Затем, когда ей было четырнадцать… понимаете, меня там тогда не было, — сказал Аберфорт. — Если б я там был, я, может, сумел бы ее успокоить. У нее был один из приступов, а моя мать была уже не так молода, и… это вышло случайно. Ариана не могла удерживать себя. Но моя мать была убита.
Гарри ощущал кошмарную смесь жалости и отвращения; он не хотел больше слушать, но Аберфорт продолжал говорить, и Гарри подивился, сколько времени прошло с того момента, когда он в последний раз говорил об этом; да и говорил ли когда-нибудь вообще, на самом-то деле.
— Вот, это убило Альбусу его путешествие вокруг света с маленьким Доуджем. Они оба пришли на похороны моей матери, а затем Доудж отправился один, а Альбус остался как глава семьи. Ха!
Аберфорт плюнул в огонь.
— Я бы за ней присмотрел, я ему сказал, школа меня не волновала, я бы остался дома и все бы сделал. Он мне ответил, что я должен закончить образование, и что он продолжит то, что делала моя мать. Кое-какое понижение для мистера Великолепного, присматривать за полубезумной сестричкой и следить, чтобы она не взрывала весь дом раз в два дня, за это призов не дают. Но он нормально справлялся несколько недель… пока этот не появился.
Теперь выражение лица Аберфорта было угрожающим.
— Гринделвальд. И наконец-то мой братец нашел равного себе, чтобы поговорить, кого-то такого же блестящего и гениального, как он. И присмотр за Арианой отошел назад, пока они рожали всякие свои планы нового волшебного мира, и искали Реликвии, и что там еще они делали, что им было интересно. Великие планы ради всех волшебников, и если об одной маленькой девочке забывали, какое это имело значение, если Альбус трудился во имя большего блага?
Но через несколько недель мне это надоело, да. Мне уже почти пора было возвращаться в Хогвартс, так что я сказал им обоим, лицо в лицо, как вам говорю сейчас, — Аберфорт посмотрел вниз на Гарри, и не требовалось богатого воображения, чтобы представить себе его подростком, худым и сердитым, противостоящим старшему брату. — Я сказал ему, тебе бы лучше это прекратить, сейчас же. Ты не можешь ее перевозить, она не в таком состоянии, ты не можешь взять ее с собой, куда вы там планируете пойти, когда толкаете ваши умные речи, пытаясь разжечь своих сторонников. Ему это не понравилось, — глаза Аберфорта на краткий миг были заслонены отблеском огня на линзах очков; они вновь засияли слепым белым светом. — Гринделвальду это совсем не понравилось. Он рассердился. Он начал рассказывать мне, каким маленьким глупым ребенком я был, пытаясь стоять на пути его и моего блестящего братца… неужели я не понимаю, мою бедную сестру не нужно будет прятать, когда они изменят мир, и выведут волшебников из укрытия, и научат муглей знать свое место?
И тогда началась ссора… и я вытащил свою палочку, а он свою, и я получил проклятье Круциатус от лучшего друга моего брата — и Альбус попытался его остановить, и тогда мы все трое дрались, и вспышки и грохот ее включили, она не могла сдержаться…
Лицо Аберфорта стремительно бледнело, словно он получил смертельную рану.
— …и я думаю, она хотела помочь, но она сама не знала, что она делает, и я не знаю, кто из нас сделал это, это мог быть любой из нас… и она была мертва.
Его голос осекся на последнем слове, и он рухнул в ближайшее кресло. Лицо Гермионы было мокрым от слез, Рон был почти так же бледен, как Аберфорт. Гарри не чувствовал ничего, кроме отвращения; он желал, чтобы он никогда этого не слышал, чтобы он мог вымыть это из памяти.
— Мне так… так жаль, — прошептала Гермиона.
— Ушла, — прохрипел Аберфорт. — Ушла навсегда.
Он вытер нос о манжету и прокашлялся.
— Конечно, Гринделвальд свалил. У него уже был списочек преступлений в его родной стране, и он не хотел, чтобы к нему добавилась еще и Ариана. А Альбус стал свободен, не так ли? Свободен от обузы, от своей сестры, свободен, чтобы стать величайшим волшебником…
— Он никогда не был свободен, — сказал Гарри.
— Не понял? — переспросил Аберфорт.
— Никогда. В ту ночь, когда ваш брат погиб, он выпил зелье, которое свело его с ума. Он начал кричать, умолять кого-то, кого там не было. «Не делай им больно, пожалуйста… делай мне больно».
Рон и Гермиона уставились на Гарри. Он никогда не углублялся в детали касательно того, что произошло на островке посреди озера: события, произошедшие после их с Дамблдором возвращения в Хогвартс, заслонили это полностью.
— Ему казалось, что он снова был там, вместе с вами и Гринделвальдом, я знаю это, — произнес Гарри, вспоминая, как Дамблдор хныкал, умолял. — Ему казалось, что он видит, как Гринделвальд причиняет боль вам и Ариане… это было для него пыткой, если б вы его тогда видели, вы бы не говорили, что он был свободен.
Аберфорт, казалось, углубился в изучение собственных узловатых, оплетенных венами рук. После длинной паузы он сказал:
— Как ты можешь быть уверен, Поттер, что мой брат не был более заинтересован в большем благе, чем в тебе? Как ты можешь быть уверен, что ты не разменная монета, какой была моя сестра?
Осколок льда словно пронзил Гарри сердце.
— Я не верю в это. Дамблдор любил Гарри, — вмешалась Гермиона.
— Почему тогда он не сказал ему спрятаться? — выплюнул в ответ Аберфорт. — Почему он не сказал ему, позаботься о себе, вот что нужно, чтобы выжить?
— Потому что, — проговорил Гарри, прежде чем Гермиона успела ответить, — иногда человек должен думать не только о собственной безопасности! Иногда надо думать о большем благе! Сейчас война!
— Тебе всего семнадцать, парень!
— Я совершеннолетний. И я собираюсь продолжить драться, даже если вы прекратили!
— Кто сказал, что я прекратил?
— «Ордена Феникса больше нет», — повторил Гарри. — «Сам-Знаешь-Кто победил, все кончено, и каждый, кто думает, что это не так, обманывает сам себя».
— Я не говорю, что мне это нравится, но это правда!
— Это неправда. Ваш брат знал, как прикончить Сами-Знаете-Кого, и он передал это знание мне. Я намерен продолжать, пока не сделаю это — или пока не умру. Не думайте, что я не знаю, чем это может кончиться. Я уже многие годы это знаю.
Он ждал, что Аберфорт начнет высмеивать его или спорить, но тот не стал. Он просто сердито смотрел на Гарри.
— Мы должны попасть в Хогвартс, — снова произнес Гарри. — Если вы не можете нам помочь, мы подождем до утра, оставим вас в покое и попытаемся найти способ сами. Если вы можете помочь — ну, сейчас чертовски подходящий момент, чтобы это упомянуть.
Аберфорт неподвижно сидел в своем кресле, взирая на Гарри своими глазами, так удивительно похожими на глаза своего брата. Наконец он прокашлялся, поднялся на ноги, обогнул маленький столик и подошел к портрету Арианы.
— Ты знаешь, что делать, — сказал он.
Она улыбнулась, развернулась и пошла прочь, не так, как обычно уходят люди на портретах, через края своей рамы, а вдоль того, что казалось длинным тоннелем, нарисованным за ее спиной. Они смотрели на ее удаляющуюся хрупкую фигурку, пока наконец она не была полностью поглощена темнотой.
— Э… что?.. — начал Рон.
— Сейчас туда есть только один вход, — произнес Аберфорт. — Вы должны знать, что они закрыли с обоих концов все старые секретные проходы, дементоры повсюду на внешних стенах, все время патрули внутри самой школы, судя по моим источникам. Школа никогда еще так строго не охранялась. Как вы собираетесь что-либо делать после того, как проберетесь туда, когда там Снейп директором и Кэрроу заместителями… впрочем, это ваша забота, верно? Вы сказали, вы готовы умереть.
— Но что?.. — начала было Гермиона, нахмуренно глядя на портрет Арианы.
Маленькая белая точка появилась в конце нарисованного тоннеля, и вот уже Ариана возвращалась к ним, вырастая все больше и больше. Но теперь с ней был кто-то еще, кто-то более высокий, чем она; он, прихрамывая, возбужденно шагал рядом с ней. Его волосы были длиннее, чем Гарри на нем когда-либо видел; на лице его, похоже, было несколько порезов, а одежда была во многих местах порвана. Обе фигуры все росли и росли, пока в портрете не оказались лишь их головы и плечи. Затем вся картина откинулась вперед, словно маленькая дверь, и за ней обнаружился вход в настоящий тоннель. И из этого тоннеля, со своими отросшими волосами, порезанным лицом и в порванной одежде, выбрался совершенно настоящий Невилл Лонгботтом. Он испустил восторженный вопль, спрыгнул с камина и заорал:
— Я знал, что ты придешь! Я знал, Гарри!
Глава 29. Утраченная диадема
— Невилл… какого… как?..
Но Невилл уже заметил Рона и Гермиону и с воплями восторга принялся обнимать и их тоже. Чем больше Гарри всматривался в Невилла, тем хуже тот выглядел: один его глаз был почти полностью закрыт желто-фиолетовым синяком, на лице виднелись глубокие порезы, и общее впечатление неухоженности предполагало, что он живет без особых удобств. И тем не менее, его потрепанный облик весь светился счастьем, когда он отпустил Гермиону и вновь сказал:
— Я знал, что вы придете! Я все время говорил Шимусу, что это лишь вопрос времени!
— Невилл, что с тобой случилось?
— Что? Это? — Невилл отмахнулся от своих ран, качнув головой. — Это ерунда. Шимусу досталось хуже. Сами увидите. Ну мы пойдем, да? О, — он обернулся к Аберфорту. — Аб, сюда еще пара человек скоро придет.
— Еще пара? — зловеще переспросил Аберфорт. — Что ты имеешь в виду, еще пара, Лонгботтом? Сейчас нельзя выходить на улицу, там Воющие чары на всей деревне!
— Я знаю, поэтому они будут Аппарировать прямо в бар, — ответил Невилл. — Просто посылайте их по тоннелю, когда они сюда будут приходить, хорошо? Огромное спасибо.
Невилл протянул руку Гермионе и помог ей забраться на камин и оттуда в тоннель; Рон последовал за ней, потом сам Невилл. Гарри обратился к Аберфорту.
— Не знаю, как вас благодарить. Вы уже дважды спасли наши жизни.