Глава 24. Мастер волшебных палочек
Это было похоже на погружение в старый кошмар: Гарри словно снова стоял на коленях рядом с телом Дамблдора, у подножия самой высокой башни Хогвартса. Наяву он не сводил глаз с крохотного, съёжившегося в траве тельца, проткнутого серебряным кинжалом Беллатрикс.
Голос Гарри всё ещё повторял:
— Добби… Добби… — хотя сам он знал, что эльф уже ушёл туда, откуда его не дозваться.
Спустя минуту он осознал, что они всё-таки оказались там, где нужно, потому что здесь были Билл и Флёр, Дин и Луна, обступившие его, пока он стоял на коленях возле эльфа.
— Гермиона, — внезапно вспомнил он. — Что с ней?
— Рон увёл её в дом, — ответил Билл. — С ней всё будет в порядке.
Гарри снова уронил взгляд на Добби. Он протянул руку и вынул острый клинок из тела эльфа, затем снял куртку и укрыл ею Добби, как одеялом.
Где-то неподалёку море разбивалось о камни; Гарри слушал, как оно шумит, пока остальные говорили о чём-то, обсуждая совершенно не интересные ему дела, принимая какие-то решения… Дин отнёс раненого Грипхука в дом; Флёр поспешила следом; Билл теперь действительно знал, о чём он говорил.
Гарри смотрел на маленькое тельце, и его шрам пульсировал и горел. Каким-то краешком сознания, далеко, словно глядя в подзорную трубу не с того конца, он видел, как Волдеморт карает тех, кто остался в поместье Малфоев. Ярость его была ужасна, но Гарри чувствовал, как скорбь по Добби притупляла её: это был словно дальний шторм, который достигал Гарри, преодолев безбрежный немой океан.
— Я хочу сделать это как надо. Без магии, — это были его первые осознанные слова. — У вас есть лопата?
И он начал работу, в одиночестве копая могилу в том месте, где указал Билл, — в дальнем конце сада, между кустами. Он копал одержимо, наслаждаясь физическим трудом, упиваясь отсутствием волшебства, ибо каждая его капля пота и каждая мозоль была данью эльфу, спасшему их жизни.
Его шрам горел, но он был хозяином этой боли: он чувствовал её, но был отдельно от неё. Он, наконец, научился контролировать, закрывать своё сознание от Волдеморта; научился тому, чему, как хотел Дамблдор, он должен был научиться у Снейпа.
Как Волдеморт не мог завладеть разумом Гарри, пока он горевал по Сириусу, так его мысли не могли проникнуть в сознание Гарри, пока он скорбел по Добби. Казалось, горе изгоняло Волдеморта… хотя Дамблдор, конечно, сказал бы, что это делала любовь.
Он вонзался всё глубже и глубже в эту твёрдую холодную землю, выгоняя горе с потом, не реагируя на боль в шраме. В темноте под шум моря, вторящего его собственному дыханию, всё, что случилось у Малфоев, возвращалось к нему; всё, что он услышал там, звучало в нём снова, и понимание расцветало во мраке…
Мерный ритм работающих рук попадал в такт его мыслям.
Крестражи… Реликвии… Крестражи… Реликвии… только больше нет долгого сгорания в своей судьбе, нет навязчивого стремления. Потеря и смятение уничтожили их. У него было ощущение, будто его грубо разбудили ото сна.
Всё глубже и глубже Гарри копал могилу.
Он знал, где Волдеморт был сегодня, кого он убил в самой верхней камере Нурменгарда и почему…
Он думал о Червехвосте, умершем из-за одного невольного порыва сострадания… Дамблдор предвидел это… Сколько ещё он знал?
Гарри потерял счёт времени. Он только знал, что небо капельку посветлело, когда к нему присоединились Рон и Дин.
— Как Гермиона?
— Лучше, — ответил Рон. — Флёр сидит с ней.
Гарри ожидал, что они спросят, почему он не сделал хорошую могилку простым взмахом палочки, и уже приготовил ответ — но он не понадобился. Они спрыгнули в выкопанную яму со своими лопатами и молча работали рядом, пока могила не стала достаточно глубокой.
Гарри бережно завернул эльфа в свою куртку. Рон сел на краю могилы, стянул с себя ботинки и носки и надел их на босые ноги эльфа. Дин сотворил шерстяную шапочку, и Гарри заботливо поместил её на голову Добби, укутав его острые, как у летучей мыши, ушки.
— Надо закрыть ему глаза.
Гарри не слышал, как подошли из темноты остальные. На Билле была дорожная мантия, на Флёр большой белый фартук, из кармана которого высовывалась бутылка «Костероста». Гермиона, закутанная в чужую одежду, была бледна и еле стояла на ногах. Когда она добралась до Рона, он обнял её. Луна, съёжившаяся в одном из пальто Флёр, склонилась и ласково положила пальцы на веки эльфа, прикрывая остекленевший взгляд.
— Вот, — сказала она мягко, — теперь он будто спит.
Гарри опустил эльфа в могилу, уложив его руки и ноги так, словно тот отдыхал, затем выбрался и последний раз взглянул на крошечное тельце. Он старался держать себя в руках, но это было трудно, вспоминая похороны Дамблдора, многочисленные ряды золочёных стульев, министра магии в первом ряду, перечисление достижений Дамблдора, великолепие белого мраморного надгробия. Он считал, что Добби заслуживал не менее пышных похорон, но, тем не менее, эльф лежит здесь, между кустами, в неумело вырытой яме.
— Я думаю, нам следует что-нибудь сказать, — тоненьким голоском произнесла Луна. — Я начну?
И когда все взгляды устремились на неё, она обратилась к бездыханному эльфу, лежавшему на дне могилы:
— Огромное спасибо тебе, Добби, за то, что ты освободил меня из того подвала. Это так несправедливо, что ты погиб, будучи таким добрым и смелым. Я всегда буду помнить, что ты сделал для нас. Надеюсь, теперь ты счастлив.
Она повернулась и выжидающе посмотрела на Рона, который откашлялся и сказал осипшим голосом:
— Ага… спасибо, Добби.
— Спасибо, — пробормотал Дин.
Гарри сглотнул.
— Прощай, Добби, — всё, что он смог выдавить из себя, но Луна уже всё сказала за него.
Билл поднял палочку — и куча земли, лежавшая возле могилы, поднялась в воздух и осела в неё, образовав сверху маленький красноватый холмик.
— Ничего, если я побуду здесь ещё минуту? — спросил Гарри у остальных.
Они что-то ответили — слов он не расслышал, кто-то легонько потрепал его по плечу, затем все побрели обратно к дому, оставив Гарри одного рядом с эльфом.
Он огляделся: клумбы по краям были выложены большими белыми камнями, обкатанными морем. Гарри поднял один из самых больших и положил, словно подушку, над тем местом, где теперь покоилась голова Добби. Затем засунул руку в карман в поисках палочки — их там было две. Он растерялся и теперь не мог припомнить, чьи это были палочки: смутно помнилось, что вроде бы он вырвал их в суматохе из чьих-то рук. Он выбрал ту, что покороче, — она удобнее улеглась в руке — и указал ею на камень.
Под его шёпот на поверхности камня медленно появлялись глубокие надрезы. Он знал, что Гермиона сделала бы это аккуратнее и, пожалуй, быстрее, но он сам хотел отметить место, как хотел сам выкопать могилу. Когда Гарри снова поднялся, надпись на камне гласила:
Он ещё немного посмотрел на свою работу и лишь потом ушёл.
Шрам слегка покалывало, а голова была полна мыслей, пришедших на ум, когда он рыл могилу; мыслей, взращённых во тьме, одновременно пленительных и ужасных.
Когда он вошёл в маленький холл, все сидели в гостиной и внимательно слушали Билла. Комната была светлая, милая, в камине полыхало небольшое яркое пламя. Не желая пачкать ковер, Гарри остановился в дверях.
— …повезло, что Джинни на каникулах. Будь она в Хогвартсе, её бы взяли прежде, чем мы успели бы до неё добраться. Теперь мы знаем, что она тоже в безопасности, — он оглянулся и заметил Гарри.
— Я забрал всех из Норы, — объяснил он, — перевёз их к Мюриэль. Пожиратели смерти знают, что Рон с тобой, так что теперь они нацелились на семью… не извиняйся, — добавил он, заметив выражение лица Гарри. — Это всегда было вопросом времени, папа месяцами твердил это. Мы самая многочисленная семья предателей крови в этих местах.
— Как они защищены? — спросил Гарри.
— Фиделиус Чарм. Хранитель тайны — отец. Мы проделали то же самое и с этим коттеджем; его Хранитель — я. Никто из нас не может ходить на работу, но сейчас это не самое главное. Когда Олливандер и Грипхук поправятся, мы и их отправим к Мюриэль. Здесь не так много места, зато у неё его достаточно. Ноги Грипхуку лечат — Флёр дала ему «Костерост», так что мы, вероятно, сможем отправить их через час или…
— Нет, — прервал его Гарри, Билл изумлённо взглянул на него. — Они оба нужны мне здесь. Мне надо поговорить с ними. Это важно, — и сам услышал в своём голосе властность, уверенность и настойчивость, пришедшие к нему, пока он рыл Добби могилу.
Все озадаченно повёрнулись к нему.
— Я пойду умоюсь, — сказал Гарри Биллу, поглядев на свои руки, по-прежнему покрытые грязью и кровью Добби. — А затем я хотел бы сразу же увидеться с ними.
Он прошёл в маленькую кухню к тазику, стоявшему под окном, выходящим на море. Заря успела окрасить горизонт розовым и бледно-золотым, пока он умывался, снова следуя за ходом мысли, пришедшей к нему в тёмном саду…
Добби уже никогда не расскажет, кто послал его в подвал, но Гарри знал, что он увидел: проницательный взгляд голубых глаз из осколка зеркала, а затем пришла помощь. Помощь всегда прибудет в Хогвартсе к каждому, кто её попросит.
Равнодушный к красоте пейзажа за окном и негромкому разговору оставшихся в гостиной, Гарри вытер руки. Он отрешённо смотрел на океан и чувствовал себя ближе к разгадке, чем когда-либо раньше.
Его шрам до сих пор покалывало, и он знал, что Волдеморт тоже движется туда. Гарри всё понимал и, в то же время, ничего не понимал. Интуиция говорила ему одно, мозг — совершенно другое. Дамблдор в мыслях Гарри улыбался, глядя на него поверх кончиков пальцев, сложенных, словно для молитвы.
Вы дали Рону Гаситель… Вы поняли его… Вы дали ему возможность вернуться…
Вы поняли и Червехвоста… Вы знали, что где-то в глубине его души жило раскаяние…