— Нинаю… в смысле… кое-что из этого типа как сходится, — неуклюже забормотал он. — Но если посмотреть на все вместе… — он сделал глубокий вдох. — Я думаю, нам нужно избавляться от Хоркруксов, Гарри. Это то, что Дамблдор велел нам сделать. Возможно… возможно нам надо забыть об этих делах с Реликвиями.
— Спасибо, Рон, — сказала Гермиона. — Я подежурю первой.
И она широким шагом прошла мимо Гарри и уселась у входа в палатку, жестко прекратив обсуждение.
Но Гарри этой ночью почти не спал. Идея Реликвий Смерти захватила его, и он не мог дать себе отдыха, пока беспокойные мысли бурлили у него в голове: волшебная палочка, камень и плащ, если бы он только мог обладать ими всеми…
Открытие при закрытии… но что это за закрытие? Почему он не мог получить камень немедленно? Если бы только у него был камень, он смог бы задать все вопросы Дамблдору лично… и Гарри в темноте шептал снитчу различные слова, пробуя все, даже Змееяз, но золотой мячик упорно не желал открываться…
И палочка, Старшая палочка, где она была спрятана? Где ее сейчас искал Волдеморт? Гарри даже желал, чтобы его шрам вновь загорелся и показал ему мысли Волдеморта, потому что впервые за все время он и Волдеморт объединились в своем желании заполучить одну и ту же вещь… Гермионе, конечно, это бы не понравилось… но с другой стороны, она не верила… Ксенофилиус был прав, в некотором смысле… ограниченная. Консервативная. Узкомыслящая. Правда заключалась в том, что ее пугала идея Реликвий Смерти, особенно Воскрешающего камня… и Гарри вновь прижимался губами к снитчу, целовал его, чуть не проглатывал его, но холодный металл все не поддавался…
Уже почти утром он вспомнил о Луне, одиноко сидящей в камере в Азкабане, окруженной дементорами, и внезапно ему стало стыдно за самого себя. В своих лихорадочных размышлениях о Реликвиях он совсем про нее забыл. Если бы только они смогли ее выручить… но дементоры в таких количествах были абсолютно непобедимы. Кстати, подумав про это, он вспомнил, что еще не пробовал вызвать Патронуса с помощью терновой палочки… утром надо будет попробовать…
Если бы только он мог заполучить волшебную палочку получше…
И желание обрести Старшую палочку, Гробовую палочку, непобедимую, необоримую, вновь поглотило его…
На следующее утро они собрали палатку и двинулись дальше под унылым дождем. Ливень преследовал их до самого побережья, где они натянули палатку на эту ночь, и продолжался всю неделю, орошая мокрые ландшафты, казавшиеся Гарри холодными и унылыми. Он был в состоянии думать исключительно о Реликвиях Смерти. Это было словно пламя, горящее внутри него, и ничто, ни упрямое неверие Гермионы, ни постоянные сомнения Рона — ничто не могло это пламя затушить. И все же, чем сильнее стремление к Реликвиям горело в нем, тем менее радостным он становился. Он винил в этом Рона и Гермиону: их упорное безразличие действовало угнетающе на его настроение в не меньшей степени, чем беспощадный дождь; но ничто не могло поколебать его решительности, остававшейся абсолютной. Вера Гарри и его стремление к Реликвиям поглотили его настолько, что он чувствовал себя изолированным от Рона с Гермионой и от их одержимости Хоркруксами.
— Одержимость? — переспросила Гермиона тихо, но с яростью в голосе как-то вечером, когда Гарри был слишком неосторожен и употребил это слово, после того как Гермиона отчитала его за отсутствие интереса к поиску новых Хоркруксов. — Не мы здесь одержимы, Гарри! Мы пытаемся сделать то, чего Дамблдор хотел от нас!
Но Гарри оставался непрошибаем для завуалированной критики. Дамблдор оставил знак Реликвий для того, чтобы Гермиона его расшифровала, и еще, Гарри по-прежнему был в этом убежден, он оставил Воскрешающий камень, спрятав его в золотом снитче. Ни один из них не может жить, пока жив другой… повелитель Смерти… почему Рон и Гермиона не понимают?
— «Последний же враг истребится — смерть», — спокойно процитировал Гарри.
— Мне казалось, мы предположительно сражаемся против Сам-Знаешь-Кого? — отбрила Гермиона, и Гарри от нее отстал.
Даже загадка серебряной оленухи, на обсуждении которой настаивали Рон с Гермионой, теперь казалась Гарри не столь важной — так, слабоинтересное побочное событие. Единственное, что, помимо Реликвий, имело для него значение — то, что его шрам вновь начал болеть; но он изо всех сил старался скрыть это от своих спутников. Гарри искал одиночества всякий раз, когда это происходило, но то, что он видел, его разочаровывало. Видения, которые он делил с Волдемортом, изменились качественно; они стали размытыми, дерганными, словно то входили в фокус, то выходили из него. Гарри удавалось лишь разобрать неопределенные очертания предмета, похожего на череп, и что-то вроде горы, казавшейся больше тенью, чем материей. Привыкший к образам, четким, как реальность, Гарри был сбит с толку этим изменением. Он опасался, что связь между ним и Волдемортом была повреждена, та самая связь, которую он одновременно боялся и, что бы он ни говорил Гермионе, ценил. Каким-то образом Гарри связал эти неудачные, расплывчатые образы с уничтожением его волшебной палочки, словно это терновая палочка была виновата в том, что он не мог видеть мыслей Волдеморта так же четко, как раньше.
По мере того, как неделя сменяла неделю, Гарри не мог не замечать, даже сквозь свое искусственное уединение, что Рон постепенно брал бразды правления. Возможно, он упорно старался искупить свой уход от них, а может быть, гаррина вялость подстегнула его дремавшие лидерские качества — но именно Рон теперь подбадривал своих спутников и подстегивал их к действиям.
— Осталось три Хоркрукса, — постоянно повторял он. — Нам нужен план действий, давайте же! Где мы еще не смотрели? Давайте еще разок пройдемся. Приют…
Диагон Аллея, Хогвартс, дом Риддлов, Борджин и Беркс, Албания, все места, где, как им было известно, Том Риддл когда-либо жил или работал, навещал или убивал в них, Рон и Гермиона перебирали вновь и вновь; Гарри присоединялся к ним только чтобы Гермиона переставала его донимать. Он был бы счастлив посидеть в одиночестве и в тишине, пытаясь читать мысли Волдеморта, пытаясь узнать что-нибудь о Старшей палочке, но Рон настаивал на посещении все более невероятных мест, просто для того, не сомневался Гарри, чтобы продолжить двигаться.
— Никогда не знаешь, — было теперь постоянным рефреном Рона. — Верхний Флагли — это волшебная деревня, вдруг он хотел там жить. Давайте пойдем туда, пошаримся вокруг.
В этих частых вылазках на волшебную территорию они время от времени обнаруживали Хватчиков.
— Некоторые из них, сдается мне, не лучше Упивающихся Смертью, — сказал Рон. — Та компания, которая поймала меня — это были слабаки, но Билл считает, что некоторые из них реально опасны. На «Поттервахте»[83] сказали…
— На чем? — переспросил Гарри.
— «Поттервахта», я разве не говорил тебе, что так она называется? Программа, которую я все пытаюсь поймать по радио, единственная, которая рассказывает правду о том, что происходит! Почти все программы повторяют линию Сам-Знаешь-Кого — все, кроме «Поттервахты». Я очень хочу, чтобы ты ее послушал, только настроиться на нее трудно…
Вечер за вечером Рон проводил, выбивая своей волшебной палочкой различные ритмы по крышке деревянного приемника и одновременно вращая ручки настройки. Иногда им удавалось поймать обрывки советов, как лечить драконку, а однажды — несколько куплетов «Котла, полного горячей, страстной любви». Стуча палочкой, Рон все время пытался угадать правильный пароль, бормоча себе под нос фразы из наугад подобранных слов.
— Они обычно имеют какое-то отношение к Ордену, — говорил он им. — У Билла просто потрясающее чутье на их угадывание. Я наверняка наткнусь на нужный рано или поздно…
Но лишь в марте удача наконец улыбнулась Рону. Гарри дежурил у входа в палатку, лениво глядя на пучок синих гиацинтов, пробившихся сквозь холодную землю, когда Рон внутри палатки возбужденно закричал:
— Я ее поймал, я поймал! Пароль был «Альбус»! Гарри, иди сюда!
Впервые за много дней пробужденный от своих размышлений о Реликвиях Смерти, Гарри поспешил назад в палатку, где обнаружил Рона и Гермиону, стоящих на коленях на полу рядом с маленьким приемником. Гермиона, занимавшаяся полировкой меча Гриффиндора, просто чтобы чем-то занять руки, сидела с открытым ртом и неотрывно смотрела на крохотный динамик, из которого исходил чрезвычайно знакомый голос.
— …извинения за наше временное отсутствие в эфире, вызванное некоторым количеством визитов, нанесенных в наши места этими очаровательными Упивающимися Смертью.
— Но это же Ли Джордан! — воскликнула Гермиона.
— Я знаю! — просиял Рон. — Круто, а?
— …подобрали себе другое безопасное расположение, — продолжал говорить Ли, — и я рад сообщить вам, что двое наших постоянных участников присоединились ко мне сегодня вечером. Привет, парни!
— Здорово.
— Привет, Речник.
— «Речник» — это Ли, — объяснил Рон. — У них у всех кодовые имена, но всегда можно определить…
— Шшш! — сказала Гермиона.
— Но прежде чем мы послушаем Роя и Ромулуса, — продолжал Ли, — давайте уделим один момент сообщению о смертях, которые «Волшебная сеть радионовостей» и «Дейли Профет» считают слишком мелкими и не заслуживающими упоминания. С огромной скорбью мы информируем наших слушателей об убийстве Теда Тонкса и Дирка Кресуэлла.
Гарри ощутил тошноту, подступившую к горлу. Он, Рон и Гермиона в ужасе смотрели друг на друга.
— Также был убит гоблин по имени Горнук. Предположительно, муглерожденный Дин Томас и еще один гоблин, которые, как считают, находились с Тонксом, Кресуэллом и Горнуком, сбежали. Если Дин нас слушает или если кто-либо имеет информацию о его местонахождении, то его родители и сестры будут рады услышать какие-либо новости.
В то же самое время в городе Гэддли семья муглей из пяти человек была найдена мертвой в своем доме. Муглевые власти приписывают их смерти утечке газа, но члены Ордена Феникса проинформировали меня, что это было убивающее проклятье — еще одно свидетельство, если бы оно кому-то требовалось, что убийства муглей при новой власти стали чем-то немного большим, чем спортивное хобби.