ватил сына и передал его матери. Он бросил свою палочку на диван, потянулся, зевнул… Ворота слегка скрипнули, когда он толкнул их, но Джеймс Поттер этого не услышал. Его белая рука вытащила палочку из-под плаща и направила на дверь, которую открыло взрывом… Он переступал через порог, когда Джеймс рванул в холл. Это было просто, слишком просто, он даже не взял свою палочку…
— Лили, забирай Гарри и уходи! Это он! Уходи! Быстро! Я задержу его!
Задержу его, без палочки! … Он рассмеялся, прежде чем бросить проклятие…
— Avada Kedavra!
Зелёный свет залил тесный холл, осветил детскую коляску, стоявшую у стены, заставил перила светиться подобно люминесцентным лампам, и Джеймс Поттер упал, как марионетка, у которой обрезали ниточки… Он услышал её прерывистые крики с верхнего этажа, но до тех пор пока она не вмешивалась, ей всё же нечего было бояться… Он поднимался, со слабым интересом вслушиваясь в её слабые попытки забаррикадировать дверь… У неё тоже не было палочки… Какими же они были глупцами, какими доверчивыми, полагая, что друзья обеспечили их безопасность. Такими доверчивыми, что даже в этот момент у них не было с собой оружия…
Он с силой распахнул дверь, отбросив в сторону стул и кучу поспешно наваленных ящиков всего лишь одним ленивым движением палочки… Она стояла там, держа на руках ребёнка. Увидев его, она положила малыша в колыбельку за своей спиной и широко расставила руки, как будто это могло помочь, как будто его могло защитить такое самопожертвование…
— Не Гарри, не Гарри, пожалуйста, не Гарри!
— Отойди, глупая девчонка… Отойди немедленно!
— Не Гарри, пожалуйста, нет, возьми меня, убей меня вместо него…
— Это последнее предупреждение…
— Не Гарри! Пожалуйста… Смилуйся… Смилуйся… Не Гарри! Не Гарри! Пожалуйста… Я всё сделаю…
— Отойди! Отойди, девчонка!
Он мог силой отбросить её от колыбельки, но ему показалось, что более предусмотрительно покончить с ними всеми… Зелёный свет залил комнату, и она упала так же, как и её муж.
Ребёнок так и не заплакал за всё это время. Он стоял, ухватившись за ограждение колыбельки, и с интересом смотрел прямо в лицо злодея, возможно, думая, что это его отец, спрятавшись под плащом, создал так много красивых огоньков, а его мать в любой момент может вскочить и рассмеяться…
Очень тщательно он навёл палочку на лицо мальчика: ему хотелось увидеть, как он перестанет существовать, эта непостижимая опасность. Ребёнок заплакал: он увидел, что это не отец. Ему не нравился плач, у него всегда сводило желудок, когда он слышал нытьё малышей в приюте…
— Avada Kedavra!
И тут он сломался. Он был ничем, ничем, кроме боли и ужаса, и он должен был спрятаться, не здесь, в развалинах разрушенного дома, где кричал ребёнок, а далеко… Очень далеко…
— Нет, — простонал он.
Змея проползла по грязному, замусоренному полу, и он убил мальчика, и при этом он сам был мальчиком…
— Нет…
Теперь он стоял у разбитого окна дома Батильды, вспоминая свою величайшую неудачу, а позади него большая змея скользила по осколкам фарфора и стекла… Он посмотрел вниз и увидел что-то… Что-то невероятное…
— Нет…
— Гарри, всё в порядке, всё в полном порядке!
Он наклонился и поднял порванную фотографию. Вот он, неизвестный вор, вор, которого он искал.
— Нет… Я уронил… Я уронил её…
— Гарри, всё в порядке, проснись, проснись же!
Он был Гарри… Гарри, не Волдеморт… И то, что шипело, — это была не змея… Он открыл глаза.
— Гарри, — прошептала Гермиона. — Как ты себя чувствуешь? Нормально?
— Да, — солгал он.
Он лежал в палатке, на нижней полке, под кучей одеял. По тихому и холодному свету, разлившемуся за брезентом, он понял, что уже почти рассвело. Он был мокрый от пота — чувствовал это по влажности простыней и одеял.
— Мы ушли?
— Да, — ответила Гермиона. — Мне пришлось использовать чары левитации для того, чтобы перенести тебя на кровать. Я не смогла поднять тебя. Ты был… Ну, ты был не в себе…
Лиловые тени пролегли под её глазами, и он обратил внимание, что в руке она сжимала маленькую губку, которой вытирала ему лицо.
— Ты болен, — закончила она. — Совсем болен.
— Когда мы сюда добрались?
— Час назад. Сейчас раннее утро.
— И я был… Без сознания?
— Не совсем, — неуверенно сказала Гермиона. — Ты стонал, кричал…
Что-то в её голосе встревожило Гарри. Что он сделал? Выкрикивал проклятия, как Волдеморт, или плакал, как дитя в колыбели?
— Я не смогла снять с тебя крестраж, — сказала Гермиона, и он понял, что она хочет сменить тему. — Он застрял, застрял в твоей груди. У тебя осталась отметина. Сожалею, но мне пришлось использовать разрывающие чары, чтобы убрать его. Змея тоже поранила тебя, но я почистила рану и положила немного бадьяна…
Он стянул мокрую футболку и посмотрел вниз. Над сердцем алел выжженный овал — контур медальона. Кроме того, он увидел подживающие на предплечье отметины от укуса.
— Куда ты положила крестраж?
— В свою сумку. Я думаю, лучше некоторое время подержать его там.
Он откинулся на подушки и посмотрел в её осунувшееся, серое лицо.
— Нам не стоило ходить в Годрикову Лощину. Это моя вина, это всё моя вина. Гермиона, прости меня.
— Это не твоя вина. Я тоже хотела пойти; я, действительно, думала, что Дамблдор мог оставить там меч для тебя.
— Эх, ладно… Мы думали неправильно, так?
— Что случилось, Гарри? Что произошло, когда она увела тебя наверх? Змея пряталась где-то там? Она выползла, убила её и потом напала на тебя?
— Нет, — сказал он. — Она была змеёй… Или змея была ею… С самого начала.
— Ч-что?
Он закрыл глаза. Он все ещё чувствовал запах дома Батильды, и ужас вновь оживал.
— Батильда, должно быть, уже давно мертва. Змея… Змея сидела внутри неё. Сама-Знаешь-Кто принес её в Годрикову Лощину и ждал. Ты была права. Он знал, что я вернусь.
— Змея внутри неё?
Он снова открыл глаза. Гермиона выглядела ошарашенной и едва сдерживала тошноту.
— Люпин говорил, что там может быть такая магия, которую мы себе даже не представляем, — произнёс Гарри. — Она не хотела говорить в твоём присутствии, потому что это было бы серпентанго, всё на серпентанго. А я этого не понял, но, конечно, я мог понимать её слова. Когда мы поднялись в комнату, змея послала сообщение Сама-Знаешь-Кому — я слышал, как это произошло, слышал в голове, почувствовал, как он оживился, он приказал задержать меня… И тогда… — он вспомнил, как змея появилась из шеи Батильды… Гермионе незачем знать подробности, — … она превратилась, превратилась в змею и напала, — он посмотрел на отметины от укуса. — Она не хотела убивать меня, только задержать, пока Сама-Знаешь-Кто не придёт.
Если бы только ему удалось убить змею, тогда бы всё произошедшее имело смысл… С болью в сердце он сел и сбросил одеяла.
— Гарри, нет, я думаю, тебе стоит отдохнуть!
— Это тебе бы стоило поспать. Не обижайся, но ты выглядишь жутко. Со мной всё в порядке. Я посижу на страже немного. Где моя палочка?
Она не ответила, лишь взглянула на него.
— Где моя палочка, Гермиона?
Она закусила губу, и слёзы полились из её глаз.
— Гарри…
— Где моя палочка?
Она наклонилась рядом с его кроватью и достала её: палочка из остролиста, с пером феникса была практически разломлена пополам. Лишь хрупкая сердцевина из пера феникса всё ещё соединяла два кусочка. Дерево было сломано окончательно. Гарри взял палочку в руки, как будто она была раненым, но живым существом. Думать он не мог: все мысли были полны ужаса и страха. Одним движением он протянуть палочку Гермионе:
— Почини её, пожалуйста.
— Гарри, не думаю, что когда она сломана так…
— Пожалуйста, Гермиона, попробуй!
— R-Reparo.
Сломанная палочка склеилась. Гарри поднял её.
— Lumos! — палочка слабо заискрила, потом погасла.
Гарри направил её на Гермиону.
— Expelliarmus!
Палочка Гермионы слегка дёрнулась, но не вылетела из рук. Слабенькое заклинание оказалось слишком сильным для палочки Гарри, и она снова распалась на две половинки. Он уставился на неё, не в силах принять то, что видел… Палочка, которая выдержала так много…
— Гарри, — Гермиона произнесла так тихо, что он едва расслышал её, — мне очень, очень жаль. Кажется, это я. Когда мы уходили, помнишь, змея стала подползать к нам, я использовала чары взрыва, и это дало обратный эффект, и, должно быть, это… По-видимому, поразило…
— Это чистая случайность… — механически проговорил Гарри. Он чувствовал себя опустошённым, ошеломлённым. — Мы… Мы найдём способ её починить…
— Гарри, я не думаю, что мы сможем… — сквозь текущие по лицу слёзы пробормотала Гермиона. — Помнишь… Помнишь Рона? Как его палочка сломалась при аварии автомобиля? Она так и не стала прежней, ему пришлось заказывать себе новую палочку.
Гарри подумал об Олливандере, похищенном и взятом в заложники Волдемортом, о Грегоровиче, который был мёртв. Как он теперь найдёт себе новую палочку?
— Ну что ж, — сказал он деланно бодрым голосом. — Ну что ж, тогда я позаимствую твою, пока что. Пока я на страже.
Её лицо блестело от слёз. Гермиона передала свою палочку, и он, желая больше всего на свете убежать от неё, оставил девушку, сидящей у его кровати.[17]
Глава 18. Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора
Вставало солнце. Чистое, бесцветное, бескрайнее небо простиралось над Гарри, равнодушное к нему и его страданиям. Гарри сел у входа в палатку и глубоко вдохнул чистый, горный воздух. Просто жить, чтобы наблюдать, как солнце встаёт над заснеженными горными склонами — наверное, это самое большое счастье в мире, и всё же он не мог оценить его по достоинству, так как его чувства были подавлены потерей палочки. Он оглядел долину, покрытую снегом: далёкие церковные колокола звонили сквозь сияющую тишину.