Пришло рождественское утро, белое и холодное. Гарри и Рон – в их спальне больше никого не осталось – проснулись очень рано. Их разбудила Гермиона – она ворвалась в комнату совсем одетая и с подарками.
– Просыпайтесь, – громко сказала она, открывая шторы на окнах.
– Гермиона, тебе сюда нельзя, ты что… – Рон загородился рукой от света.
– И тебе счастливого Рождества, – рассердилась Гермиона и швырнула ему подарок. – Я уже час как встала, ходила положить в наше варево еще немного златоглазок. Все готово.
Гарри сел на постели, сна как не бывало.
– Ты уверена?
– Абсолютно, – сказала Гермиона. Она отодвинула крысу Струпика и села у Рона в ногах. – Если мы вообще собираемся им воспользоваться, то сегодня.
Тут в спальню шумно влетела Хедвига. В клюве у нее болтался крохотный пакетик.
– Привет, – обрадовался Гарри. – Ты уже опять со мной разговариваешь?
Хедвига любовно пощипала хозяина за ухо, и этот подарок был куда приятнее, чем тот, который она доставила. Пакетик оказался от Дурслеев. Они прислали зубочистку и коротенькое письмецо с требованием выяснить, сможет ли Гарри остаться в «Хогварце» и на летние каникулы.
Прочие подарки принесли гораздо больше радости. Огрид прислал объемистую банку паточных ирисок – прежде чем положить в рот, Гарри разогревал их над огнем; Рон подарил книжку под названием «Полеты с “Пушками”» – сборник интересных историй о его любимой квидишной команде, – а Гермиона купила для Гарри роскошное орлиное перо. В последнем свертке, от миссис Уизли, Гарри обнаружил очередной вязаный свитер и большой сливовый пирог. Ласковую открытку от нее Гарри прочел со свежим приливом чувства вины – задумавшись об автомобиле мистера Уизли (который никто не видел со дня падения на Дракучую иву) и об очередной серии нарушения всевозможных правил, которую они с Роном только еще затевали.
Ни одно живое существо, даже с ужасом предвкушая прием всеэссенции, не могло не насладиться рождественским пиром в «Хогварце».
Большой зал предстал во всем своем блистательном великолепии. Здесь, как всегда, стояла дюжина заиндевевших елей, над ними перекрещивались пушистые гирлянды из омелы и остролиста, а с потолка падали заколдованные снежинки, теплые и сухие. Думбльдор дирижировал, народ дружным хором пел его любимые рождественские гимны, и голосище Огрида бубухал громче с каждым следующим кубком эгнога. Перси, не заметивший, что Фред заколдовал его значок «Староста», так что теперь надпись на нем гласила «Старость-то», у всех спрашивал, над чем это они смеются. Гарри был настроен до того благостно, что даже не обращал внимания на доносившиеся от слизеринского стола громкие, ядовитые замечания Малфоя по поводу нового свитера. Если повезет, через пару часов Малфой получит сполна все, что заслужил.
Гарри с Роном едва успели расправиться с третьей порцией рождественского пудинга, и тут Гермиона вытащила их из зала, чтобы в последний раз обсудить план.
– Нам ведь еще нужно добыть кусочки людей, в которых мы превращаемся, – преспокойно сказала она, будто посылая их в супермаркет за стиральным порошком. – Ясно, что лучше всего достать что-нибудь от Краббе и Гойла: они лучшие друзья Малфоя, им он наверняка все рассказывает. Кроме того, надо устроить так, чтобы настоящие Краббе и Гойл не помешали, пока мы допрашиваем Малфоя… У меня уже все проработано, – невозмутимо продолжала она, делая вид, что не замечает ошеломления Гарри и Рона. И достала два больших шоколадных кекса. – Я их наполнила обыкновенным сонным зельем. Ваша задача – сделать так, чтобы Краббе с Гойлом их нашли. Они ведь жадные, умнут за милую душу. Едва они заснут, вырвите у них по паре волосков, а их самих заприте в чулане для метел.
Гарри с Роном потрясенно переглянулись.
– Гермиона, мне кажется…
– А вдруг что-нибудь?..
Но у Гермионы в глазах появился стальной блеск – сейчас она напоминала профессора Макгонаголл.
– Без волос Краббе и Гойла от зелья не будет проку, – сурово заявила она. – Вы хотите допросить Малфоя или нет?
– Ну ладно, ладно, – сказал Гарри. – А сама-то? У кого патлы навыдираешь?
– Уже! – радостно воскликнула Гермиона и достала из кармана крошечный пузырек. В пузырьке трепетал один-единственный волосок. – Помните, мы дрались с Миллисент Балстроуд в Клубе дуэлянтов? Это осталось у меня на мантии, когда она меня душила! И она уехала домой на Рождество – скажу слизеринцам, что просто вдруг решила вернуться.
После этого Гермиона убежала в последний раз проверить всеэссенцию. Рон обреченно повернулся к Гарри:
– Не план, а какая-то авантюра. На каждом шагу рискуем облажаться.
Однако, к великому удивлению мальчиков, первый этап операции прошел гладко, точно по расчетам Гермионы. После чая они прошмыгнули в безлюдный вестибюль и стали ждать Краббе и Гойла, которые одни задержались в Большом зале, набивая рты оставшимися бисквитными пирожными. Гарри пристроил шоколадные кексы на закругление перил. Увидев, что Краббе и Гойл выходят из Большого зала, Гарри с Роном шмыгнули за рыцарские доспехи у парадных дверей.
– Надо ж быть такими тупицами! – в восторге прошептал Рон, увидев, как Краббе, просияв, показал Гойлу на кексы. Бессмысленно ухмыляясь, они целиком запихали кексы в огромные пасти и жадно заработали челюстями. На тупых физиономиях отразился триумф. Затем, все с теми же гримасами, оба бухнулись навзничь.
На данном этапе операции труднее всего было запихнуть Краббе и Гойла в чулан. Когда обездвиженные туши оказались наконец надежно размещены между ведрами и швабрами, Гарри выдернул несколько щетинок, которыми порос низкий лоб Гойла, а Рон вырвал пару волосинок у Краббе. Пришлось также украсть у них ботинки – обувь Рона и Гарри была маловата для огромных лап Малфоевых оруженосцев. Все еще ошеломленные достигнутым успехом, мальчики помчались к туалету Меланхольной Миртл.
Внутри было не продохнуть от густого черного дыма, валившего из кабинки, где Гермиона мешала варево в котле. Закрыв носы мантиями, Гарри с Роном тихо постучали в дверь.
– Гермиона?
Заскрежетал замок, и показалась встревоженная Гермиона, вся в испарине. За ее спиной раздавалось глуховатое «гулп-гулп» пузырящейся вязкой жидкости. На унитазе стояли наготове три стакана.
– Достали? – отдуваясь, спросила Гермиона.
Гарри показал ей волосы Гойла.
– Отлично. А я еще стащила мантии из прачечной, – похвасталась она и показала на мешок. – Вам ведь понадобится одежда побольше.
Все трое уставились в котел. Вблизи зелье выглядело как густая, темная грязь – оно бугрилось и вяло побулькивало.
– Я уверена, что все сделала правильно. – Гермиона нервно перелистывала и перечитывала забрызганную страницу «Всесильнейших зелий». – Оно выглядит так, как сказано в книге… когда выпьем, у нас будет ровно час, после этого мы превратимся обратно.
– А теперь что? – прошептал Рон.
– Разольем по стаканам и добавим волосы.
Гермиона зачерпнула и щедро разлила зелье по стаканам. Затем дрожащей рукой вытрясла из пузырька волос Миллисент Балстроуд в первый стакан.
Зелье громко зашипело, пошел пар. Через секунду отвар стал тошнотворно-желтым.
– Бррр – миллиссенция балстроуд, – сказал Рон с отвращением. – Спорим, отрава.
– Давайте же, кладите волосы, – поторопила Гермиона.
Гарри бросил щетину Гойла в средний стакан, а Рон положил волосы Краббе в последний. Оба стакана зашипели, испуская пар: Гойл приобрел своеобразный цвет хаки, присущий так называемым зеленым соплям, а Краббе – темно-коричневый.
– Подождите-ка, – сказал Гарри, когда Рон и Гермиона потянулись к стаканам. – Лучше не будем пить здесь втроем… Когда превратимся в Краббе и Гойла, перестанем сюда вмещаться. Да и Миллисент тоже не Дюймовочка.
– Верно мыслишь, – заметил Рон, отпирая дверь. – Расходимся по кабинкам.
Осторожно, чтобы не пролить ни капли всеэссенции, Гарри проскользнул в среднюю кабинку.
– Готовы? – крикнул он.
– Готовы, – послышались голоса друзей.
– Раз… два… три!
Зажав нос, Гарри в два глотка выпил зелье. На вкус – как переваренная капуста.
В животе сразу все заворочалось, словно он проглотил клубок живых змей. Он согнулся пополам, гадая, стошнит его или нет; затем жжение распространилось из живота по всему телу до кончиков пальцев; потом (отчего он, задохнувшись, рухнул на четвереньки) пришло ощущение, будто тело плавится, а кожа пузырится, как горячий воск; он смотрел, как его руки начали расти, пальцы утолщаться, ногти – увеличиваться, костяшки сделались как болты; плечи расширились, и это было очень болезненно; лоб пощипывало, и Гарри догадался, что волосы прорастают до самых бровей; мантия треснула на груди, внезапно раздавшейся как бочка, у которой лопнули обручи; ногам сделалось мучительно тесно в ботинках на четыре размера меньше…
Кончилось это так же неожиданно, как и началось. Гарри обнаружил, что лежит ничком на холодном каменном полу и слушает, как Миртл угрюмо булькает в крайнем унитазе. Он с трудом снял ботинки и встал. Так вот каково оно, быть Гойлом. Большими трясущимися руками он стянул через голову мантию, которая теперь доходила ему только до коленок, надел ту, что принесла из прачечной Гермиона, и зашнуровал огромные, как лодки, башмаки Гойла. По привычке потянулся убрать волосы со лба, но рука нащупала щетинистый, низко растущий ежик. Тут он понял, что в очках плохо видит – ведь у Гойла нормальное зрение. Он снял очки и крикнул:
– Вы там как, нормально? – хриплым низким голосом Гойла.
– Ага, – донеслось справа ворчание Краббе.
Гарри открыл дверь, вышел и встал перед треснутым зеркалом. Оттуда на него щурил глубоко посаженные глазки Гойл. Гарри почесал ухо. Гойл сделал то же самое.
Открылась дверь кабинки Рона. Они уставились друг на друга. Если не считать бледности и испуга на лице, Рон был неотличим от Краббе – начиная от стрижки под горшок и кончая длинными гориллоподобными руками.
– Потрясающе, – прошептал Рон, подходя к зеркалу и тыча пальцем себе в плоский нос, – просто