Рон мрачно усмехнулся. Гермиона напряглась.
— Н-нет, это не просто, — подтвердил Гарри. — Но я должен…
— Должен? Почему должен? Он мёртв, не так ли? — грубо прервал его Аберфорт. — Брось это, парень, пока ты не последовал за ним! Спасайcя!
— Я не могу.
— Почему нет?
— Я… — Гарри растерялся; он не мог объяснить и потому начал нападать сам. — Но ведь и Вы тоже боретесь, Вы же в Ордене Феникса…
— Я был, — сказал Аберфорт. — Ордена Феникса больше нет. Сам-Знаешь-Кто победил, всё кончено, и любой, кто притворяется, что это не так, обманывает сам себя. Здесь ты никогда не будешь в безопасности, Поттер, он слишком сильно хочет тебя заполучить. Отправляйся за границу, прячься, спасайся. Лучше всего возьми с собой этих двоих.
Он показал пальцем на Рона и Гермиону.
— Они всю жизнь будут в опасности, поскольку все теперь знают, что они сотрудничали с тобой.
— Я не могу уйти, — повторил Гарри. — У меня работа…
— Отдай её кому-нибудь другому!
— Я не могу. Её должен сделать я, Дамблдор всё объяснил…
— Всё объяснил, говоришь? Да ну! И он всё тебе рассказал, был с тобой честен?
Гарри всем сердцем желал сказать «да», но это простое слово почему-то не могло сорваться с его языка. Казалось, Аберфорт знает, о чём он думает.
— Я знал своего брата, Поттер. Он научился хранить секреты, ещё сидя на коленях у нашей матери. Секреты и ложь — с этим он вырос, Альбус… У него это от природы.
Глаза старика проследовали к портрету девочки над камином. Это была — Гарри как следует огляделся вокруг — единственная картина в комнате. Здесь не было ни фотографии Альбуса Дамблдора, ни чьей-либо другой фотографии.
— Мистер Дамблдор, — довольно робко обратилась Гермиона. — Это ведь Ваша сестра? Ариана?
— Да, — кратко ответил Аберфорт. — Читала Риту Скитер, мисси?
Даже при неярком свете камина было видно, как Гермиона покраснела.
— Нам говорил о ней Эльфиас Додж, — попытался спасти Гермиону Гарри.
— Этот старый чурбан, — пробурчал Аберфорт, сделав ещё глоток медовухи. — Он думал, что от моего брата исходит сияние. Впрочем, так думали многие, включая вас троих, насколько я вижу.
Гарри молчал. Он не хотел высказывать вслух свои сомнения в Дамблдоре, которые терзали его несколько месяцев. Он сделал выбор, когда рыл могилу Добби. Он решил идти дальше по этой извилистой и опасной тропе, которую показал ему Альбус Дамблдор, принять, что ему рассказали не всё, что он хотел бы знать, и просто доверять. Он не хотел снова сомневаться, не хотел слышать что-либо, отвлекающее его от цели. Он встретился с глазами Аберфорта, так похожими на глаза его брата. Такие же яркие и голубые, они и производили то же самое впечатление рентгеновского луча, который изучал его изнутри. Гарри подумал, что Аберфорт знает, о чём он думает, и презирает его за это.
— Профессор Дамблдор очень заботился о Гарри, — тихо произнесла Гермиона.
— Разве? — поинтересовался Аберфорт. — Забавно, сколько людей, о которых очень заботился мой брат, оказались в худшем положении, чем были бы, если бы он их просто оставил в покое.
— О чём Вы? — выдохнула Гермиона.
— Не думай об этом! — оборвал Аберфорт.
— Но это очень серьёзное заявление! — воскликнула Гермиона. — Вы… Вы говорите о Вашей сестре?
Аберфорт взглянул на неё. Он подвигал губами, будто пережёвывая слова, которые он удерживал в себе, и вдруг разразился речью.
— Когда моей сестре было шесть лет, на неё напали три мальчика-маггла. Они увидели, как она колдует, — подглядывали через забор на заднем дворе. Она была ребёнком, она не могла контролировать свои поступки. Ни один волшебник или ведьма не могут этого в столь юном возрасте. Думаю, их напугало то, что они увидели. Они перелезли через забор, и, когда она не смогла научить их фокусу, они несколько увлеклись процессом — попыткой заставить маленькую чудачку прекратить это делать.
Глаза Гермионы казались огромными в свете камина, Рон выглядел так, будто ему стало нехорошо. Аберфорт встал. Он был таким же высоким, как Альбус. Злость и сила боли неожиданно сделали его ужасающим.
— Они сломали её — вот что они сделали. Она больше не могла оставаться собой. Она не использовала магию, но была не в силах от неё избавиться. Магия осталась внутри и свела её с ума. Магия вырывалась из неё, когда она не могла себя контролировать, и временами девочка бывала странной и опасной, хотя обычно она была мила, напугана и безобидна.
— Мой отец отправился за теми ублюдками, которые это сделали, — продолжил Аберфорт, — и набросился на них. За это его заперли в Азкабане. Он никогда не объяснял, почему он это сделал, поскольку Министерство и так знало, какой стала Ариана. Её хотели запереть навсегда в больнице Святого Мунго. Они считали, что девочка представляет серьёзную угрозу для Международного Положения о Секретности, поскольку она нестабильна, поскольку периодически из неё вырывается магия, когда она не может больше сдерживать её в себе. Мы должны были содержать Ариану в тишине и безопасности. Мы переехали, сказали, что она больна, и моя мать присматривала за ней, пытаясь сделать всё, чтобы она была спокойна и счастлива.
— Я был её любимцем, — сквозь морщинки Аберфорта и сквозь его спутанную бороду, казалось, проглядывал грубоватый школьник. — Не Альбус, нет. Тот всегда сидел в своей спальне, когда был дома, переписываясь с «самыми знаменитыми магами современности», — с иронией произнёс Аберфорт. — Он не хотел докучать себе заботой о ней. И она больше всего любила меня. Я мог уговорить её поесть, когда это не получалось у матери, я мог успокоить её во время приступов, а когда она была тихой, она помогала мне кормить коз.
— Потом, когда ей было четырнадцать… Смотрите, меня там не было, — уточнил Аберфорт. — Если бы я был, я бы её успокоил. У неё был приступ, моя мать была уже не так молода, и… это был несчастный случай. Ариана не смогла с этим справиться. И моя мать погибла.
Гарри почувствовал жуткую смесь сочувствия и отвращения; он не хотел больше ничего слышать, но Аберфорт продолжал говорить. Гарри задумался, как давно последний раз Аберфорт рассказывал эту историю, если он вообще когда-либо об этом говорил.
— Это положило конец кругосветному путешествию Альбуса и Доджа. Они оба вернулись домой на похороны матери, затем Додж уехал один, а Альбус остался, взяв на себя роль главы семьи. Ха!
Аберфорт плюнул в огонь.
— Я бы присматривал за ней, я ему сказал, мне плевать было на школу. Я бы остался дома и сделал бы это. Но он сказал мне, что я должен завершить своё образование, а он возьмёт на себя обязанности нашей матери. Какая неудача для мистера Гения! За присмотр за полусумасшедшей сестричкой не дают призов. А нужно было смотреть каждый день, чтобы она не взорвала весь дом. Пару недель Альбус справлялся… пока не приехал он.
И тут на лице Аберфорта появилось опасное выражение.
— Гринделвальд. Наконец мой брат нашёл себе равного, с кем он мог разговаривать. Такого же умного и талантливого, как и он сам. Тогда уход за Арианой отошёл на последнее место. Они обсуждали планы по созданию нового волшебного порядка, искали реликвии или что-то ещё, очень их интересующее. Великие планы во имя процветания всего волшебного мира… Что значила одна заброшенная девочка, когда Альбус трудился на всеобщее благо? Но несколько недель спустя мне это надоело. Подошло время, мне пора было возвращаться в Хогвартс, и я сказал им обоим в лицо, как сейчас вам…
Аберфорт взглянул сверху вниз на Гарри, и было легко представить его подростком, злым и жёстким, противостоящим старшему брату.
— Я сказал ему: лучше брось всё сейчас. Ты не можешь взять её с собой, она не в том состоянии. Куда бы ты ни планировал отправиться, когда вы ведёте свои умные беседы, ты не сможешь взять её с собой. Ему не понравились мои слова.
Глаза Аберфорта на мгновение закрылись под линзами очков, вновь став белыми и слепыми.
— Гринделвальду они совсем не понравились. Он разозлился. Сказал мне, что я веду себя как глупый ребёнок, пытаясь встать на пути своего гениального брата… И как я не понимаю, что мою бедную сестру больше не придётся прятать, когда они изменят мир, когда волшебникам больше не придётся скрываться, когда магглы будут знать своё место? Разразился спор… Я достал палочку, он достал свою. И лучший друг моего брата применил против меня проклятие Cruciatus … Альбус пытался остановить его. Когда мы трое начали дуэль, вспышки света и удары привлекли Ариану, она не смогла этого вынести…
С лица Аберфорта сошла краска, будто он получил смертельную рану.
— Я думаю, она хотела помочь, но не знала точно, что делает. И я не знаю, кто из нас сделал это, это мог быть любой… Она погибла.
Его голос сорвался на последнем слове, и он упал в ближайшее кресло. Лицо Гермионы было мокрым от слёз, а Рон был почти таким же бледным, как Аберфорт. Гарри же испытывал лишь отвращение. Он предпочёл бы ничего не слышать об этом, предпочёл бы стереть всё это из памяти.
— Мне так… Мне так жаль, — прошептала Гермиона.
— Ушла, — прохрипел Аберфорт. — Ушла навеки.
Он вытер нос рукавом и прочистил горло.
— Конечно, Гринделвальд исчез. У него уже был открыт счёт, в его собственной стране, и он совсем не хотел, чтобы Ариана тоже оказалась на этом счету. А Альбус был свободен, не так ли? Он освободился от тяжкой ноши — своей сестры. Он стал свободен для того, чтобы стать величайшим волшебником в…
— Он никогда не был свободен, — прервал его Гарри.
— Прошу прощения? — вскинулся Аберфорт.
— Никогда, — повторил Гарри. — Той ночью, когда Ваш брат погиб, он выпил зелье, которое сделало его безумным. Он кричал, умолял кого-то невидимого: «Не трогайте их, пожалуйста… лучше бейте меня!»
Рон и Гермиона уставились на Гарри. Он никогда не рассказывал подробности того, что случилось на острове, в центре озера. События, которые произошли после, когда они с Дамблдором вернулись в Хогвартс, полностью затмили воспоминания об этом.