Дамблдор улыбнулся Гарри.
— Я?
— Ты. Ты уже догадался, я знаю, почему плащ был у меня в ту ночь, когда умерли твои родители. Джеймс показал мне его несколькими днями раньше. Теперь объяснялись многие нераскрытые доселе выходки твоего отца в школе! Я не мог поверить своим глазам. Я попросил его на время, чтобы исследовать. Я уже давно оставил мечту собрать Реликвии, но я не смог устоять, не удержался от того, чтобы не изучить его повнимательнее… Это был плащ, подобных которому я никогда не видел, — необычайно старый, безупречный во всех отношениях… а потом умер твой отец, и у меня на руках были две Реликвии, полностью в моём распоряжении!
В его голосе звучала невыносимая горечь.
— Плащ бы всё равно не помог им выжить, — быстро проговорил Гарри. — Волдеморт знал, где мои мама и папа. Плащ не защитил бы их от его проклятий.
— Верно, — вздохнул Дамблдор. — Верно.
Гарри ждал, но Дамблдор так и не заговорил, и Гарри вынужден был подтолкнуть его:
— Так к тому времени, как Вы увидели плащ, Вы уже перестали искать Реликвии?
— О, да, — слабым голосом промолвил Дамблдор. С видимым усилием он заставил себя встретиться глазами с Гарри. — Ты знаешь, что произошло. Ты знаешь. И ты не можешь презирать меня больше, чем я презираю сам себя.
— Но я не презираю Вас…
— А должен, — глубоко вздохнул Дамблдор. — Ты знаешь тайну болезни моей сестры, знаешь, что сделали эти магглы, что с ней стало. Ты знаешь, как мой несчастный отец жаждал мести и как он за это поплатился, умерев в Азкабане. Ты знаешь, как моя мать посвятила всю свою жизнь заботе об Ариане. Меня это возмущало, Гарри.
Дамблдор произнёс это прямо, спокойно. Сейчас его взгляд был устремлён поверх головы Гарри, вдаль.
— Я был талантлив, я был выдающимся волшебником. Я хотел вырваться. Я хотел блистать. Я хотел славы. Не пойми меня неправильно, — сказал он. На его лице отразилась боль, и Гарри снова увидел в нём старика. — Я любил их. Я любил своих родителей, я любил своего брата и свою сестру, но я был эгоистичен, Гарри, гораздо эгоистичнее, чем ты, будучи невероятно бескорыстным человеком, можешь себе представить. Поэтому, когда умерла моя мать и на меня свалился весь груз ответственности за пострадавшую сестру и своенравного брата, я вернулся в деревню, полный злости и горечи. Привязанный и бесполезный, думал я! А потом, конечно же, появился он…
Дамблдор снова взглянул Гарри прямо в глаза.
— Гринделвальд. Ты не представляешь, насколько меня захватили его идеи, Гарри, как они увлекли меня. Магглы в подчинении. Мы — торжествующие волшебники. Гринделвальд и я — великолепные молодые предводители революции. Ох, у меня были некоторые сомнения. Я успокаивал свою совесть пустыми словами. Всё бы делалось во имя большего блага, любой вред компенсировался бы в стократном размере с пользой для волшебников. Знал ли я, в глубине души, что из себя представляет Геллерт Гринделвальд? Я думаю, что знал, но закрывал на это глаза. Если вынашиваемые нами планы осуществятся, сбудутся все мои мечты. И в центре нашей программы — Реликвии Смерти! Как они поглотили его, как они заворожили нас обоих! Непобедимая волшебная палочка — оружие, которое приведёт нас к власти. Воскрешающий камень… для него — хоть я и делал вид, что не знаю этого, — он означал целый отряд инфери! Для меня, признаюсь, он означал возвращение моих родителей и снятие с моих плеч всей ответственности. А плащ… так или иначе, мы никогда особо и не говорили о плаще, Гарри. Мы оба могли достаточно хорошо замаскироваться и без него, настоящая магия которого, конечно, заключается в том, что он может спрятать и защитить кого-то ещё, помимо своего владельца. Я думал, что если мы найдём плащ, его можно будет использовать, чтобы спрятать Ариану. Но наша заинтересованность в нём заключалась, в основном, в том, что он дополнял эту тройку, поскольку легенда гласила, что человек, собравший все три объекта, станет настоящим повелителем смерти, что, как мы это трактовали, означало неуязвимость. Неуязвимые повелители смерти — Гринделвальд и Дамблдор! Два месяца безумия, жестоких мечтаний и пренебрежения единственными двумя членами семьи, оставшимися у меня. А потом… ты знаешь, что случилось. В виде моего грубого, необразованного и бесконечно более достойного уважения брата в жизнь ворвалась действительность. Я не хотел слышать правду, выкрикиваемую им мне в лицо. Я не хотел слышать, что я не могу отправиться на поиски Реликвий с уязвимой и нетвёрдо стоящей на ногах сестрой у меня на попечении. Спор перешёл в схватку. Гринделвальд потерял контроль. То, что я всегда в нём чувствовал, но притворялся, будто не вижу, с ужасающей силой вырвалось наружу. И Ариана… после всей заботы и предосторожностей, обеспеченных моей матерью… лежала мёртвой на полу.
Дамблдор запнулся и горько заплакал. Гарри подался вперёд и с облегчением обнаружил, что может дотронуться до него. Он крепко сжал его руку, и Дамблдор потихоньку овладел собой.
— Что ж, Гринделвальд сбежал, как все, кроме меня, и предполагали. Он исчез, со своими планами по захвату власти и программой порабощения магглов, и мечтами о Реликвиях Смерти, в которых я уже успел посодействовать и помочь ему. Он сбежал, в то время как мне оставалось похоронить сестру и научиться жить с этой виной, с ужасным горем — ценой моего бесчестия. Прошли годы. О нём ходили слухи. Поговаривали, что он овладел палочкой невероятной силы. Мне, тем временем, предлагали пост Министра Магии и не однажды, а несколько раз. Естественно, я отказался. Я уяснил для себя, что я не тот человек, которому можно доверить власть.
— Но Вы были бы лучше, в тысячу раз лучше Фаджа или Скримджера! — воскликнул Гарри.
— Был бы? — медленно переспросил Дамблдор. — Не уверен. Ещё будучи очень молодым, я доказал, что власть — моя слабость и слишком большой соблазн. Удивительное дело, Гарри, но, быть может, власть больше подходит тем, кто её никогда не желал. Тем, кому, как и тебе, руководящая роль была навязана; кто надел на себя мантию власти, потому что должен, и потом, к своему удивлению, понял, что справляется с поставленной задачей. Мне было лучше в Хогвартсе. Я думаю, я был хорошим учителем…
— Вы были лучшим…
— Ты очень добр, Гарри. Но пока я посвятил себя обучению юных волшебников, Гринделвальд собирал армию. Говорили, что он боялся меня. Возможно, но, я думаю, меньше, чем я боялся его. Ох, не смерти, — добавил Дамблдор в ответ на вопросительный взгляд Гарри. — Не того, что он мог сделать со мной с помощью магии. Я знал, что по силе мы были равны; может, я был чуть более опытным. Я боялся правды. Видишь ли, я не знал, кто из нас той жуткой ночью произнёс заклинание, которое убило мою сестру. Можешь называть меня трусом и будешь прав. Гарри, больше всего на свете я боялся информации о том, что причиной её смерти был я и что дело не только в моих высокомерии и глупости, а в том, что на самом деле это именно я вызвал заклинание, лишившее её жизни. Я думаю, он знал это, знал, что пугало меня. Я откладывал встречу с ним до тех пор, пока, наконец, ждать дольше было нельзя. Умирали люди, и его, казалось, было не остановить, и я должен был сделать то, что в моих силах. Ну, ты знаешь, что было дальше. Я выиграл дуэль. Я выиграл палочку.
Снова молчание. Гарри не спрашивал, узнал ли когда-нибудь Дамблдор, кто убил Ариану. Он не хотел знать, и ещё меньше он хотел заставлять Дамблдора говорить ему это. По крайней мере, теперь он знал, что видел Дамблдор, глядя в Зеркало Еиналеж, и почему он так хорошо понимал волшебную силу зеркала, овладевшую Гарри.
Они долго сидели молча, и стоны существа позади них едва ли теперь волновали Гарри. Наконец, он сказал:
— Гринделвальд пытался остановить Волдеморта, когда тот искал палочку. Он солгал, знаете, притворился, что у него никогда её не было.
Дамблдор кивнул, глядя на свои колени, слёзы всё ещё блестели на кончике носа с горбинкой.
— Говорят, в последние годы он раскаивался, один в своей камере в Нурменгарде. Надеюсь, это правда. Мне бы хотелось думать, что он почувствовал весь ужас и стыд за то, что сделал. Возможно, ложь Волдеморту была попыткой загладить свою вину… не дать Волдеморту заполучить Реликвию…
— … или, может быть, не дать ему залезть в Вашу могилу? — предположил Гарри, и Дамблдор вытер слёзы.
После ещё одной короткой паузы Гарри произнёс:
— Вы пытались использовать Воскрешающий камень.
Дамблдор кивнул.
— Когда я нашёл его, спустя столько лет, оставленный в заброшенном доме Гонтов, нашёл Реликвию, заполучить которую я жаждал больше всего… хоть в молодости он и был мне нужен для совсем других целей… я потерял голову, Гарри. Я совершенно забыл, что это теперь крестраж, что на кольцо, вне всяких сомнений, наложено проклятье. Я поднял его, надел и на секунду успел вообразить, что вот-вот увижу Ариану и своих родителей и скажу им, как же мне жаль… Я был таким глупцом, Гарри. За все эти годы я ничему так и не научился. Я был не достоин того, чтобы собрать Реликвии. Я доказывал это снова и снова, и это было последним доказательством.
— Почему? — удивился Гарри. — Это же естественно! Вы снова хотели их увидеть. Что в этом плохого?
— Может, один человек из миллиона и способен собрать Реликвии, Гарри. Я же годился только на то, чтобы обладать самой посредственной из них, меньше всех выдающейся. Я подходил для того, чтобы владеть Старейшей палочкой и не хвастаться ею, не убивать. Мне было позволено стать владельцем и использовать её, потому что я взял её не в корыстных целях, а чтобы уберечь от неё других. А плащ… я взял его из пустого любопытства, так что он никогда бы не служил мне так, как он служит тебе, своему законному владельцу. Камень же я использовал в попытке затащить обратно тех, кто покоится в мире, а не для того, чтобы немного облегчить самопожертвование, как это сделал ты. Ты достойный владелец Реликвий.
Дамблдор похлопал Гарри по руке. Гарри посмотрел на пожилого человека и улыбнулся: он ничего не мог с собой поделать. Как же он теперь мог продолжать злиться на Дамблдора?