Ответов у Гарри не было; случались моменты, когда он дивился, не было ли чистым безумием не пытаться предотвратить проникновение Волдеморта в гробницу. Он даже не мог убедительно объяснить, почему он принял такое решение: всякий раз, когда он пытался восстановить в памяти внутренние аргументы, приведшие к этому решению, они казались ему все более и более слабыми.
Как ни странно, поддержка Гермионы заставляла его чувствовать себя не менее обескураженным, чем скепсис Рона. Вынужденная теперь признать, что Старшая палочка существует, она непрестанно повторяла, что эта палочка злая и что способ, которым Волдеморт ее заполучил, совершенно отталкивающий, и даже рассматривать его было нельзя.
— Ты никогда бы не смог так сделать, Гарри, — снова и снова говорила она. — Ты не смог бы вломиться в могилу Дамблдора.
Но мысль о мертвом Дамблдоре пугала Гарри гораздо меньше, чем вероятность того, что он мог неправильно понять намерения живого Дамблдора. Ему казалось, что он по-прежнему шарит наугад в темноте; он выбрал свой путь, но постоянно оглядывался назад, размышляя, не ошибся ли он с прочтением знаков, не следовало ли ему идти другой дорогой. Время от времени на него вновь накатывал гнев в отношении Дамблдора, столь же сильно, как волны, разбивающиеся о скалу под коттеджем — за то, что Дамблдор не объяснил ему, прежде чем погиб.
— Но мертв ли он на самом деле? — спросил Рон через три дня после их прибытия в коттедж. Гарри стоял у стены, отделявшей сад от скалы, и смотрел наружу, когда Рон с Гермионой нашли его; хотел бы он, чтобы этого не произошло — он совершенно не желал присоединяться к их спорам.
— Да, Рон, он мертв, и пожалуйста, не начинай все снова!
— Посмотри в лицо фактам, Гермиона, — произнес Рон через голову Гарри, продолжавшего смотреть в горизонт. — Серебряная оленуха. Меч. Глаз, который Гарри увидел в зеркале…
— Гарри сам признает, что глаз ему мог показаться! Правда, Гарри?
— Мог, — ответил Гарри, не глядя на нее.
— Но ты так не думаешь, правда? — спросил Рон.
— Нет, не думаю.
— Ну вот! — быстро сказал Рон, прежде чем Гермиона смогла продолжить. — Если это был не Дамблдор, объясни, откуда Добби знал, что мы были в погребе, Гермиона?
— Я не могу… а ты можешь объяснить, как Дамблдор послал его к нам, если он лежит в гробнице в Хогвартсе?
— Не знаю, может, это его призрак!
— Дамблдор бы не вернулся в виде призрака, — произнес Гарри. Сейчас немного оставалось такого, в чем он был уверен относительно Дамблдора, но уж это-то он знал. — Он бы продолжил идти.
— В каком смысле «продолжил идти»? — переспросил Рон, но, прежде чем Гарри смог ответить, голос за их спинами произнес: «‘Арри?»
Флер вышла из коттеджа; ее длинные серебряные волосы развевались на ветру.
– ‘Арри, Грип’ук хочет с тобой поговорьить. Он в самой маленькой спальне, он говорьит, что не хочьет, чтоби вас подслюшали.
Очевидно было, что ей не нравилось, что гоблин посылает ее передавать сообщения: обратно она шла с очень раздраженным видом.
Грипхук ждал их, как и сказала Флер, в самой маленькой из трех спален коттеджа, где ночью спали Гермиона и Луна. Он закрыл светлое, покрытое облаками небо красными хлопчатобумажными занавесками, что придало комнате огнистое сияние, странно смотрящееся по сравнению с остальной частью светлого, чистого коттеджа.
— Я принял решение, Гарри Поттер, — заявил гоблин, сидевший, скрестив ноги, в низком кресле и барабанивший своими длинными тонкими пальцами по его ручкам. — Хотя гоблины Гринготтса сочтут это предательством самих основ, я все-таки решил помочь вам…
— Это здорово! — чувство облегчения омыло все тело Гарри. — Грипхук, спасибо, мы очень…
— …но, — твердо продолжил гоблин, — за плату.
Несколько захваченный врасплох, Гарри помедлил.
— Сколько вам нужно? У меня есть золото.
— Не золото, — ответил Грипхук. — Золото у меня есть.
Его черные глаза сверкнули; глаза были без белков.
— Я хочу меч. Меч Годрика Гриффиндора.
Гаррино сердце рухнуло.
— Вы не можете этого получить, — сказал он. — Мне жаль.
— В таком случае, — мягко проговорил гоблин, — у нас проблема.
— Мы можем дать вам что-нибудь еще, — с энтузиазмом предложил Рон. — Держу пари, у Лестренжей там много всего, вы сможете взять что захотите, как только мы войдем в хранилище.
Это была ошибка. Грипхук залился краской гнева.
— Я не вор, парень! Я не пытаюсь завладеть сокровищами, на которые я не имею права!
— Но этот меч наш…
— Не ваш, — ответил гоблин.
— Мы гриффиндоры, а он принадлежал Годрику Гриффиндору…
— А прежде чем он принадлежал Гриффиндору, чей он был? — требовательно спросил гоблин, выпрямляясь в кресле.
— Ничей, — ответил Рон. — Он же был сделан для него, разве не так?
— Нет! — крикнул гоблин, показывая длинным пальцем на Рона; он аж ощетинился от гнева. — Снова высокомерие волшебников! Этот меч принадлежал Рагнуку Первому, у которого его отобрал Годрик Гриффиндор! Это утерянное сокровище, шедевр гоблинской работы! Он принадлежит гоблинам! Этот меч — цена моих услуг, либо вы ее принимаете, либо уходите!
Грипхук сердито смотрел на них. Гарри глянул на своих спутников, затем сказал:
— Нам надо это обсудить, Грипхук, если вы не возражаете. Вы можете подождать несколько минут?
Гоблин с кислым видом кивнул.
Внизу, в пустой гостиной, Гарри подошел к камину, нахмурив брови, пытаясь придумать, что делать. За его спиной Рон произнес:
— Он просто издевается. Мы не можем отдать ему этот меч.
— Это правда? — спросил Гарри у Гермионы. — Меч был украден Гриффиндором?
— Я не знаю, — уныло ответила она. — Волшебная история часто обходит случаи, когда волшебники что-то не то делали другим магическим расам, но ни один источник, о которых я знаю, не говорит, что Гриффиндор украл меч.
— Это просто одна из гоблинских баек, — сказал Рон, — о том, как волшебники всегда пытаются их обидеть. Думаю, мы еще радоваться должны нашему везению, что он не потребовал одну из наших волшебных палочек.
— У гоблинов есть причины не любить волшебников, Рон, — ответила Гермиона. — В прошлом с ними очень жестоко обращались.
— Ну и гоблины не то чтоб белые пушистые кролики, а? Они кучу наших перебили. Они тоже грязно дрались.
— Но споры с Грипхуком о том, чья раса была более бесчестной и жестокой, вряд ли сделают его более сговорчивым в плане помощи нам, верно?
Повисла пауза, во время которой все трое пытались найти способ обойти проблему. Гарри смотрел в окно на могилу Добби. Луна ставила цветы морской лаванды в банку из-под джема, стоящую рядом с надгробием.
— Ну хорошо, — сказал Рон, и Гарри повернулся в его сторону, — что если так? Мы говорим Грипхуку, что нам нужен будет меч, пока мы не заберемся в хранилище, и тогда он его получит. Там ведь лежит поддельный, верно? Мы их подменим и дадим ему подделку.
— Рон, ему разница видна лучше, чем нам! — ответила Гермиона. — Он единственный, кто в тот раз заметил подмену!
— Да, но мы могли бы свалить, прежде чем он поймет…
Он съежился под взглядом, которым его одарила Гермиона.
— Это, — тихо сказала она, — просто низко. Просить его о помощи, а потом обжулить? И ты удивляешься, почему гоблины не любят волшебников, Рон?
Уши Рона заалели.
— Ну ладно, ладно! Это было единственное, что мне пришло в голову! А у тебя какое решение?
— Нам надо предложить ему что-то еще, что-то столь же ценное.
— Блестяще. Я тогда пойду возьму какой-нибудь другой из наших древних мечей гоблинской работы, а ты его оберни покрасивее.
Снова пало молчание. Гарри был убежден, что гоблин не примет ничего, кроме меча, даже если у них найдется нечто столь же ценное, что они смогут ему предложить. И тем не менее, это был их меч, незаменимое оружие против Хоркруксов.
На пару секунд он закрыл глаза и прислушался к шуму прибоя. Идея, что Гриффиндор мог украсть меч, была ему неприятна; он всегда гордился тем, что он был гриффиндором; Гриффиндор был защитником муглерожденных, он всегда спорил с чистокровнолюбивым Слизерином…
— Может, он лжет, — сказал Гарри, вновь открыв глаза. — Грипхук. Может, Гриффиндор не крал меча. Откуда мы знаем, что гоблинская версия истории верна?
— А это что-то меняет? — спросил Гермиона.
— Меняет мои чувства по этому поводу, — ответил Гарри.
Он сделал глубокий вдох.
— Мы скажем ему, что он получит меч после того, как поможет нам забраться в хранилище — но мы благоразумно не скажем, когда именно он его получит.
Ухмылка медленно расползлась по лицу Рона. Гермиона, однако, выглядела встревоженной.
— Гарри, мы не можем…
— Он его получит, — продолжил Гарри, — после того, как мы применим его на всех Хоркруксах. Я гарантирую, что тогда он его получит. Я сдержу слово.
— Но это может занять годы! — воскликнула Гермиона.
— Я это знаю, а вот он знать не должен. Я не солгу… по большому счету.
Гарри посмотрел в глаза Гермионе со смесью стыда и вызова. Он вспомнил слова, выбитые над входом в Нурменгард: Во имя Большего Блага. Он отбросил мысль в сторону. Какой у них был выбор?
— Мне это не нравится, — заявила Гермиона.
— Да и мне не очень, — признал Гарри.
— Ну а я думаю, что это гениально, — Рон снова встал. — Пошли скажем ему.
Вернувшись в самую маленькую спальню, Гарри выдвинул предложение, аккуратно построив фразы таким образом, чтобы не указать точного времени передачи меча. Гермиона хмуро смотрела в пол в течение всего времени, пока он говорил; он ощутил раздражение, опасаясь, что она может выдать всю их игру. Грипхук, однако, уставил глаза исключительно на Гарри.
— Даете ли вы мне слово, Гарри Поттер, что вы передадите мне меч Гриффиндора, если я помогу вам?
— Да.
— Тогда договорились, — сказал гоблин, протягивая руку.
Гарри ее пожал. Он подивился, не заметили ли эти черные глаза следов опасений в его собственных. Затем Грипхук выпустил его руку, хлопнул в ладони и произнес: