— Когда я женюсь, — сказал Фред, ослабляя воротник собственной мантии, — я не буду заниматься такой ерундой. Вы сможете надеть всё, что захотите, и я наложу Парализующее заклятие на маму, пока церемония не закончится.
— Между прочим, сегодня она очень даже ничего, — признал Джордж. — Немного поплакала, что здесь нет Перси, но кому он нужен? Так, всё, соберитесь… вон они, смотрите.
На другом конце участка из ниоткуда одна за одной стали появляться яркие фигуры. Через несколько минут они вереницей уже двигались сквозь сад в сторону шатра. Экзотические цветы и заколдованные птички подрагивали на шляпках ведьм, на галстуках многих волшебников поблёскивали крупные драгоценные камни; взволнованные голоса становились всё громче и громче и, наконец, когда толпа приблизилась к шатру, заглушили жужжание пчёл.
— Отлично, кажется, я вижу несколько кузин-вейл, — сообщил Джордж, вытягивая шею для лучшего обзора. — Им понадобится помощь, чтобы понять наши английские традиции. Я позабочусь о них…
— Не так быстро, Ваша Дырявость, — произнёс Фред и, пробежав мимо нескольких волшебниц средних лет, возглавляющих процессию, обратился со словами «сейчас… permettez мне assister vous» к паре красивых и молодых француженок, которые, засмеявшись в ответ, вошли с ним в шатёр. Джорджу ничего не оставалось, кроме как взять на себя волшебниц средних лет, а Рон вызвался помочь Перкинсу, старому министерскому коллеге своего отца. Гарри же досталась пожилая глуховатая пара.
— Здорово, — произнёс знакомый голос, как только Гарри вышел из шатра, и он увидел Тонкс и Люпина, стоящих во главе очереди. По такому случаю Тонкс стала блондинкой. — Артур сказал нам, что ты тот, что с кудрявыми волосами. Прости за вчерашнее, — добавила она шёпотом, когда они уже шли между рядами. — Министерство сейчас очень враждебно к оборотням, и мы решили, что наше присутствие едва ли пойдет тебе на пользу.
— Ничего, я понимаю, — проговорил Гарри, скорее обращаясь к Люпину, чем к Тонкс.
Люпин ответил ему улыбкой, но, как только они отвернулись, Гарри увидел, что выражение его лица снова стало несчастным. Гарри не понимал почему, но у него и не было времени думать об этом: его отвлёк шум, причиной которого стал Хагрид. Неправильно поняв указания Фреда, он сел не на магически увеличенный и укрепленный стул, поставленный специально для него в заднем ряду, а на пять обычных стульев, которые теперь скорее напоминали груду золотистых щепок.
Пока мистер Уизли устранял повреждения, а Хагрид извинялся перед каждым, кто был готов его слушать, Гарри поспешил ко входу, где и застал Рона лицом к лицу с волшебником самого экстравагантного вида. Слегка косоглазый, с белыми, похожими на сладкую вату, волосами до плеч, в колпаке, кисточка которого болталась у него перед носом, он был одет в мантию слепяще-яркого оттенка жёлтого, близкого к цвету яичного желтка. На шее у него на золотой цепочке сверкал странный символ, чем-то напоминающий треугольный глаз.
— Ксенофилиус Лавгуд, — представился он, протягивая руку Гарри. — Мы с дочерью живём за холмом. Это было так мило со стороны любезных Уизли пригласить нас. А ты, я думаю, знаешь мою Луну? — добавил он, обращаясь к Рону.
— Да, — подтвердил Рон. — Она разве не с Вами?
— Она задержалась в этом очаровательном маленьком саду, чтобы поздороваться с гномами. Их здесь так восхитительно много! Как мало волшебников понимают, скольким вещам мы можем научиться у маленьких мудреньких гномов… или, говоря грамотно, у Gernumbli gardeni.
— Наши знают много превосходных ругательств, — сообщил Рон, — но, я думаю, этому их научили Фред с Джорджем.
Гарри показывал нескольким волшебникам их места в шатре, когда внезапно появилась Луна.
— Привет, Гарри! — поздоровалась она.
— Эээ… меня зовут Барни, — смутился он.
— А, так ты и имя поменял? — радостно отозвалась Луна.
— Как ты узнала?..
— Ой, просто твоё выражение лица, — пояснила она.
На Луне была надета жёлтая мантия, как и у её отца, которая гармонировала с большим подсолнечником в её волосах. Если бы удалось привыкнуть к невозможной пестроте, общее впечатление было бы вполне приятным. По крайней мере, в её ушах не болтались редиски.
Ксенофилиус был так увлечён беседой с приятелем, что пропустил этот разговор между Луной и Гарри. Попрощавшись со знакомым волшебником, он повернулся к дочери, которая в свою очередь показала ему палец со словами:
— Папочка, смотри… один из гномов меня действительно укусил!
— Как замечательно! Слюна гномов невероятно полезна! — обрадовался мистер Лавгуд, взяв в руку вытянутый палец Луны и рассматривая кровоточащие ранки. — Луна, любовь моя, если ты сегодня почувствуешь пробуждение какого-либо таланта… может, неожиданное рвение спеть арию или прочитать что-то на Мермише… не подавляй это в себе! Тебя могли наделить этим Gernumbli!
Рон, проходя мимо них в противоположном направлении, громко фыркнул.
— Рон может смеяться, — невозмутимо отозвалась Луна, пока Гарри провожал её и Ксенофилиуса к их местам, — но мой папа очень тщательно исследовал магию Gernumbli.
— Серьёзно? — поинтересовался Гарри, который уже давно решил не оспаривать специфические взгляды Луны и её отца. — Ты всё-таки уверена, что ничего не хочешь сделать с укусом?
— Да всё в порядке, — ответила Луна, мечтательно посасывая свой палец и оглядывая Гарри с ног до головы. — Ты очень элегантен. Я говорила папе, что большинство людей, наверное, наденут парадные мантии, но он убеждён, что на свадьбу нужно надевать солнечные цвета. На удачу, понимаешь?
Как только она неторопливо направилась вслед за отцом, появился Рон с пожилой ведьмой, вцепившейся в его руку. Напоминающий клюв нос, подведённые красным глаза и шляпа с розовыми перьями делали её похожей на недовольного фламинго.
— … а волосы у тебя слишком длинные, Рональд. Я даже подумала было, что это Джиневра. Борода Мерлина, что надел на себя Ксенофилиус Лавгуд? Он похож на омлет. А ты кто такой? — рявкнула она в сторону Гарри.
— Ах, да, тётушка Мюриэль, это наш кузен Барни.
— Ещё один Уизли? Вы размножаетесь, как гномы. Здесь нет Гарри Поттера? Я хотела его увидеть. Я думала, вы друзья, Рональд, или ты просто хвастался?
— Нет… он не смог придти…
— Хмм… Нашёл отговорку, так? Значит, не такой бестолковый, как на фотографиях в прессе. Я только что объясняла невесте, как лучше носить мою тиару, — крикнула она Гарри. — Гоблинская работа, знаешь ли, много веков принадлежит моей семье. Она красивая девочка, но всё равно… француженка. Что ж, что ж, найди мне место получше, Рональд, мне сто семь лет и мне не стоит так долго стоять на ногах.
Проходя мимо, Рон бросил Гарри красноречивый взгляд и какое-то время не возвращался: когда они снова встретились у входа, Гарри уже успел проводить дюжину человек к их местам. Шатёр был почти полон, и наконец-то снаружи не было никакой очереди.
— Кошмар, эта Мюриэль, — признался Рон, вытирая лоб рукавом мантии. — Она раньше приезжала в гости каждое Рождество, а потом, слава Богу, обиделась, после того как Фред и Джордж за ужином взорвали навозную бомбу прямо у неё под стулом. Папа постоянно твердит, что она вычеркнет их из своего завещания… как будто их это волнует. Да они станут богаче всех в нашей семье, с их-то успехами… Ух ты! — воскликнул он, часто моргая, увидев спешащую к ним Гермиону. — Ты прекрасно выглядишь!
— Вечно этот удивлённый тон, — буркнула Гермиона, однако улыбнувшись.
На ней было лёгкое платье сиреневого цвета, которое дополняли высокие каблуки, её волосы были прямыми и блестящими.
— Твоя распрекрасная тетя Мюриэль не согласна. Я только что встретила её наверху, когда она отдавала Флёр тиару. Она сказала: «Неужели это та магглорождённая?», а потом добавила: «ужасная осанка и тощие лодыжки».
— Не обращай внимания, она всем грубит, — отозвался Рон.
— Говорите о Мюриэль? — поинтересовался Джордж, выходя из шатра вместе с Фредом. — Да, она только что сказала, что у меня несимметричные уши. Старая курица. Жаль всё-таки, что старенький дядя Билиус не с нами, с ним было здорово посмеяться на свадьбах.
— Не тот ли это человек, который увидел Грима и умер через двадцать четыре часа? — спросила Гермиона.
— Ну да, к старости он стал немного странным, — признал Джордж.
— Но пока он не выжил из ума, был душой всякой компании, — начал вспоминать Фред. — Он выпивал целую бутылку огненного виски, потом бежал на танцплощадку, задирал свою мантию и начинал доставать букеты цветов прямо из своей…
— Да, похоже, он действительно был очаровательным человеком, — оборвала его Гермиона, в то время как Гарри смеялся во все горло.
— Так и не женился почему-то, — сказал Рон.
— Ты меня удивляешь, — отозвалась Гермиона.
Они все так громко смеялись, что не заметили появления опоздавшего темноволосого юноши с большим носом с горбинкой и пышными чёрными бровями, пока тот не протянул руку Рону в знак приветствия и не сказал, не сводя глаз с Гермионы:
— Ты выглядишь прекрашно!
— Виктор! — взвизгнула она и уронила свою маленькую, вышитую бисером сумочку, которая неправдоподобно громко для своего размера ударилась при падении о землю. Наклоняясь за ней и заливаясь краской, она проговорила: — Я не знала, что ты… ничего себе… так приятно видеть… как ты?
Уши Рона снова стали ярко-красными. Посмотрев на протянутую руку и будто не веря в происходящее, он заговорил чересчур громким голосом:
— Как ты здесь оказался?
— Меня приглашила Флёр, — ответил Крам, подняв брови.
Гарри, не имеющий ничего против Крама, пожал ему руку, а затем, сообразив, что лучше всего было бы увести Крама подальше от Рона, предложил проводить гостя до его места.
— Твой друг не рад меня видеть, — проговорил Крам, когда они вошли в многолюдный шатёр. — Или он родственник? — добавил он, глядя на рыжие кудрявые волосы Гарри.
— Кузен, — пробормотал Гарри, но Крам его уже не слушал.