— Нам потребуется более защищённое место, — согласилась Гермиона; она дрожала, натягивая поверх пижамы трикотажную кофту. — Мне постоянно слышатся человеческие шаги, даже несколько раз показалось, что я кого-то видела.
Гарри отвлёкся от одевания джемпера и устремил взгляд на неподвижный и спокойный вредноскоп на столе.
— Я уверена, что мне всего лишь почудилось, — нервно выпалила Гермиона. — Снегопад, темень, легко ошибиться… Но, может, всё же стоит аппарировать, укрывшись плащом-невидимкой?
Через полчаса Гарри с Гермионой уже собрали палатку и аппарировали: Гарри — с крестражем на шее, Гермиона — вцепившись в свою бисерную сумочку. Уже знакомое давление навалилось на них, ноги Гарри оторвались от заснеженной земли. Затем последовал удар обо что-то твёрдое, кажется, замёрзшую и усыпанную листьями почву.
— Где мы? — спросил он, оглядывая молодые деревья вокруг, пока Гермиона открывала сумку и вытаскивала из неё опоры для палатки.
— Овражный Лес, — ответила она. — Мы здесь однажды отдыхали с родителями.
Здесь тоже царил пронизывающий холод, а деревья вокруг были засыпаны снегом, но они хотя бы защищали путешественников от ветра. Большую часть дня друзья провели в палатке, сжавшись и пытаясь согреться у ярких голубых огоньков, экспертом по производству коих была Гермиона и которые при надобности можно было нести в банке. Она так пеклась о Гарри, что он почувствовал себя выздоравливающим от какой-то быстротечной, но тяжёлой болезни. В середине дня опять начался снегопад, и их убежище покрылось новым слоем снега, мелким, как пыль.
После двух ночей плохого сна чувства Гарри были обострены более, чем обычно. Им еле удалось сбежать из Годриковой Лощины, и теперь Волдеморт казался как будто ближе, чем раньше, и более угрожающим. Когда наступила темнота, Гарри предложил Гермионе поспать, а сам заступил на дежурство. Он подтащил ко входу в палатку старую подушку и сел, надев все свитера, что у него были, продолжая при этом дрожать. В ближайшие часы темнота сгустилась настолько, что стала непроницаемой. Гарри думал достать карту мародёров, чтобы ещё немного последить за точкой, показывающей местоположение Джинни, но вспомнил, что сейчас рождественские каникулы и она, наверняка, в Норе.
Каждый миг казался необычайно долгим в бесконечности леса. Гарри понимал, что вокруг, скорее всего, было полно живых существ, но искренне надеялся, что они не будут шуметь и он без труда сможет отличить их невинную суету от более зловещих звуков, которые могли бы означать что-то опасное. Он вспомнил звук скользящего по опавшим листьям плаща, который он слышал много лет назад, и ему показалось, что он слышит его вновь. Гарри тряхнул головой. Их защитные чары успешно действовали уже много недель, так почему сегодня ночью должно быть по-другому? Но его не оставляло ощущение, что сегодня всё как-то не так.
Несколько раз Гарри засыпал в неудобной позе, сползая по стенке палатки, и тотчас же просыпался. У него болела шея. Ночь стала такой густой и чёрной, что ему казалось, будто он застрял в неопределённости — между моментом дезаппарации и аппарации.
Гарри держал руку перед глазами, пытаясь разглядеть свои пальцы, когда случилось нечто. Яркий серебряный свет приближался к нему, двигаясь между деревьями. Источник света перемещался беззвучно. Сияние как будто бы плыло к нему. С криком, застывшим на губах, Гарри вскочил на ноги и поднял палочку Гермионы. Свет ослепил его. На фоне сияния были видны лишь силуэты тёмных деревьев, свет приближался…
И тут он вышел из-за дуба. Свет оказался серебристо-белой оленихой, сияющей, яркой, как луна, идущей по свежевыпавшему нетронутому снегу, беззвучно и не оставляя следов. Она шагнула к Гарри, высоко держа голову. У неё были прекрасные дикие глаза с длинными ресницами.
Гарри, не отрываясь, смотрел на неё. Он был поражён, но не её странностью, а тем, что олениха была ему необъяснимо знакома. Ему казалось, что он ждал её прихода, но забыл об этом до настоящего момента, когда они встретились. Желание немедленно позвать Гермиону, появившееся у него ещё секунду назад, пропало. Он знал, он готов был поклясться своей жизнью, что олениха пришла к нему, к нему одному.
Несколько бесконечных секунд они смотрели друг на друга, а потом олениха развернулась и пошла прочь.
— Нет, — сказал Гарри надтреснутым от долгого молчания голосом. — Вернись!
Она продолжала медленно двигаться между деревьев, и её сияние начало тускнеть за тенью ветвей. Лишь миг Гарри сомневался. Голос рассудка шептал, что это может быть очень опасно, это может быть ловушкой. Но инстинкт, овладевший им, подсказывал, что это не тёмная магия. Гарри бросился за оленихой.
Снег хрустел у него под ногами, но олениха шла беззвучно между деревьями, поскольку сама была лишь светом. Всё глубже уводила она его в лес, и Гарри торопливо шагал за ней, уверенный, что, когда она остановится, то позволит ему приблизиться и заговорит. Скажет ему то, что он должен узнать.
Наконец, олениха остановилась. Она вновь повернула свою прекрасную голову к Гарри, и тот бросился к ней с кипящим в груди вопросом, но только он открыл рот, чтобы задать его, — олениха исчезла.
Темнота полностью поглотила её, но перед глазами Гарри, сияя даже за закрытыми веками, всё ещё пылал её образ, затмевая ему взор. И тут пришёл страх: её присутствие означало безопасность.
— Lumos, — прошептал он, и кончик палочки засветился.
След оленихи в глазах Гарри постепенно угасал, пока он стоял тут и прислушивался к звукам леса, далёкому потрескиванию веток, шуршанию снега. Ожидать ли нападения? Заманили ли его в ловушку? Скрывается ли кто-то в темноте, не освещённой его палочкой, и смотрит на него?
Гарри поднял палочку выше. Никто не бросился на него, из-за дерева в него не полетел сноп зелёного света. Зачем тогда она привела его сюда? Что-то блеснуло в свете палочки, и Гарри повернулся, но это было просто маленькое, замёрзшее озеро, чёрная истрескавшаяся поверхность которого заблестела, когда он приподнял свою палочку, чтобы разглядеть её.
Он осторожно приблизился и посмотрел вниз. Лёд отразил его изломанную тень и свет от палочки, но глубоко под толстым, мутным, серым панцирем блеснуло что-то ещё. Большой серебряный крест.
Сердце у Гарри подпрыгнуло. Он опустился на колени и направил свет палочки так, чтобы получше рассмотреть дно озера. Луч глубокого красного цвета… Меч с рукояткой, украшенной рубинами. На дне лесного озера лежал меч Гриффиндора.
Чуть дыша, Гарри уставился на него. Как это могло случиться? Как меч мог оказаться здесь, около их лагеря, в лесном озере? Какая-то неведомая магия привлекла Гермиону сюда, или олениха, которую он принял за патронуса, была своего рода стражем этого озера? Или, может, меч поместили сюда уже после их прибытия и именно потому, что они были здесь? В таком случае, кто же тот человек, стремящийся передать его Гарри? Он снова направил палочку на окружавшие его деревья и кусты, пытаясь разглядеть человеческую фигуру, скрытый взгляд — но ничего такого не заметил. Кругом было всё так же, и лишь немного страха прибавилось к волнению, которое испытывал Гарри. Он снова обратил взгляд на меч, лежащий в глубине замёрзшего озера.
Гарри направил палочку на серебристый отблеск и пробормотал:
— Accio, меч.
Тот не пошевелился, но Гарри и не ожидал этого. Если бы всё было так просто, меч лежал бы на берегу, дожидаясь, пока Гарри поднимет его, а не в глубине покрытого льдом озера. Он начал шагать вокруг ледяного круга, вспоминая о том, как в последний раз меч попал ему в руки: тогда Гарри был в ужасной опасности и просил о помощи.
— Помогите, — прошептал он, но меч остался лежать на дне, безразличный, недвижимый.
«Что же, — спросил себя Гарри, — сказал ему Дамблдор, когда Гарри взял меч в прошлый раз?» «Только настоящий гриффиндорец мог вытащить меч из шляпы». И какие же качества выделяют гриффиндорца? Тихий голос внутри Гарри ответил: «храбрость и твёрдость духа выделяют Гриффиндор».
Гарри, глубоко вздохнув, остановился, и пар от его дыхания рассеялся в морозном воздухе. Он знал, что нужно делать. Признаться, он знал это с того самого момента, как увидел подо льдом меч.
Он ещё раз огляделся, но уже был уверен, что из-за деревьев никто на него нападать не собирается. У них была эта возможность, пока он один шёл к озеру, и ещё множество шансов, пока он рассматривал лёд. Единственной причиной его задержки было то, что перспектива оказаться в озере его совсем не привлекала.
Путающимися пальцами Гарри начал снимать с себя многочисленные слои одежды. Причем тут «храбрость»? Он ничего толком не понимал, разве что храбрость заключалась в том, что Гарри не позвал Гермиону, чтобы та сделала всё за него.
Пока Гарри раздевался, где-то ухнула сова, и он с болью подумал о Хедвиге. Гарри дрожал, зубы его жутко стучали, но он продолжал раздеваться, пока не остался стоять в одном белье, босыми ногами на снегу. Он положил поверх одежды мешочек, в котором хранились палочка, письмо матери, осколок зеркала Сириуса и старый снитч, и направил палочку Гермионы на лёд.
— Diffindo!
В звенящей тишине лёд треснул со звуком, похожим на выстрел. Зеркальная поверхность озера раскололась, и теперь обломки льда качались на волнах. Насколько Гарри мог судить, здесь было неглубоко, но чтобы достать меч, нужно было полностью погрузиться в воду.
Впрочем, раздумья над предстоящей задачей не делали её легче или воду теплее. Гарри приблизился к краю озера и положил всё ещё зажжённую палочку Гермионы рядом с собой. И потом, стараясь не задумываться о том, как холодна вода и как сильно его будет бить дрожь, прыгнул…
Каждая клеточка его тела издала крик протеста. Казалось, что даже воздух в лёгких застыл, когда Гарри погрузился в ледяную воду. Он еле дышал и дрожал так, что вода выплёскивалась на берег озера. Большим пальцем ноги Гарри нащупал меч. Ему нужно было всего лишь раз нырнуть.