— Я не хотел, чтобы вы умерли, — произнес Гарри. Эти слова вырвались у него против воли. — Все вы. Мне так жаль…
Он обращался к Люпину больше, чем к остальным, умоляя его.
— …сразу после того, как у тебя родился сын… Ремус, мне так жаль…
— Мне тоже жаль, — ответил Люпин. — Жаль, что я его так и не узнаю… но он будет знать, зачем я умер, и я надеюсь, что он поймет. Я пытался сделать мир, в котором он был бы счастливее.
Холодный ветер, исходящий, казалось, из самой середины леса, поднял волосы на гарриных бровях. Он знал, что они не скажут ему идти, что это должно быть его решением.
— Вы останетесь со мной?
— До самого конца, — кивнул Джеймс.
— Они не смогут увидеть вас? — спросил Гарри.
— Мы часть тебя, — ответил Сириус. — Мы невидимы для других.
Гарри взглянул на свою мать.
— Оставайся поближе ко мне, — тихо попросил он.
И он отправился. Холод дементоров не наваливался на него; он проходил через их толпу вместе со своими спутниками, и они словно были его Патронусами, и вместе они шли сквозь густую чащу старых деревьев с переплетенными ветвями и корявыми, изгибающимися под ногами корнями. Гарри крепко сжимал свой плащ, идя в темноте все глубже и глубже в лес, не имея понятия, где конкретно находится Волдеморт, но не сомневаясь, что найдет его. Рядом с ним почти беззвучно шагали Джеймс, Сириус, Люпин и Лили, и их присутствие давало ему храбрость, оно было причиной, по которой он оставался способен делать шаг за шагом.
Его тело и разум казались теперь странно разъединенными, его ноги работали без указаний сознания, словно он был пассажир — не водитель — тела, которое он вскоре должен был покинуть. Мертвые, шагающие рядом с ним через Запретный лес, были для него теперь гораздо более реальными, чем живые, оставшиеся в замке: Рон, Гермиона, Джинни и остальные казались призраками, когда он, оскальзываясь и спотыкаясь, приближался к концу своей жизни, к Волдеморту…
Глухой удар и шепот: другое живое существо пошевелилось где-то поблизости. Гарри замер под своим плащом, оглядываясь по сторонам, вслушиваясь, и его мать, отец, Люпин и Сириус также остановились.
— Здесь кто-то есть, — раздался грубый шепот совсем рядом. — У него есть плащ-невидимка. Может, это?..
Две фигуры появились из-за ближайшего дерева: их палочки загорелись, и Гарри увидел Йексли и Долохова, вглядывающихся в темноту, смотрящих точно туда, где стояли, Гарри, его мать, и отец, и Сириус, и Люпин. Они явно ничего не видели.
— Я точно что-то слышал, — произнес Йексли. — Животное, думаешь?
— Этот идиот Хагрид держал тут полно всяких, — ответил Долохов, оглянувшись через плечо.
Йексли посмотрел на часы.
— Время почти вышло. У Поттера был его час. Он не придет.
— А он был так уверен, что он придет! Ему это не понравится.
— Пошли лучше обратно, — предложил Йексли. — Узнаем, какой теперь план.
Они с Долоховым развернулись и углубились в лес. Гарри направился за ними, зная, что они выведут его в точности туда, куда он хотел попасть. Он кинул взгляд в сторону, и его мать улыбнулась ему, а отец ободряюще кивнул.
Они шли лишь несколько минут, когда Гарри увидел впереди свет, и Йексли с Долоховым вышли на поляну, которую Гарри узнал: это было место, где когда-то жил монстр Арагог. Остатки его гигантской сети все еще были здесь, но стая его потомков была изгнана отсюда Упивающимися Смертью и послана драться за них.
Огонь пылал в центре поляны, и его прыгающий свет падал на толпу молчаливых, внимательно всматривающихся во тьму Упивающихся Смертью. На некоторых из них до сих пор были капюшоны и маски, лица других были открыты. Два великана сидели с краю группы, отбрасывая огромные тени, лица их были жестокими и словно грубо вытесанными из камня. Гарри увидел сидящего в тени Фенрира, жующего свои длинные ногти; огромный блондин Роул промакивал кровоточащую губу. Гарри увидел Люциуса Малфоя, выглядевшего сдавшимся и напуганным, и Нарциссу, запавшие глаза которой были полны ожиданием худшего.
Все взгляды были прикованы к Волдеморту. Тот стоял, склонив голову, и его белые руки держали перед ним Старшую палочку. Похоже было, что он молится или считает про себя, и в голову Гарри, неподвижно стоящего на краю поляны, пришла абсурдная мысль о ребенке, считающем при игре в прятки. Позади его головы, по-прежнему крутясь и изгибаясь кольцами, в сверкающей зачарованной клетке подобно монструозному гало плавала гигантская змея Нагини.
Когда Долохов и Йексли присоединились к кольцу, Волдеморт поднял взгляд.
— Никаких следов его, мой Лорд, — сказал Долохов.
Выражение лица Волдеморта не изменилось. Освещенные огнем красные глаза словно горели. Он медленно протянул Старшую палочку между своими длинными пальцами.
— Мой Лорд…
Заговорила Беллатрикс; она сидела ближе всех к Волдеморту, растрепанная, со следами крови на лице, но в остальном невредимая.
Волдеморт поднял руку, дав ей знак замолчать, и она не осмелилась произнести более ни слова, но продолжала с обожествляющим обожанием есть его глазами.
— Я думал, что он придет, — произнес Волдеморт своим высоким ясным голосом, не отрывая взгляда от прыгающих языков пламени. — Я ожидал, что он появится.
Никто не произнес ни слова. Они казались такими же испуганными, как Гарри, сердце которого теперь колотилось о ребра с такой силой, словно твердо вознамерилось вырваться из тела, которое он собирался отбросить. Его руки были в поту, когда он стянул плащ-невидимку и засунул его и волшебную палочку себе под мантию. Он не хотел подвергнуться искушению вступить в бой.
— Я, похоже… ошибался, — сказал Волдеморт.
— Ты не ошибался.
Гарри выкрикнул это так громко, как только мог, со всей силы, какая у него была: он не хотел казаться напуганным. Воскрешающий камень скользнул между его онемевшими пальцами, и уголком глаза он увидел, что, когда он шагнул на освещенную поляну, его родители, Сириус и Люпин исчезли. В этот момент он почувствовал, что никто, кроме Волдеморта, не имеет значения. Здесь их было только двое.
Иллюзия пропала так же быстро, как появилась. Великаны взревели, Упивающиеся Смертью вместе вскочили, раздались крики, аханье, даже смех. Волдеморт застыл как истукан, но его красные глаза нашли Гарри, и он неотрывно смотрел, как Гарри идет к нему, и разделяет их лишь огонь.
Затем прогрохотал голос…
— ГАРРИ! НЕТ!
Он обернулся: Хагрид был крепко скручен и привязан к растущему поблизости дереву. Его огромное тело в отчаянии рвалось из пут, отчего тряслись ветви над его головой.
— НЕТ! НЕТ! ГАРРИ, КАКОГО?..
— МОЛЧАТЬ! — крикнул Роул, взмахивая волшебной палочкой, и Хагрид умолк.
Беллатрикс, вскочившая на ноги, жадно переводила взгляд с Волдеморта на Гарри и обратно, ее грудь вздымалась. Двигались теперь лишь языки пламени и змея, сворачивающаяся и разворачивающаяся в сверкающей клетке позади головы Волдеморта.
Гарри чувствовал волшебную палочку у себя на груди, но не попытался ее извлечь. Он знал, что змея была слишком хорошо защищена, знал, что если ему удастся навести волшебную палочку на Нагини, пятьдесят проклятий ударят в него раньше. Волдеморт и Гарри продолжали смотреть друг на друга, и теперь Волдеморт склонил голову чуть вбок, изучая мальчика, стоящего перед ним, и единственная безрадостная улыбка искривила лишенный губ рот.
— Гарри Поттер, — очень мягко произнес он. Его голос словно был частью шипящего огня. — Мальчик, который выжил.
Ни один из Упивающихся Смертью не шелохнулся. Они ждали: все вокруг ждало. Хагрид дергался, Беллатрикс тяжело дышала, и Гарри непонятно почему подумал о Джинни, о ее горящем взгляде, о вкусе ее губ на его…
Волдеморт поднял волшебную палочку. Его голова по-прежнему была наклонена вбок, словно у любопытного ребенка, дивящегося, что будет, если он это сделает. Гарри посмотрел в красные глаза и захотел, чтобы это случилось сейчас, быстро, пока он может стоять неподвижно, пока он не потерял контроль, пока он не выдал свой страх…
Он увидел, как рот шевельнулся, увидел зеленую вспышку, и все исчезло.
Глава 35. Кингс Кросс
Он лежал ничком и вслушивался в тишину. Он был совершенно один. Никто на него не смотрел. Никого больше здесь не было. Он был не до конца уверен, что он сам здесь был.
Спустя долгий промежуток времени, а может, совсем короткий, до него дошло, что он существует, что он нечто большее, чем мысль без тела, потому что он лежал, определенно лежал, на какой-то поверхности. Следовательно, он мог осязать, и то, на чем он лежал, тоже существовало.
Практически сразу же, как только Гарри пришел к такому выводу, он почувствовал, что обнажен. Поскольку Гарри был убежден в своем полном одиночестве, его это не беспокоило, но все же слегка интриговало. Он подивился: если он может осязать, то может ли он видеть? Открыв глаза, он обнаружил, что глаза у него есть.
Он лежал в ярком тумане, только этот туман был совсем не похож на туманы, какие он видел раньше. Все окружающее не было скрыто облаками пара; скорее, облака пара не сформировалось еще во все окружающее. Пол, на котором он лежал, казался белым, не теплым и не холодным — он просто был: плоское пустое нечто, на котором можно лежать.
Он сел. Его тело, похоже, было совсем здоровым. Он дотронулся до лица. Очков на нем больше не было.
Затем через окружающее его несформировавшееся ничто до него донесся какой-то звук: негромкие, мягкие удары чего-то, что билось, хлопало и дергалось. Звук был жалобный, но в то же время слегка неприличный. Гарри испытал неловкое ощущение, что он подслушивает что-то секретное, постыдное.
Впервые он ощутил неудобство от того, что не одет.
Едва желание избавиться от наготы сформировалось в его мозгу, как неподалеку от него возникла мантия. Он поднял ее и надел; она была мягкая, чистая и теплая. Это было просто невероятно, что она взяла и появилась в тот момент, когда он ее захотел…