— Что ж, у нас нет никакой еды.
— Молчи, Рон, — огрызнулась Гермиона. — Что случилось, Гарри?.. Как ты думаешь, почему ты не смог вызвать патронуса? Вчера всё прекрасно получилось.
— Я не знаю…
Он уныло сел в старое кресло Перкинса, чувствуя ещё большее унижение. Он боялся, что внутри него что-то пошло не так. Вчера, казалось, было давным-давно. Сегодня он снова стал тринадцатилетним, тем единственным, кто упал в обморок в Хогвартс-экспрессе.
Рон пнул ножку стула.
— Что? — рыкнул он на Гермиону. — Я голодный! Всё, что я ел после того как чуть не умер от потери крови, — это пара поганок.
— Тогда иди и борись с дементорами сам, — съехидничал Гарри.
— Я бы пошёл, но моя рука перевязана, если ты ещё не заметил.
— Это удобно.
— И что это значит?
— Конечно! — повергая их в молчание, вдруг воскликнула Гермиона, хлопнув себя по лбу. — Гарри, дай мне медальон. Давай, — сказала она, нетерпеливо щёлкая пальцами, когда он не отреагировал. — Крестраж, ты всё ещё носишь его.
Гермиона протянула руку, и Гарри снял с шеи золотую цепочку. Когда та перестала касаться его кожи, он почувствовал свободу и странный свет. Медальон был холоден и тяжело давил на желудок. Гарри не осознавал этого, пока ощущения не исчезли.
— Лучше? — спросила Гермиона.
— Да, намного!
— Гарри, — продолжила она, опускаясь перед ним и говоря таким голосом, который скорее подходил для визита к тяжело больным, — ты не думаешь, что был одержим?
— Что? Нет! — изумился он. — Я помню всё, что мы делали, пока я его носил. Ведь я бы не знал, что делал, если бы был одержим, правда ведь? Джинни говорила мне, что о некоторых днях она ничего не может вспомнить.
— Хм… — задумалась Гермиона, разглядывая медальон. — Тогда может нам лучше не надевать его? Мы будет просто держать его в палатке.
— Мы не можем оставить этот крестраж лежать, где попало, — твёрдо возразил Гарри. — Если его украдут…
— Ох, ладно, ладно, — вздохнула Гермиона. Она надела медальон на шею и спрятала под блузку. — Но мы будем меняться, и никто не станет хранить его слишком долго.
— Отлично, — Рон был нетерпелив. — Теперь, когда мы во всём разобрались, может, достанем что-нибудь поесть?
— Хорошо, но будем искать еду в другом месте, — решила Гермиона, покосившись на Гарри. — Бессмысленно находиться там, где летают дементоры.
В конце концов, они остановились на ночь в давно заброшенном поле, рядом с одинокой фермой, где им удалось достать яиц и хлеба.
— Это же не воровство, правда? — взволнованно оправдывалась Гермиона, когда они поглощали яичницу с поджаренным хлебом. — Я ведь оставила деньги под куриным гнездом?
Рон закатил глаза и произнёс с набитым ртом: «Ер-ми-она, не волнуйся так, аслабся!»
И, действительно, когда они насытились, расслабиться оказалось намного проще. Этим вечером споры о дементорах были в смехе забыты, и Гарри чувствовал ободрение, даже надежду, когда первым из них троих отправился на ночное дежурство.
Это было первое столкновение ребят с фактом, что полный желудок вызывает хорошее настроение, а пустой — перебранки и мрачность. Гарри был мало этим удивлён, потому что ему приходилось терпеть голодовки у Дурслей. Гермиона держалась достаточно хорошо теми вечерами, когда им удавалось поживиться только ягодами или чёрствым печеньем. Её настроение, возможно, было немного хуже обычного, а молчание — более строгим. Рон же привык к трём восхитительным обедам в день, приготовленными матерью или хогвартскими домовыми эльфами. Голод делал его неблагоразумным и раздражительным. Всякий раз, когда нехватка еды совпадала с его очередью носить крестраж, Рон становился очень неприятным.
— И куда дальше? — постоянно повторял он.
Казалось, Рон сам ничего не мог придумать и только ожидал, когда Гарри и Гермиона составят план, пока он сидит и грустно думает о недостатке еды. Поэтому Гарри и Гермиона вдвоём проводили бесплодные часы, пытаясь решить, где они могут найти остальные крестражи и как уничтожить тот, что уже у них есть. Но их беседы становились всё более повторяющимися, так как новой информацией они не располагали.
Дамблдор сказал Гарри, что верит, будто Волдеморт спрятал свои крестражи в важных для него местах, и они, как тоскливую молитву, всё время перечисляли те места, в которых Волдеморт жил или которые посещал. Приют, где он родился и вырос; Хогвартс, в котором учился; место работы после окончания школы — «Боргин и Буркс», потом Албания, где он провёл годы изгнания. На этом строились их догадки.
— Ага, давайте поедем в Албанию. Обыскать всю страну — это не займёт больше, чем полдня, — саркастично заметил Рон.
— Там ничего не может быть. Он уже сделал пять крестражей, прежде чем отправился в изгнание, и Дамблдор был уверен, что змея — шестой, — ответила Гермиона. — Мы знаем, что змея не в Албании, она обычно с Вол…
— Я же просил не называть.
— Хорошо. Змея обычно с Сам-Знаешь-Кем. Доволен?
— Не особенно.
— Я не думаю, что он спрятал что-то в «Боргин и Буркс», — рассуждал Гарри, который говорил это уже много раз раньше, но повторил снова, только чтобы прервать отвратительное молчание. — Боргин и Буркс были экспертами по Тёмным вещам, они бы сразу узнали крестраж.
Рон подчёркнуто зевнул. Подавив острое желание чем-нибудь в него швырнуть, Гарри продолжил:
— Я всё-таки считаю, он мог спрятать что-то в Хогвартсе.
Гермиона вздохнула.
— Но Дамблдор нашёл бы это, Гарри.
Гарри повторил аргумент в пользу этой теории:
— Дамблдор говорил мне, что никогда не утверждал, будто знает все секреты Хогвартса. Я же говорю, если бы было такое место, которое Вол…
— Эй!
— САМ-ЗНАЕШЬ-КТО! — закричал Гарри, доведённый до бешенства. — Если и было место, действительно важное для Сам-Знаешь-Кого, то это был Хогвартс.
— Да ладно, — хмыкнул Рон. — Его школа?
— Именно, школа. Это был его первый настоящий дом, где он почувствовал свою исключительность. Это место значило для него всё, даже после того, как он его оставил!
— Мы о Сам-Знаешь-Ком говорим, да? Не о тебе? — поинтересовался Рон.
Он перебирал цепь крестража на шее. Гарри захотелось придушить его этой цепью.
— Ты говорил нам, что Сам-Знаешь-Кто просил Дамблдора о работе после окончания, — вспомнила Гермиона.
— Да, правда, — ответил Гарри.
— И Дамблдор думал, что он просто хотел вернуться для того, чтобы найти что-то — возможно, другие вещи основателей школы — и сделать из них крестражи?
— Да, — подтвердил Гарри.
— Но он же не получил работу, так? — продолжила Гермиона. — Значит, у него не было возможности найти вещи основателей и спрятать их в школе.
— Пусть так, — сдался Гарри. — Забудем Хогвартс.
Без каких-либо иных идей они, спрятавшись под плащом-невидимкой, отправились в Лондон, искать сиротский приют, в котором рос Волдеморт. Гермиона прокралась в библиотеку и из записей узнала, что он был разрушен много лет назад. Они посетили это место и увидели там большое офисное здание.
— Мы могли бы попробовать добраться до фундамента, — нерешительно предложила Гермиона.
— Он не мог спрятать крестраж здесь, — сказал Гарри.
Он знал это уже давно. Приют был тем местом, которого Волдеморт решительно избегал, он никогда бы не спрятал там часть своей души. Дамблдор показал Гарри, что Волдеморт искал величие или мистичность в местах, где оставлял крестражи. Этот унылый серый угол Лондона был совершенно не похож на Хогвартс, или Министерство, или здание Гринготтса — Волшебного Банка — с его позолоченными дверями и мраморным полом.
Даже безо всяких новых мыслей они продолжали пробираться по окраинам, устанавливая палатку каждую ночь в разных местах. По утрам они убирали все следы своего пребывания, а затем уходили в поисках другого уединённого и укромного места. Путешествовали при помощи аппарирования в лесистые местности, в тенистые расщелины утёсов, пурпурные, поросшие вереском торфяники, покрытую можжевельником гористую местность, а однажды даже в галечную укромную бухточку. Примерно через каждые двенадцать часов они передавали крестраж друг другу, как будто упрямо играли в неторопливую игру — «передай посылку», где боялись, что музыка остановится и наградой будут двенадцать часов возрастающего беспокойства и страха.
Шрам Гарри покалывал. Он заметил, что это случается чаще при ношении крестража. Иногда он не мог не реагировать на боль.
— Что? Что ты видишь? — спрашивал Рон всякий раз, когда замечал, что Гарри морщится.
— Лицо, — бормотал Гарри. — Одно и тоже лицо. Вор, который украл у Грегоровича.
И Рон отворачивался, не пытаясь скрыть своего разочарования. Гарри знал, что Рон надеется узнать новости о своей семье или об остальных из Ордена Феникса. Но всё же он, Гарри, не телевизионная антенна: он мог только видеть, что Волдеморт думает в данный момент, а не настраиваться на всё, что вздумается. Видимо, Волдеморт без конца думал о неизвестном юноше с весёлым лицом, чье имя и местонахождение, был уверен Гарри, Волдеморт знает не лучше его самого.
Так как шрам всё продолжал гореть, а весёлый светловолосый парень обманчиво всплывал в памяти, Гарри учился подавлять любые знаки боли или дискомфорта, потому что остальные двое не выказывали ничего, кроме раздражения, при упоминании о воре. Он не мог сильно винить их, ведь они были отчаянно сконцентрированы на крестражах.
Дни растягивались в недели, и Гарри начал подозревать, что Рон и Гермиона беседуют о нём и без него. Несколько раз они резко прекращали разговор, когда Гарри входил в палатку, и дважды он случайно натыкался на них, близко склонивших головы друг к другу. Оба раза они замолкали, когда видели, что он приближается, и спешили заняться водой или дровами.
Гарри всерьёз задумался, согласились ли они пойти в это, как сейчас оказалось, бесцельное и беспорядочное путешествие, потому что думали, будто у него есть секретный план, который они узнают в своё время. Рон и не пытался скрыть своё плохое настроение, и Гарри начал опасаться, что Гермиона тоже разочарована его плохим руководством. В отчаянии он пытался думать о дальнейшем местонахождении