В кабинет победоносно вступил Филч.
– Это очень ценный шкаф-исчезант! – ликующе говорил он миссис Норрис. – На сей раз Дрюзгу не отвертеться, моя доро…
Тут его взгляд упал на Гарри и метнулся к конверту с «Быстрочарами», который – спохватился мальчик слишком поздно – сдвинулся по столу фута на два.
Бледная физиономия Филча стала кирпично-красной. Гарри сжался, предчувствуя волну ярости, которая сейчас обрушится. Филч бросился к столу, схватил конверт и швырнул его в ящик.
– Ты… прочел?.. – выдавил он.
– Нет, – поспешно соврал Гарри.
Шишковатые пальцы Филча нервно переплелись.
– Если ты посмел прочесть мою личную переписку – правда, это не мое – это для друга – не важно – все равно…
Гарри воззрился на него в тревоге; Филч никогда еще так не нервничал. Глаза лезли из орбит, на обвислой щеке дергался нерв, и клетчатый шарф сейчас выглядел особенно нелепо.
– Прекрасно – иди – никому ни слова – не то чтобы – не важно, ты не читал – иди, мне надо составить рапорт на Дрюзга – иди!
Не веря своему счастью, Гарри вылетел из кабинета и побежал по коридору, а затем вверх по лестнице. Отделаться от Филча, не получив наказания, – это, пожалуй, какой-то школьный рекорд.
– Гарри! Гарри! Помогло?
Из стены выскользнул Почти Безголовый Ник. Сквозь него Гарри увидел обломки большого черного с золотом шкафа, который, судя по всему, упал с очень большой высоты.
– Я уговорил Дрюзга сбросить его у кабинета, – вдохновенно поведал Ник, – чтобы отвлечь Филча…
– Так это ты? – благодарно удивился Гарри. – Еще как помогло, меня даже не наказали! Спасибо, Ник!
Они вместе пошли по коридору. Почти Безголовый Ник, заметил Гарри, все вертел в руках отказ сэра Патрика.
– Жаль, что я ничем не могу помочь с этой твоей Безголовой Братией, – посочувствовал Гарри.
Почти Безголовый Ник встал как вкопанный, и Гарри по инерции прошел сквозь него. А зря – он как будто попал под ледяной душ.
– А ведь ты можешь кое-что сделать! – воскликнул Ник. – Гарри, не соблаговолишь ли ты… но нет, ты не захочешь…
– Что?
– Видишь ли, в Хэллоуин я справляю пятисотые смертенины, – приосанился Почти Безголовый Ник.
– А, – сказал Гарри, не зная, нужно ли радоваться или соболезновать. – Ясно.
– Я даю званый ужин в одном из подземелий попросторнее. Приедут мои друзья со всей страны. Для меня была бы такая честь, если бы и ты пришел. Разумеется, я буду также счастлив видеть мистера Уизли и мисс Грейнджер – но, полагаю, вы предпочтете школьный пир? – И он застыл в тревожном ожидании.
– Ну что ты, – быстро ответил Гарри, – я приду…
– Мой дорогой мальчик! Гарри Поттер на моих смертенинах! А еще, – он в волнении замялся, – как думаешь, не мог бы ты невзначай заметить в разговоре с сэром Патриком, что находишь меня невероятно страшным и зловещим?
– Ко… конечно, – пролепетал Гарри.
Почти Безголовый Ник просиял.
– Смертенины? – живо переспросила Гермиона, когда Гарри, наконец-то переодевшись, вышел к ней и Рону в общую гостиную. – Вряд ли кто-то из живых бывал на таком празднике – вот здорово!
– Кому нужно праздновать день собственной смерти? – заворчал Рон. Он делал домашнее задание по зельеделию и пребывал в дурном расположении духа. – Смертельно угнетает, по-моему…
Ливень хлестал в окна, снаружи темнота чернильно сгустилась, но в гостиной было светло и уютно. Пламя в камине отбрасывало веселые блики на пухлые кресла, в которых гриффиндорцы читали, болтали, делали уроки, а Фред с Джорджем скармливали филибустеровскую петарду саламандре. Фред «спас» сверкающую оранжевую огнежительницу с занятий по уходу за магическими существами, и теперь она тихо тлела на столике на радость кучке любопытных.
Гарри собирался уже рассказать Рону с Гермионой про Филча и «Быстрочары», как вдруг саламандра взвилась в воздух и бешено завертелась по комнате, бурно искрясь и взрываясь. Перси, до хрипоты оравший на братьев, великолепный фонтан звезд мандаринового цвета, бивший изо рта у саламандры, а также ее побег в камин, сопровождавшийся громкими взрывами, начисто вытеснили скучного Филча с его конвертами у Гарри из головы.
К Хэллоуину Гарри успел пожалеть о своем поспешном обещании присутствовать на смертенинах. Все остальные предвкушали праздничный пир; Большой зал, как всегда, украсили живыми летучими мышами, из гигантских Огридовых тыкв вырезали фонари, в которых поместилось бы по трое взрослых мужчин, и еще прошел слух, что Думбльдор пригласил на вечер труппу танцующих скелетов.
– Обещание есть обещание, – нравоучительно изрекла Гермиона. – А ты обещал пойти на смертенины.
Поэтому в семь часов Гарри, Рон и Гермиона решительно миновали двери в битком набитый Большой зал, заманчиво мерцавший золотом блюд и серебром свечей, и направили стопы в подземелье.
Коридор тоже освещали свечи, но веселья не добавляли: длинные, тонкие, угольно-черные, они горели ярко-синим огнем и бросали призрачный, потусторонний отблеск даже на вполне живые лица. С каждым шагом холодало. Гарри поежился и плотнее укутался в мантию. И тут послышался скрежет – словно тысяча ногтей скребли по огромной школьной доске.
– Это что, музыка? – прошептал Рон.
Они завернули за угол и увидели Почти Безголового Ника. Он стоял в дверях, задрапированных черным бархатом.
– Мои дорогие друзья, – приветствовал он ребят заупокойным голосом, – добро пожаловать… так рад, что вы смогли прийти…
Призрак сорвал шляпу с перьями и, глубоко поклонившись, пригласил их пройти.
Внутри им открылось незабываемое зрелище. В подземелье толпились жемчужно-белые прозрачные люди. Большинство скользило над танцевальной площадкой, вальсируя под жуткие завывания тридцати музыкальных пил. Оркестр сидел на возвышении, тоже задрапированном черной тканью. Не менее тысячи черных свечей в огромном канделябре под потолком озаряли зал полуночным светом. Дыхание превращалось в пар; они как будто пришли в морозилку.
– Пойдем осмотримся? – предложил Гарри – ему хотелось разогреть ноги.
– Осторожно, а то еще пройдешь сквозь кого, – беспокойно сказал Рон.
Они пошли по краю танцплощадки. Им встретилась группа мрачных монахинь, человек в лохмотьях и цепях и Жирный Монах – веселый хуффльпуффский призрак оживленно беседовал с рыцарем, у которого изо лба торчала стрела. Гарри не удивился, заметив, что Кровавого Барона, угрюмое слизеринское привидение, испятнанное серебристой кровью, сторонятся все остальные гости.
– Ой нет, – охнула Гермиона, резко останавливаясь. – Назад, назад, я не хочу встречаться с Меланхольной Миртл…
– С кем? – спросил Гарри, когда они поспешно удалились.
– Она является из унитаза в уборной для девочек на втором этаже, – объяснила Гермиона.
– Является из унитаза?
– Да. Туалет уже с год не работает, потому что у нее вечно истерика и она устраивает потопы. Я вообще туда не хожу, только в крайнем случае, – это же невозможно, когда у тебя над ухом кто-то завывает…
– Смотрите, еда! – сказал Рон.
Вдоль дальней стены стоял длинный стол, тоже покрытый черным бархатом. Ребята устремились было туда, но спустя миг в ужасе отшатнулись. Воняло отвратительно. На серебряных блюдах лежала тухлая рыба; на подносах высились пирамиды горелых пирогов; рядом с огромным червивым хаггисом лежал шмат сыра, покрытый мохнатой зеленой плесенью, а в центре возвышался невероятный серый торт в форме могильного камня, на котором черной глазурью, похожей на деготь, было выведено:
Гарри с изумлением смотрел, как дородный призрак приблизился к столу, присел пониже и, широко открыв рот, на согнутых ногах прошел насквозь блюдо с вонючим лососем.
– Вы так чувствуете вкус? – спросил Гарри.
– Почти, – печально ответило привидение и отлетело прочь.
– Им, наверное, больше нравится тухлое, потому что запах и вкус сильнее, – рассудила Гермиона, зажимая нос и наклоняясь, чтобы рассмотреть гнилой хаггис.
– Может, отойдем? А то меня тошнит, – попросил Рон.
Однако они и отвернуться не успели – из-под стола стремительно вылетел маленький человечек и завис в воздухе прямо перед ними.
– Здравствуй, Дрюзг, – опасливо сказал Гарри.
В отличие от привидений полтергейст Дрюзг отнюдь не был прозрачным и бледным. В косо нахлобученной ярко-оранжевой бумажной шляпе и вертящемся галстуке-бабочке, со зловещей ухмылкой на злобной физиономии, Дрюзг на общем фоне выделялся ярким пятном.
– Поклюем? – сладким голосом предложил он, протягивая им блюдо арахиса, подернутого плесенью.
– Нет, спасибо, – отказалась Гермиона.
– Слышал, что вы говорили о бедной Миртл, – сказал Дрюзг, и в его глазах затанцевал хитрый огонек. – Какие вы жестокие! – Он вдохнул поглубже и заорал: – ЭЙ! МИРТЛ!
– Не надо, Дрюзг, не говори ей, что я сказала, она расстроится, – отчаянно зашептала Гермиона. – Я ничего такого не имела в виду, я не против… ой, здравствуй, Миртл.
К ним подплыло привидение коренастой девицы. У нее было угрюмейшее лицо, какое только Гарри видел в жизни, наполовину скрытое под вислыми волосами и толстыми жемчужными очками.
– Что? – угрюмо буркнула она.
– Как поживаешь, Миртл? – спросила Гермиона фальшиво-бодрым голосом. – Приятно встретиться с тобой не в туалете.
Миртл хлюпнула носом.
– А мисс Грейнджер только что говорила о тебе, – лукаво шепнул Дрюзг на ухо Миртл.
– Я только… я только… сказала, что ты сегодня отлично выглядишь, – объяснила Гермиона, яростно сверля Дрюзга глазами.
Миртл подозрительно уставилась на Гермиону.
– Вы надо мной смеетесь, – сказала она, и в ее маленьких прозрачных глазках набухли слезы.
– Нет, честно, разве я не говорила только что, как прекрасно выглядит сегодня Миртл? – пролепетала Гермиона, с силой ткнув Рона и Гарри под ребра.
– Ну да…