Лифт прибыл пустым. Гарри запрыгнул в него и стянул с себя плащ-невидимку, едва он начал спускаться. К гарриному колоссальному облегчению, когда лифт со скрежетом остановился на втором уровне, в него вошел абсолютно мокрый и совершенно безумный на вид Рон.
— Д-доброе утро, — заикаясь, сообщил он Гарри, едва лифт снова тронулся.
— Рон, это я, Гарри!
— Гарри! Черт, я уж забыл, на что ты похож — а почему Гермиона не с тобой?
— Ей пришлось идти вниз на судебное заседание вместе с Амбридж, она не могла отказаться, а…
Но прежде чем Гарри смог закончить фразу, лифт остановился; двери открылись, и внутрь вошел мистер Уизли, беседуя с пожилой ведьмой, светлые волосы которой были взбиты так высоко, что напоминали муравейник.
— …конечно же, я понимаю, что ты говоришь, Ваканда, но боюсь, я не смогу участвовать в…
Мистер Уизли оборвал речь на полуслове, едва заметил Гарри. Очень странно было видеть мистера Уизли, глядящего на него с такой неприязнью. Двери лифта закрылись, и все четверо медленно поехали дальше вниз.
— А, привет, Редж, — поздоровался мистер Уизли, оглянувшись на звук капель, стекающих с мантии Рона. — Твою жену ведь сегодня допрашивают, да? Э… что с тобой стряслось? Почему ты такой мокрый?
— Дождь в кабинете Йексли, — ответил Рон. Он обращался к плечу мистера Уизли; Гарри был уверен, что Рон боится, что мистер Уизли его узнает, если они посмотрят друг другу прямо в глаза. — Я не смог его остановить, и они меня послали за Берни… Пилсуортом, кажется, они сказали…
— Да, в последнее время дождит во многих кабинетах, — покивал мистер Уизли. — Ты пробовал meteolojinx recanto? Блетчли это помогло.
— Meteolojinx recanto? — шепотом повторил Рон. — Нет, не пробовал. Спасибо, п-… в смысле, спасибо, Артур.
Двери лифта открылись; пожилая ведьма с муравейником на голове вышла, и Рон прошмыгнул мимо нее и исчез из виду. Гарри попытался выйти за ним, но его путь оказался закрыт Перси Уизли, который как раз вошел в лифт, уткнувшись носом в бумаги, которые он читал.
Только когда двери снова с лязгом захлопнулись, Перси осознал, что едет в одном лифте с отцом. Глянув поверх бумаг и заметив мистера Уизли, он мгновенно стал красным, как редиска, и вылетел из лифта сразу же, как только его дверь снова открылись. Гарри снова попытался выйти, но на сей раз путь ему преградила рука мистера Уизли.
— Одну минуточку, Ранкорн.
Двери лифта закрылись, и они снова поехали вниз. Мистер Уизли сказал:
— Я слышал, ты предоставил информацию о Дирке Кресуэлле.
У Гарри сложилось впечатление, что столкновение с Перси отнюдь не способствовало уменьшению гнева мистера Уизли. Он решил, что лучше всего ему сейчас притворяться тупым.
— Не понял? — переспросил он.
— Не притворяйся, Ранкорн, — яростно выпалил мистер Уизли. — Ты поймал волшебника, который подделал свое генеалогическое древо, так?
— Я… а что если и так?
— А то, что Дирк Кресуэлл в десять раз больше волшебник, чем ты, — тихо произнес мистер Уизли, в то время как лифт продолжал ехать вниз. — И если он выйдет из Азкабана живым, тебе придется перед ним ответить, не говоря уже об ответе перед его женой, сыновьями и друзьями…
— Артур, — перебил его Гарри, — ты ведь знаешь, что за тобой следят?
— Это угроза, Ранкорн? — громко поинтересовался мистер Уизли.
— Нет, — ответил Гарри, — это факт! Они следят за каждым твоим шагом…
Двери лифта открылись. Они достигли Атриума. Мистер Уизли одарил Гарри уничтожающим взглядом и вылетел из лифта. Гарри, потрясенный, остался на месте. Желал бы он изображать кого-нибудь другого, не Ранкорна… двери лифта лязгнули.
Гарри вытащил плащ-невидимку и снова натянул его на себя. Он должен попытаться вытащить Гермиону самостоятельно, пока Рон разбирается с дождливым кабинетом. Когда двери открылись, он вышел в освещенный факелами каменный проход, совершенно непохожий на выложенные коврами и обшитые деревом коридоры наверху. Лифт с лязгом уехал вверх. Гарри слегка передернуло, едва он глянул на чернеющую вдалеке входную дверь Департамента тайн.
Он снова пошел вперед, направляясь не к черной двери, но к проходу, находящемуся, насколько он помнил, по левую руку и ведущему к лестнице, по которой можно было спуститься в комнаты для заседаний. Пока он пробирался по ступеням, его мозг буксовал перед огромным количеством возможностей: у него по-прежнему оставалась парочка Подрывных Приманок, но, возможно, было бы лучше просто постучаться в дверь, войти под видом Ранкорна и попросить Мафальду на два слова? Разумеется, он не знал, был ли Ранкорн достаточно влиятелен, чтобы это ему сошло с рук, и даже если бы ему это удалось, невозвращение Гермионы может привести к ее розыску, прежде чем они выберутся из Министерства…
Задумавшись, он не сразу обратил внимание на неестественный холод, охватывающий его тело, словно он опускался в туман. С каждым шагом становилось все холоднее и холоднее; мороз хлынул ему в горло и начал разрывать его легкие. И тут он ощутил, как чувства отчаяния и безнадежности наполняют его, заполняют каждый уголок его тела…
Дементоры, подумал он.
Как только он достиг подножия лестницы и свернул вправо, глазам его открылась жуткая картина. Темный проход между комнатами заседаний был забит высокими черными фигурами в плащах, лица которых были скрыты под капюшонами, а их хриплое дыхание было единственным звуком, висевшим в воздухе. Насмерть перепуганные муглерожденные, приведенные сюда для допросов, сидели, скрючившись и дрожа, на жестких деревянных скамьях. Большинство закрывало лица руками, вероятно, инстинктивно пытаясь защитить себя от жадных ртов дементоров. Некоторых сопровождали члены семей, другие были одни. Дементоры скользили перед ними взад-вперед, и холод, безнадежность и отчаяние этого места давили на Гарри, словно проклятье…
Сопротивляйся, сказал он самому себе, но он прекрасно знал, что не сможет призвать Патронуса, не выдав себя. Так что он просто двинулся вперед, так тихо, как только мог, и с каждым его шагом его мозг все больше цепенел, но он заставлял себя думать о Роне и Гермионе, которые нуждались в его помощи.
Двигаться сквозь строй высоких черных фигур было очень страшно: безглазые лица, скрытые под капюшонами, поворачивались ему вслед, и он был уверен, что они его чувствовали — вероятно, ощущали присутствие человека, в котором все еще жила надежда, жило сопротивление…
И вдруг, совершенно внезапно, заледенелую тишину расколол звук распахнувшейся двери. Это была одна из дверей с левой стороны коридора, и оттуда донеслись гулкие звуки.
— Нет, нет, я полукровка, полукровка, говорю же вам! Мой отец был волшебником, он был волшебником, посмотрите его досье, Арки Алдертон, он известный конструктор метел, посмотрите про него, я вам говорю — уберите от меня руки, уберите руки…
— Это последнее предупреждение, — мягкий голосок Амбридж, магически усиленный, с легкостью перекрыл отчаянные вопли мужчины. — Если вы продолжите сопротивляться, вы будете подвергнуты поцелую дементора.
Мужчина перестал кричать, но сухие всхлипы продолжали разноситься по всему коридору.
— Уведите его, — сказала Амбридж.
Два дементора появились в дверях комнаты заседаний; их гниющие, покрытые струпьями руки сжимали бицепсы волшебника, который, судя по всему, был близок к обмороку. Они ускользили вместе с ним по коридору, и темнота, которую они словно порождали за своей спиной, скрыла их из виду.
— Следующая — Мэри Каттермоул, — приказала Амбридж.
Маленькая женщина встала со скамьи; она дрожала с ног до головы. Ее темные волосы были стянуты в пучок на затылке, она была одета в длинную простую мантию. В лице ее не было ни кровинки. Когда она проходила мимо дементоров, Гарри заметил, как ее передернуло.
Он действовал инстинктивно, без какого-либо плана, просто потому что ему невыносимо было видеть это зрелище — как она совершенно одна идет в подземелье. Когда дверь уже начала закрываться, Гарри скользнул в комнату вслед за миссис Каттермоул.
Это была не та комната, в которой его однажды допрашивали по поводу неправомочного применения магии. Она была гораздо меньше, хотя ее потолок был столь же высок; это вызывало клаустрофобное ощущение, словно он находился на дне глубокого колодца.
Здесь были еще дементоры, они распространяли свою леденящую ауру по всему помещению. Они стояли, словно безликие стражи, в углах, наиболее удаленных от высокого помоста. Здесь за балюстрадой восседала Амбридж; Йексли сидел по одну сторону от нее, Гермиона, столь же белая, как миссис Каттермоул — по другую. У подножия помоста расхаживал взад-вперед серебристого цвета мохнатый кот, и Гарри догадался, что он должен был защищать допрашивающих от чувства отчаяния, испускаемого дементорами: это чувство было предназначено обвиняемым, никак не обвинителям.
— Садитесь, — своим нежным, шелковым голоском произнесла Амбридж.
Миссис Каттермоул рухнула на единственный стул в центре комнаты, прямо перед помостом. В тот момент, когда она села, из ручек стула выщелкнулись цепи и приковали ее.
— Вы Мэри Элизабет Каттермоул? — спросила Амбридж.
Миссис Каттермоул слабо кивнула.
— Замужем за Реджинальдом Каттермоулом из Департамента Магического техобслуживания?
Миссис Каттермоул разрыдалась.
— Я не знаю, где он, он должен был встретиться со мной здесь!
Амбридж не обратила на ее слова ни малейшего внимания.
— Мать Мейзи, Элли и Альфреда Каттермоулов?
Миссис Каттермоул начала всхлипывать еще сильнее, чем прежде.
— Они боятся, они думают, что я не вернусь домой…
— Не старайтесь, — выплюнул Йексли. — Отродье Грязновровок не заслуживает нашего сочувствия.
Всхлипы миссис Каттермоул скрыли звук шагов Гарри, когда тот осторожно пробирался к ступеням, ведущим на помост. В тот момент, когда он прошел то место, где патрулировал кот-Патронус, он ощутил изменение температуры: здесь было тепло и приятно. Он не сомневался, что это был Патронус Амбридж, и так ярко он сиял потому, что она была здесь абсолютно счастлива, была полностью в своей стихии, блюдя извращенные законы, в составлении которых сама же и участвовала. Медленно и очень осторожно Гарри проложил свой путь вдоль помоста позади Амбридж, Йексли и Герм