Гарри Поттер и Реликвии Смерти — страница 64 из 123

— Дамблдор мертв. Я видел, как это случилось, я видел тело. Его точно нет больше. И в любом случае, его Патронусом был феникс, не оленуха.

— Но Патронусы могут меняться, разве нет? — возразил Рон. — У Тонкс поменялся, помнишь?

— Да, но если бы Дамблдор был жив, почему он не показался? Почему он просто не дал мне меч?

— Фиг его знает, — ответил Рон. — По той же причине, почему он не дал его тебе, пока был жив? По той же причине, почему он оставил тебе старый снитч, а Гермионе — книжку детских сказок?

— И что же это за причина? — Гарри повернулся и взглянул Рону в лицо, изо всех сил надеясь на ответ.

— Нинаю, — сказал Рон. — Иногда я думал, когда я был малость не в себе, что он просто прикалывался или… или просто хотел сделать это потруднее. Но теперь я так не думаю, больше нет. Он знал, что делал, когда отдал мне Делюминатор, верно? Он… ну, — уши Рона покраснели, и он начал внимательно изучать пучок травы у себя под ногами, ковыряя его большим пальцем, — он наверняка знал, что я от вас сбегу.

— Нет, — поправил его Гарри. — Он наверняка знал, что ты будешь хотеть вернуться.

Эти слова явно принесли Рону облегчение, но не избавили его полностью от неловкости. Отчасти чтобы сменить тему, Гарри произнес.

— Кстати о Дамблдоре, ты слышал, что Скитер про него написала?

— О да, — тотчас ответил Рон. — Люди об этом очень много говорят. Конечно, если бы все было по-другому, это стало бы первой новостью, Дамблдор приятель Гринделвальда, ну а сейчас это просто повод поржать для тех, кто не любил Дамблдора, и пощечина для всех, кто считал, что он такой хороший парень. Я лично не думаю, что это так уж много значит. Он был очень молод, когда они…

— Нашего возраста, — перебил Гарри, точно так же как он возразил Гермионе, и что-то в его лице, похоже, намекнуло Рону, что продолжать эту тему не стоит.

Большой паук сидел в центре замерзшей паутины в ежевичном кусте. Гарри нацелил на него волшебную палочку, которую Рон дал ему минувшей ночью; Гермиона снизошла до того, чтобы осмотреть ее, и пришла к выводу, что она из терна.

— Engorgio.

Паук слегка задрожал и покачнулся в своей паутине. Гарри попытался снова. На этот раз паук чуть подрос.

— Прекрати, — резко произнес Рон. — Извини, что я сказал, что Дамблдор был молод, окей?

Гарри совсем забыл о ненависти Рона к паукам.

— Прости — reducio.

Паук не уменьшился. Гарри посмотрел на терновую палочку. Каждое простейшее заклинание, которое он производил этой палочкой в течение сегодняшнего дня, казалось менее мощным, чем те, которые он делал своей фениксовой палочкой. Новая волшебная палочка казалась назойливо незнакомой, словно чья-то чужая кисть, пришитая к его запястью.

— Тебе просто надо тренироваться, — сказала Гермиона, бесшумно приблизившаяся к ним сзади и обеспокоенно наблюдавшая, как Гарри пытается увеличить и уменьшить паука. — Все дело в уверенности, Гарри.

Гарри знал, почему Гермиона хочет, чтобы все было в порядке: она все еще чувствовала свою вину в том, что его палочка сломалась. Он проглотил ответ, вертевшийся у него на языке — что если она думает, что это не играет роли, то пусть возьмет себе терновую волшебную палочку, а Гарри отдаст свою. Однако, стараясь снова сделать всех троих друзьями, он согласился; но когда Рон осторожно улыбнулся Гермионе, она сердито удалилась прочь и снова исчезла за книгой.

Когда стемнело, они вернулись обратно в палатку, и Гарри заступил на дежурство первым. Сидя у входа, он пытался заставить терновую палочку поднимать в воздух маленькие камешки у своих ног; но его магия по-прежнему казалась более неуклюжей и слабой, чем раньше. Гермиона лежала на своей койке и читала, а Рон, время от времени нервно посматривавший на нее, наконец вытащил из рюкзака маленький деревянный радиоприемник и начал его настраивать.

— Есть одна программа, — тихо сказал он Гарри, — которая рассказывает новости, как они есть на самом деле. Все остальные на стороне Сам-Знаешь-Кого и повторяют линию Министерства, но эта… погоди, еще послушаешь ее, это просто круто. Только они не могут это делать каждую ночь, им приходится все время менять местонахождение на случай рейда, и еще, чтобы на них настроиться, нужен пароль… проблема в том, что в последний раз я его пропустил…

Рон принялся легонько барабанить по крышке приемника своей волшебной палочкой, бормоча себе под нос наугад какие-то слова. Время от времени он незаметно кидал в сторону Гермионы осторожные взгляды, явно опасаясь нового взрыва ярости, но она обращала на него столько же внимания, сколько обращала бы на пустое место. На протяжении примерно десяти минут Рон тюкал и бубнил, Гермиона перелистывала страницы книги, а Гарри продолжал тренироваться со своей терновой палочкой.

Наконец Гермиона сползла со своей койки. Рон немедленно прекратил стучать.

— Если тебя раздражает, я перестану, — нервно сказал он Гермионе.

Гермиона, не снизойдя до ответа, подошла к Гарри.

— Нам надо поговорить.

Гарри взглянул на книгу, все еще зажатую в ее руке. Это была «Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора».

— Чего? — опасливо спросил он. В мозгу его мелькнула мысль, что там есть глава, посвященная ему; он не был уверен, что чувствует в себе достаточно сил, чтобы услышать ритину версию его взаимоотношений с Дамблдором. Ответ Гермионы, однако, стал для него полной неожиданностью.

— Я хочу пойти поговорить с Ксенофилиусом Лавгудом.

Он уставился на нее.

— Не понял?

— Ксенофилиус Лавгуд. Отец Луны. Я хочу пойти поговорить с ним!

— Э… почему?

Она сделала глубокий вдох, словно собираясь с силами, и произнесла:

— Это из-за знака, того знака в «барде Бидле». Смотри сюда!

Она сунула «Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора» прямо под гаррины протестующие глаза, и он увидел фотографию оригинального письма, которое Дамблдор написал Гринделвальду своим знакомым, тонким, косым почерком. Он ненавидел это изображение, абсолютное доказательство того, что Дамблдор действительно написал эти слова, что это не была выдумка Риты.

— Подпись, — пояснила Гермиона. — Посмотри на подпись, Гарри!

Он послушался. В первый момент он совершенно не понимал, о чем она говорит, но, присмотревшись повнимательнее с помощью своей зажженной палочки, он заметил, что Дамблдор заменил букву «А» в слове «Альбус» на миниатюрную версию того же треугольного знака, нарисованного в «Сказках барда Бидла».

— Э… что ты?.. — осторожно попытался вмешаться Рон, но Гермиона заткнула его одним взглядом и снова повернулась к Гарри.

— Он все время возникает, тебе не кажется? Я знаю, Виктор говорил, что это знак Гринделвальда, но он точно был над той древней могилой в Годриковой Лощине, а даты на надгробии были намного более старые, чем когда Гринделвальд вообще появился! А теперь еще это! Ну, Дамблдора или Гринделвальда мы не можем спросить, что он означает, — я даже не знаю, жив Гринделвальд или уже нет, — но мы можем спросить мистера Лавгуда. Он носил этот знак во время свадьбы. Я уверена, что это важно, Гарри!

Гарри ответил не сразу. Он посмотрел в ее сосредоточенное, полное энтузиазма лицо и отвернулся в окружающую темноту, размышляя. После паузы он произнес:

— Гермиона, нам не нужна еще одна Годрикова Лощина. Мы сами себя уговорили на то, чтобы пойти туда, и…

— Но он же все время возникает, Гарри! Дамблдор оставил мне «Сказки барда Бидла», неужели ты думаешь, от нас не ожидалось, что мы выясним про этот знак?

— Ну вот, опять! — Гарри ощутил легкое раздражение. — Мы все пытаемся убедить себя, что Дамблдор оставил нам секретные знаки и намеки…

— Делюминатор оказался чертовски полезным, — вмешался Рон. — Я думаю, Гермиона права, думаю, нам надо пойти найти Лавгуда.

Гарри метнул в него мрачный взгляд. Он был абсолютно уверен, что ронова поддержка Гермионы имела очень мало общего с желанием узнать значение треугольной руны.

— Это не будет как в Годриковой Лощине, — добавил Рон. — Лавгуд на твоей стороне, Гарри, «Квибблер» все время был за тебя, он постоянно говорит всем, что они должны тебе помогать!

— Я уверена, что это важно! — искренне повторила Гермиона.

— Но не кажется ли тебе, если это действительно важно, что Дамблдор рассказал бы мне об этом до своей смерти?

— Ну, может… может, это что-то, что тебе обязательно надо узнать самому, — Гермиона явно хваталась за соломинку.

— Ага, — льстиво поддакнул Рон, — это не лишено смысла.

— Совершенно лишено, — отрезала Гермиона, — но я все равно думаю, что нам надо поговорить с мистером Лавгудом. Символ, который связывает Дамблдора, Гринделвальда и Годрикову Лощину? Гарри, я уверена, мы должны об этом знать!

— Я думаю, нам надо за это проголосовать, — предложил Рон. — Кто за то, чтобы навестить Лавгуда…

Его рука взлетела в воздух, опередив гермионину. Когда она поднимала руку, ее губы подозрительно задрожали.

— Большинством голосов, Гарри, прости, — заявил Рон, хлопнув его по спине.

— Отлично, — сказал Гарри, чувствуя веселье пополам с раздражением. — Только когда мы повидаемся с Лавгудом, давайте попробуем поискать еще Хоркруксы, ага? Кстати, а где живут Лавгуды? Кто-нибудь из вас знает?

— Ага, это недалеко от моего дома, — ответил Рон. — Не знаю, где конкретно, но мама с папой всегда показывают в сторону холмов всякий раз, как упоминают их. Вряд ли будет трудно найти.

Когда Гермиона вернулась на свою койку, Гарри понизил голос.

— Ты согласился, только чтобы попытаться снова оказаться в ее списке хороших мальчиков.

— В любви и на войне все средства хороши, — весело произнес Рон, — а это немножко и то, и другое. Не кисни, сейчас рождественские каникулы, Луна будет дома!

На следующее утро они Дезаппарировали на продуваемый ветрами склон холма близ Оттери Сент-Кэтчпол, откуда они смогли насладиться отличным видом на деревню. С их высокой наблюдательной точки она выглядела набором игрушечных домиков в огромных косых столбах солнечного света, протянувшихся к земле через бреши в облаках. Минуту или две они, прикрыв глаза от солнца руками, стояли и смотрели в сторону Берлоги, но различить им удалось лишь высокие изгороди и деревья во фруктовом саду, предоставляющем маленькому кривому домику защиту от муглевых глаз.