Его появление ознаменовалось оживлением, особенно бурным среди кузин-вейл — как-никак он был известным игроком в квиддич. Пока люди вытягивали шеи, чтобы получше его разглядеть, Рон, Гермиона, Фред и Джордж двигались следом между рядами.
— Пора садиться, — сказал Гарри Фред, — или мы рискуем быть задавленными невестой.
Гарри, Рон и Гермиона заняли свои места во втором ряду позади Фреда и Джорджа. Щёки Гермионы всё ещё горели, а уши Рона по-прежнему были алого цвета. Через несколько секунд он зашептал Гарри на ухо:
— Ты видел, он отрастил дурацкую маленькую бородку?
Гарри уклончиво пробормотал что-то в ответ.
Нагревшуюся палатку наполнило чувство волнительного ожидания, ровное бормотание время от времени заглушалось приступами радостного смеха. В проходе появились мистер и миссис Уизли. Они шли вдоль рядов, улыбаясь, и махали рукой родственникам. На миссис Уизли было надето совершенно новое платье цвета аметиста и такая же шляпка.
Секундой позже Билл и Чарли уже стояли в конце шатра, оба в парадных мантиях, с огромными белыми розами в петлицах. Фред присвистнул, и со стороны кузин-вейл раздался звонкий смех. Как только послышалась музыка, все затихли. Казалось, она доносилась прямо из золотистых воздушных шаров.
— Ооох! — воскликнула Гермиона, оборачиваясь ко входу.
Со всех сторон раздался громкий вздох множества волшебниц и волшебников, когда месье Делакур и Флёр двинулись между рядов. Флёр будто скользила по воздуху, а месье Делакур немного подпрыгивал при каждом шаге и широко улыбался. Флёр была в очень простом белом платье и, казалось, излучала яркое серебристое сияние. Если раньше на фоне её красоты меркли все остальные, то сегодня её великолепие преображало всех вокруг. Джинни и Габриель, обе в золотистых платьях, были даже красивее, чем обычно; а когда Флёр подошла, наконец, к Биллу, он выглядел так, как будто никогда в жизни не встречался с Фенриром Грейбеком.
— Дамы и господа, — произнёс немного монотонный голос, и Гарри с некоторым удивлением увидел стоящим напротив Билла и Флёр того самого маленького волшебника со спутанными волосами, который выступал с речью на похоронах Дамблдора. — Мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать соединение двух верных сердец…
— Да, моя тиара очень мило украшает всю церемонию, — громко прошептала тётушка Мюриэль. — Но, надо сказать, у платья Джиневры слишком глубокий вырез.
Джинни, слегка ухмыляясь, оглянулась по сторонам, мимолётно подмигнула Гарри и быстро отвернулась. Мысли Гарри перенеслись далеко от этого шатра к дням, проведённым в безлюдных уголках школьного двора наедине с Джинни. Казалось, это было так давно. Это всегда было слишком прекрасно, чтобы быть правдой, как будто Гарри воровал эти замечательные часы из жизни какого-нибудь обычного человека, человека без шрама в форме молнии на лбу…
— Берёшь ли ты, Уильям Артум, Флёр Делакур…
Обе, и миссис Уизли, и мадам Делакур, в первом ряду тихонько всхлипывали, уткнувшись в кружевные платки. Трубный звук, донёсшийся с задних рядов, известил всех присутствующих о том, что Хагрид достал один из своих носовых платков, по размеру напоминающих скатерть.
— … тогда я объявляю вас связанными навек.
Маленький волшебник поднял волшебную палочку высоко над головами Билла и Флёр, и на них посыпался дождь из серебряных звёзд, которые кружились вокруг их фигур, теперь, казалось, слившихся в одну. Как только Фред и Джордж начали аплодировать, золотистые шарики над головами взорвались и оттуда вылетели райские птицы и маленькие золотые колокольчики, которые зависли в воздухе, добавляя к всеобщему ликованию свои пение и звон.
— Дамы и господа! — снова заговорил волшебник со спутанными волосами. — Встаньте, пожалуйста.
Как только все встали (тётушка Мюриэль — с громкими жалобами), он взмахнул палочкой. Стулья, на которых сидели гости, изящно взлетели в воздух, в тот же миг исчезли стены шатра — и вот они очутились под пологом, опирающимся на золотые столбы. Им открывался великолепный вид на залитый солнцем сад и прилегающую территорию. Затем из маленького бассейна посреди бывшего шатра во все стороны хлынуло расплавленное золото, образуя блестящую танцевальную площадку, а парящие в воздухе стулья сами собой заняли свои места вокруг маленьких, накрытых белыми скатертями, столиков, и всё вместе не менее изящно опустилось обратно на землю, в то время как группа в золотых костюмах двинулась по направлению к подиуму.
— Красиво, — одобрительным тоном проговорил Рон, как только отовсюду появились официанты.
У некоторых в руках были серебряные подносы с тыквенным соком, сливочным пивом и огненным виски. Другие же разносили разнообразные пироги и бутерброды.
— Пойдёмте, поздравим их! — предложила Гермиона, вставая на цыпочки, чтобы увидеть, где именно Билла и Флёр окружила толпа гостей, жаждущих высказать свои пожелания.
— Успеем ещё, — пожал плечами Рон, схватив с ближайшего подноса три сливочных пива и передав один из них Гарри. — Гермиона, подожди, давайте займём столик… не здесь! Подальше от Мюриэль…
Рон прокладывал дорогу по пока пустой танцевальной площадке, на ходу оглядываясь по сторонам, и Гарри был уверен, что взглядом он выискивал Крама. К тому времени, что они дошли до противоположенной стороны шатра, большинство столиков уже было занято. Исключение составлял тот, за которым в одиночестве сидела Луна.
— Ничего, если мы присоединимся? — поинтересовался у неё Рон.
— Да, конечно, — радостно ответила она. — Папа ушёл, чтобы вручить Биллу и Флёр наш подарок.
— И что же это? Запасы гардирутов на всю жизнь? — задал очередной вопрос Рон.
Гермиона решила пихнуть его под столом, но случайно ударила Гарри. От боли у него на глазах выступили слёзы, так что на пару мгновений он потерял нить разговора.
Заиграли музыканты. Билл и Флёр первыми вышли на танцплощадку, вызвав бурю аплодисментов; вскоре к ним присоединились мистер Уизли с мадам Делакур, а вслед и миссис Уизли в паре с отцом Флёр.
— Мне нравится эта песня, — мечтательно произнесла Луна, покачиваясь из стороны в сторону в такт напоминающей вальс музыке, а через несколько секунд встала и плавно двинулась к танцплощадке, где она в одиночестве, прикрыв глаза, закружилась на месте, время от времени взмахивая руками.
— Она классная, да? — восхитился Рон. — Всегда в хорошем настроении.
Но улыбка с его лица моментально исчезла, как только на место Луны сел Виктор Крам. Гермионе очень шло лёгкое смущение, но на этот раз Крам не сделал ей комплимента. Нахмурившись, он спросил:
— Кто этот мужчина в жёлтом?
— Это Ксенофилиус Лавгуд, отец нашей подруги, — ответил Рон. В его тоне звучал вызов, обозначавший, что они вовсе не собираются смеяться над Ксенофилиусом, как бы этого ни хотелось. — Пойдём танцевать, — неожиданно сказал он Гермионе.
Этим предложением он застал её врасплох, но в то же время ей было приятно. Она встала, и они вместе исчезли в толпе танцующих.
— А, они теперь вмеште? — расстроился моментально Крам.
— Эээ… вроде того, — ответил Гарри.
— А ты кто такой? — спросил Крам.
— Барни Уизли.
Они пожали друг другу руки.
— Ты, Барни… ты хорошо знаешь этого Лавгуда?
— Нет, я только сегодня с ним познакомился. А что?
Крам поверх своего напитка сердито смотрел на Ксенофилиуса, разговаривавшего с несколькими колдунами в другом конце танцплощадки.
— Прошто, — начал Крам, — ешли он был не гошть Флёр, я бы вызвал его на дуэль, здесь и шейчас, за то, что он ношит этот гадкий знак у шебя на груди.
— Знак? — переспросил Гарри, теперь тоже глядя на Ксенофилиуса. Странный треугольный глаз всё так же блестел на его груди. — Почему? Что с ним не так?
— Гринделвальд. Это знак Гринделвальда.
— Гринделвальд… Тёмный волшебник, побеждённый Дамблдором?
— Именно.
На лице у Крама вздулись желваки, словно Виктор что-то сосредоточенно жевал, потом он продолжил:
— Гринделвальд убил многих, моего дедушку, например. Конечно, его влияние никогда не было значимым в этой стране. Говорили, он боялся Дамблдора и не зря, учитывая, каким был его конец. Но это, — Виктор вытянул руку, показывая пальцем на Ксенофилиуса, — это его знак, я узнал его сразу. Гринделвальд вырезал его на стене Дурмстранга, когда был там учеником. Некоторые маги оказались достаточно глупы. Они копировали этот символ на обложки своих книг или одежду, полагая, что так они будут выглядеть внушительнее. Это продолжалось какое-то время, пока те из нас, кто потерял близких по вине Гринделвальда, не объяснили, насколько те были неправы.
Крам угрожающе сжал кулаки, со злостью глядя на Ксенофилиуса. Гарри почувствовал себя сбитым с толку. Отец Луны — сторонник Тёмных Сил? Невероятно, неправдоподобно. Да и никто больше из присутствующих не узнавал треугольный, похожий на плавник, знак.
— Ты точно уверен, что это знак Гринделвальда?
— Я не ошибся, — холодно произнес Крам. — Я несколько лет ходил мимо этого знака. Я отлишно его знаю.
— Ну, есть вариант, — сказал Гарри, — что Ксенофилиус понятия не имеет, что на самом деле означает символ. Лавгуды довольно… необычные. С него сталось бы увидеть его где-то и решить, что это голова мяторогого кизляка в разрезе или что-то в этом роде.
— Что-что в разрезе?
— Ну, я не очень понял, но, похоже, они с дочерью разыскивали их на каникулах.
Гарри явно не удавалось толком объяснить, что представляют из себя Луна и её отец.
— Это она, — он показал на Луну.
Она всё ещё танцевала в одиночестве, размахивая руками над головой, словно отгоняла мошек.
— Зашем она это делает? — спросил Крам.
— Возможно, пытается прогнать ракспертов? — ответил Гарри.
Он узнал симптомы.
Крам, казалось, так и не понял, смеётся над ним Гарри или нет. Он вытащил палочку из кармана и грозно хлопнул ею по ноге. Из конца палочки полетели искры.
— Грегорович! — выпалил Гарри.
Крам уставился на него, но Гарри был слишком взволнован, чтобы обращать на него внимание. Когда он увидел палочку Крама, ему вспомнилось, как Олливандер исследовал её перед Турниром Трёх Волшебников.