Вниз, запахивая халаты и зевая, спустились некоторые из девочек. Начали спускаться и мальчики.
— Чего, продолжаем? — Фред Уэсли радостно потёр руки.
— Всем вернуться! — в гостиную вбежал Перси, на ходу прикалывая к пижаме значок “Лучший ученик”.
— Перси! Сириус Блэк! — слабым голосом пожаловался Рон. — В нашей спальне! С ножом! Он разбудил меня!
В гостиной стало очень тихо.
— Чушь какая! — воскликнул испуганный Перси. — Ты слишком много съел на ночь, Рон — тебе приснился кошмар…
— Да говорю тебе…
— Ну-ка, хватит!
Вернулась профессор МакГонаголл. Она с шумом захлопнула за собой портрет и гневно оглядела собравшихся.
— Я тоже счастлива, что “Гриффиндор” выиграл матч, но это уже слишком! Перси, от вас я этого не ожидала!
— Я не разрешал им ничего подобного, профессор! — с негодованием отверг обвинения в свой адрес Перси. — Я как раз говорил, чтобы они возвращались в спальни! Моему брату Рону приснился кошмар…
— НИКАКОЙ НЕ КОШМАР! — заорал Рон. — ПРОФЕССОР, Я ПРОСНУЛСЯ, А НАДО МНОЙ СТОЯЛ СИРИУС БЛЭК С НОЖОМ!
Профессор МакГонаголл воззрилась на него.
— Не говорите глупостей, Уэсли, каким, скажите на милость, образом Блэк мог пройти через портрет?
— Спросите у него! — Рон трясущимся пальцем указал на спину Сэра Кэдогана. — Спросите, видел ли он…
С подозрением уставившись на Рона, профессор МакГонаголл толкнула заднюю часть портрета и вышла наружу. Все остальные слушали, затаив дыхание.
— Сэр Кэдоган, вы впускали в башню какого-нибудь мужчину? Только что?
— Разумеется, милостивая леди! — выкрикнул Сэр Кэдоган.
Повисло потрясённое молчание, и снаружи, и внутри гостиной.
— Впускали? — прошептала профессор МакГонаголл. — Но… пароль…
— У него были все пароли! — гордо отрапортовал Сэр Кэдоган. — За целую неделю, миледи! Он зачитал их по бумажке!
Профессор МакГонаголл влезла обратно и, белая как мел, встала перед ошеломлёнными детьми.
— Кто из вас, — спросила она дребезжащим голосом, — какой безмерно глупый человек записал пароли этой недели на бумажке, а потом бросил где попало?
В полнейшей тишине раздался тишайший сдавленный вскрик. Невилль Длиннопопп, дрожащий от макушки до кончиков шлёпанцев с пушистыми помпонами, медленно поднял вверх руку.
ГЛАВА 14 ЗЛЕЙ РАЗОЗЛИЛСЯ
Этой ночью в гриффиндорской башне не спал ни один человек. Все ученики колледжа, зная, что замок обыскивают, сидели в общей гостиной и дожидались известия о поимке Блэка. На рассвете пришла профессор МакГонаголл и сообщила, что Блэку снова удалось улизнуть.
В течение дня повсюду проводились мероприятия по усилению охраны; профессор Флитвик с помощью большой фотографии обучал входные двери узнавать Сириуса Блэка; Филч носился туда-сюда по коридорам, баррикадируя всё, от крошечных трещинок в стенах до мышиных нор. Сэра Кэдогана уволили. Его портрет отнесли назад на пустынную лестничную площадку седьмого этажа. Вернулась Толстая Тётя. Её весьма профессионально отреставрировали, но бедняжка всё ещё была очень нервна и согласилась взяться за работу лишь при условии, что ей самой дадут охрану. К ней приставили целую бригаду троллей. Они с грозным видом маршировали по коридору, общались между собой при помощи непонятных рыков и постоянно мерялись дубинками.
Гарри не мог не обратить внимания, что к статуе одноглазой ведьмы на третьем этаже никакой охраны не приставили. Видимо, Фред с Джорджем были правы: никто, кроме них самих — а теперь ещё и Гарри с Роном и Гермионой — не знал про потайной тоннель.
— Как ты думаешь, надо кому-то сказать? — спросил Гарри у Рона.
— Он ведь проник сюда не через “Рахатлукулл”, - отмахнулся Рон. — Мы бы узнали про взлом в кондитерской.
Гарри обрадовался такому ответу. Если бы доступ к статуе одноглазой ведьмы тоже перекрыли, он бы больше не смог попасть в Хогсмёд.
Рон сделался знаменитостью. Впервые в жизни на него обращали больше внимания, чем на Гарри, и было видно, что ему это очень даже нравится. Несмотря на пережитое ночью потрясение, Рон с удовольствием давал подробнейшие ответы на вопросы о том, что же всё-таки случилось.
— … я спал, и вдруг слышу треск, знаете, как будто кто-то что-то разрывает на части… Я подумал, что это во сне, понимаете? Но потом я почувствовал сквозняк… и проснулся. Занавески с одной стороны были отдёрнуты… я перевернулся… и увидел, что он завис надо мной… как скелет… с копной немытых волос… а в руках огромный длинный нож, дюймов двенадцать, не меньше… он смотрел на меня, а я смотрел на него… а потом я заорал, а он дал дёру.
— Непонятно, кстати, почему, — добавил Рон вполголоса, после того, как второклассницы, внимавшие этой леденящей душу истории, отошли, — чего ему было убегать?
Гарри этого тоже не понимал. Что могло помешать перепутавшему кровати Блэку прикончить Рона, чтобы не орал, а потом уже отыскать Гарри? Двенадцать лет назад Блэк доказал, что ему не составляет труда убивать невинных людей, а на этот раз перед ним было всего-навсего пять невооружённых мальчишек, причём четверо из них крепко спали.
— Наверное, он подумал, что ты мог кого-нибудь разбудить своим криком, и что поэтому ему будет трудно выбраться из замка, — задумчиво произнёс Гарри. — Ему бы пришлось переубивать весь колледж, чтобы выйти через дыру за портретом… а там ещё и учителя…
Невилль подвергся настоящим гонениям. Профессор МакГонаголл от возмущения лишила его всех дальнейших походов в Хогсмёд, назначила взыскание и запретила кому бы то ни было сообщать ему пароли. Теперь бедный Невилль должен был каждый вечер топтаться снаружи под воинственными взглядами троллей-охранников и ждать, пока кто-нибудь проведёт его в башню. И всё же, ни одно из этих наказаний не шло ни в какое сравнение с тем, что припасла для него родная бабушка. Через два дня после вторжения Блэка она прислала внуку самое худшее, что мог получить к завтраку ученик “Хогварца” — Вопиллер.
Утром совы, как обычно, могучим потоком хлынули в Большой зал. Невилль поперхнулся — перед ним села здоровая амбарная сова с малиновым конвертом в клюве. Гарри с Роном, сидевшие напротив, сразу поняли, что это Вопиллер — в прошлом году Рон получил точно такой же от матери.
— Давай действуй, Невилль, — посоветовал Рон.
Невиллю не нужно было повторять дважды. Он схватил конверт и, вытянув его перед собой как бомбу, огромными скачками понёсся из зала. Слизеринцы покатывались со смеху. Было слышно, как Вопиллер взорвался в вестибюле — голос бабушки, стократ усиленный, поносил Невилля за тот позор, которым он покрыл всю семью.
Гарри, от большого сочувствия Невиллю, не сразу заметил, что тоже получил письмо. Хедвига привлекла его внимание, больно ущипнув за запястье.
— Ой! А — спасибо, Хедвига.
Пока Хедвига угощалась его кукурузными хлопьями, Гарри вскрыл конверт. Внутри была записка:
Как насчёт попить со мной чаю сегодня после шести?
Я приду за вами в замок.
ЖДИТЕ В ВЕСТИБЮЛЕ;
ВАМ НЕЛЬЗЯ ВЫХОДИТЬ ОДНИМ.
Пока,
Огрид
— Он, наверно, хочет узнать про Блэка! — догадался Рон.
Таким образом, в шесть часов пополудни Гарри с Роном вышли из гриффиндорской башни, бегом пробежали мимо троллей-охранников и помчались в вестибюль.
Огрид уже дожидался их.
— Как жизнь, Огрид? — крикнул Рон. — Хочешь знать подробности про субботний вечер?
— Да я уж знаю, — отозвался Огрид, пропуская ребят на улицу впереди себя.
— О, — Рон был слегка разочарован.
Войдя в хижину, они первым делом увидели Конькура, растянувшегося на кровати поверх лоскутного одеяла. Огромные крылья были плотно прижаты к телу. Гиппогриф угощался дохлыми хорьками из большой миски. Гарри отвёл взгляд от этого малоприятного зрелища и заметил на дверце шкафа невообразимого размера коричневый ворсистый костюм и чудовищно-уродливый жёлто-оранжевый галстук.
— А это зачем, Огрид? — спросил Гарри.
— На слушанье дела Конькура в комитете по уничтожению опасных созданий, — ответил Огрид. — В эту пятницу. Едем с ним в Лондон. Заказали два места в “ГрандУлёте”…
Гарри окатило ужасное чувство вины. Он совершенно забыл про суд над Конькуром. По лицу Рона было видно, что он тоже забыл. Хуже того, они забыли и о своём обещании помочь собрать материалы для защиты; получение “Всполоха” начисто стёрло у них из памяти всё остальное.
Огрид налил чаю и предложил булочки с изюмом, но мальчики благоразумно отказались; они уже не раз имели дело с кулинарными творениями Огрида.
— Хочу с вами кой-чего обсудить, — Огрид уселся между ними с необычно серьёзным видом.
— Что? — спросил Гарри.
— Гермиону, — ответил Огрид.
— А что с ней? — спросил Рон.
— Плохо с ней, вот чего. Она с Рождества всё ко мне ходит. Одиноко ей, тоскливо. То вы с ней не разговаривали из-за “Всполоха”, теперь — из-за того, что ейный кот…
— … сожрал Струпика! — сердито закончил Рон.
— … повёл себя, как нормальный кот, — уклончиво продолжил Огрид… — Сколько она у меня тут слёз пролила… Ей сейчас тяжко. Яс'дело, откусила больше, чем может проглотить, все эти уроки да задания… А ведь ещё нашла время помогать мне с Конькуром, представляете? Отыскала всякие полезные вещи… говорит, у него теперь неплохой шанс…
— Огрид, мы тоже должны были помочь, прости… — неловко начал извиняться Гарри.
— Да я вас не виню! — отмахнулся Огрид. — У вас и так забот полон рот! Я ж видал, как ты в квидиш-то тренируешься, и днём, и ночью, кажный Божий день — только, я вот чего хочу сказать — я думал, вы друзей цените поболе мётел или там крыс. Вот и всё.
Гарри с Роном обменялись взглядами, им стало неудобно.
— Ужасно она переживала, когда Блэк тебя чуть не прикончил, Рон. У ней сердце-то на месте, у нашей Гермионы, а вы, оба два, с ней не разговариваете…
— Если она выкинет своего кота, я сразу начну с ней разговаривать! — яростно выпалил Рон. — Но она же вцепилась в него, как сумасшедшая, и ничего слышать не хочет!