отбрасывая массивные тени на поляну; их лица были жестокими и, подобно скалам, грубо высеченными. Гарри увидел Фенрира, прячущегося и грызущего длинные ногти; высокого блондина Роула, прикладывающего что-то к своей окровавленной губе. Он видел Люциуса Малфоя, который выглядел побеждённым и испуганным, и Нарциссу, чьи глаза впали и были полны мрачного предчувствия.
Все глаза были устремлены на Волдеморта, который стоял неподвижно, наклонив голову и обхватив белыми пальцами Старейшую палочку. Он, возможно, молился или что-то тихо подсчитывал в уме, и Гарри, остановившемуся на краю поляны, нелепо подумалось о ребёнке, водящем в прятки. Позади его головы, подобно чудовищному нимбу, скручиваясь и извиваясь, плавала в своей блестящей, очаровательной клетке огромная змея Нагини.
Когда Долохов и Яксли присоединились к кругу, Волдеморт поднял глаза.
— Никаких признаков его, мой Лорд, — произнёс Долохов.
Выражение лица Волдеморта не изменилось. Красные глаза, казалось, горели в свете огня. Медленно он потянул Старейшую палочку между пальцев.
— Мой Лорд…
Заговорила Беллатрикс: она сидела ближе всех к Волдеморту, взъерошенная, её лицо было немного окровавлено, но в остальном она была невредима.
Волдеморт поднял руку, жестом останавливая её, и она замолчала, продолжая смотреть на него с боготворящим обожанием.
— Я думал, он придёт, — сказал Волдеморт высоким чистым голосом, его глаза смотрели на прыгающий огонь. — Я ожидал, что он придёт.
Все молчали. Они выглядели такими же испуганными, как Гарри, чьё сердце бешено колотилось в груди, как бы желая выскользнуть из тела, которое он собирался покинуть. Его руки вспотели, пока он снимал плащ-невидимку и запихивал её под одежду вместе с палочкой. Он не хотел, чтобы у него возникло желание бороться.
— Я думаю… это было… ошибкой, — закончил Волдеморт.
— Ты не ошибся.
Гарри сказал это так громко, как смог, со всей силой, которую смог собрать: он не хотел выглядеть испуганным. Воскрешающий камень выскользнул из его оцепеневших пальцев, и когда он вышел вперёд к огню, то краем глаза заметил, как исчезают его родители, Сириус и Люпин. В этот момент он почувствовал, что ничто не имеет значения, кроме Волдеморта. Это дело только их двоих.
Иллюзия развеялась так же быстро, как и возникла. Гиганты заревели, когда пожиратели смерти поднялись вместе: было много криков, удивления и даже смеха. Волдеморт застыл на месте, но его красные глаза нашли Гарри, и он смотрел, как Гарри двигается к нему, с пустыми руками: только огонь был между ними.
Тут раздался вопль:
— Гарри! Нет!
Он обернулся: Хагрид был скручен и привязан к ближайшему дереву. Его огромное тело встряхнуло ветви наверху, когда он отчаянно дёрнулся.
— Нет! Нет! Гарри, зачем ты…
— Тихо! — вскричал Роул и щёлкнул палочкой, заставляя Хагрида замолчать.
Беллатрикс, вскочив на ноги, нетерпеливо глядела то на Волдеморта, то на Гарри, её грудь вздымалась. Единственными движущимися вещами были огонь и змея, скручивающаяся и раскручивающаяся в блестящей клетке позади головы Волдеморта.
Гарри чувствовал свою палочку у себя на груди, но не сделал попытки достать её. Он знал, что змея была под хорошей защитой, знал, что если он сможет направить палочку на Нагини, пятьдесят проклятий поразят его. Тем не менее, Волдеморт и Гарри смотрели друг на друга, и теперь Волдеморт, наклонив голову немного в сторону, рассматривал мальчика, стоящего перед ним, и странная безрадостная улыбка витала на его безгубом лице.
— Гарри Поттер, — сказал он очень мягко. Его голос был похож на часть шипящего огня. — Мальчик, который выжил.
Никто из пожирателей смерти не двигался. Они ждали, всё ждало. Хагрид боролся, Беллатрикс задыхалась, а Гарри необъяснимо думал о Джинни, о её сверкающем взгляде, и ощущал её губы на своих…
Волдеморт поднял свою палочку. Его голова была всё ещё наклонена в сторону, как у любопытного ребёнка, размышляющего, что случится, если он продолжит. Гарри снова посмотрел в красные глаза и приготовился, что это случится сейчас, быстро, пока он может стоять, прежде чем потеряет контроль, прежде чем выдаст свой страх…
Он видел движение губ и вспышку зелёного света — и всё исчезло.[34]
Глава 35. Кингс-Кросс
Он лежал лицом вниз, вслушиваясь в тишину, и был совершенно один. Никто не смотрел. Никого больше не было. Он не был полностью уверен, что пришёл в себя.
Много позднее, или совсем сразу, он понял, что он, должно быть, существует, что он, должно быть, больше, нежели бестелесная душа, потому что он лежал, определённо лежал, на какой-то поверхности. Соответственно, он всё ещё обладал чувством осязания, и то, на чём он лежал, тоже существовало.
Как только Гарри пришёл к такому заключению, то осознал, что он голый. Но поскольку он был уверен в том, что находится в полном одиночестве, то это обстоятельство его не обеспокоило, однако несколько озадачило. Он задумался, а способен ли он, если уж он может чувствовать, и видеть. Открыв их, он выяснил, что у него есть глаза.
Он лежал в светлом тумане. Впрочем, туман этот отличался от всех виденных им ранее. Окружающая его действительность не была скрыта за мутной дымкой, скорее, эта дымка ещё не превратилась в окружающую обстановку. Пол, на котором он лежал, казался белым; он не был ни тёплым, ни холодным, просто присутствовало что-то плоское, пустое, на чём можно было находиться.
Он сел. Его тело выглядело невредимым. Он дотронулся до лица: он больше не носил очки.
Затем сквозь бесформенную пустоту, окружавшую его, до него донёсся звук: слабый, тихий шум чего-то, что билось, стучало, боролось. Звук вызывал жалость, хоть и был несколько безобразным. Появилось неприятное чувство, будто он подслушивал что-то тайное, постыдное.
Впервые ему захотелось быть одетым.
Едва это желание родилось в его голове, неподалёку появилась одежда. Он взял мантию и надел её: она была сухой, чистой и тёплой. Это было удивительно, что она просто так возникла из ниоткуда в ту же секунду, как он захотел её…
Он стоял, оглядываясь по сторонам. Был ли он в большой Комнате по требованию? Чем дольше он смотрел, тем больше мог увидеть. Прямо над ним в лучах света сверкала большая стеклянная купольная крыша. Возможно, это был замок. Всё было тихим и спокойным, не считая этих странных звуков, похожих на стоны и удары, источник которых был скрыт туманом…
Гарри медленно повернулся на месте, и, казалось, всё окружающее появлялось прямо на его глазах. Просторное открытое пространство, светлое и чистое, зал гораздо больше Главного зала Хогвартса, с этой прозрачной стеклянной купольной крышей. Было совсем пусто. Он был здесь один, не считая…
Он отступил назад. Он увидел то, что издавало те звуки. По форме оно напоминало маленького голого ребёнка, свернувшегося на земле: его кожа была изранена и кровоточила, как будто она и вовсе была содрана. Это нечто, содрогаясь, лежало под стулом, где и было оставлено, ненужное, убранное с глаз долой, задыхающееся.
Гарри боялся этого. Ему не хотелось приближаться к этому существу, каким бы маленьким, слабым и раненым оно ни было. Тем не менее он медленно подошёл ближе, готовый в любой момент отпрыгнуть назад. Вскоре он приблизился настолько, что мог потрогать его рукой, но не мог себя заставить сделать это. Он чувствовал себя трусом. Он должен утешить это, но оно отталкивало его.
— Ты не в состоянии помочь.
Он обернулся. Бодрой и уверенной походкой к нему шёл Альбус Дамблдор в широкой мантии цвета ночного неба.
— Гарри! — он широко раскинул в стороны руки, и они обе были целыми, белыми и невредимыми. — Ты замечательный мальчик. Ты храбрый, храбрый мужчина. Давай пройдёмся.
Ошарашенный, Гарри последовал за Дамблдором, который широким шагом двинулся от того места, где лежал стонущий ребёнок с содранной кожей, к двум стульям, которых Гарри раньше не замечал, расположенным немного поодаль, под высоким сверкающим потолком. Дамблдор сел на один из них, Гарри опустился на другой, вглядываясь в лицо своего старого директора. Длинные, серебристые волосы и борода Дамблдора, пронзительно голубые глаза за стёклами очков в форме полумесяцев, нос с горбинкой — всё было таким, каким он помнил. И всё равно…
— Но Вы же умерли, — промолвил Гарри.
— О, да, — спокойно отозвался Дамблдор.
— Значит… я тоже умер?
— А, — произнёс Дамблдор, улыбаясь ещё шире. — Вот это вопрос, да? Вообще, дорогой мальчик, я думаю, нет.
Они посмотрели друг на друга, старик по-прежнему сиял.
— Нет? — повторил Гарри.
— Нет, — подтвердил Дамблдор.
— Но… — Гарри машинально поднёс руку к шраму в форме молнии. Кажется, его больше не было. — Но я должен был умереть… Я не защищался! Я хотел позволить ему убить меня!
— А в этом, — сказал Дамблдор, — я думаю, и есть вся разница.
Дамблдор словно излучал счастье, как свет, как огонь. Гарри никогда не видел этого человека настолько явно и очевидно довольным.
— Объясните, — попросил Гарри.
— Но ты же уже знаешь, — сказал Дамблдор. Он сцепил пальцы рук.
— Я позволил ему убить себя, — начал Гарри. — Так?
— Так, — кивнул Дамблдор. — Продолжай!
— И часть его души, которая во мне…
Дамблдор кивнул с ещё большей радостью, как будто подталкивая Гарри вперёд, с лучезарной ободряющей улыбкой на лице.
— … она исчезла?
— О, да! — сказал Дамблдор. — Да, он уничтожил её. Твоя душа теперь целиком и полностью твоя, Гарри.
— Но тогда…
Он глянул через плечо туда, где дрожало под стулом маленькое, искалеченное существо.
— Что это, профессор?
— Что-то за пределами нашей помощи, — ответил Дамблдор.