– Это было так страшно, страшнее всего на свете.
Страшно… страшнее всего… черные фигуры в капюшонах… холод… крик…
Глаза у него распахнулись. Он лежал на больничной койке. Вокруг собралась квидишная команда «Гриффиндора», все с головы до ног в грязи. Вот и Рон с Гермионой здесь – такие, словно только выбрались из бассейна.
– Гарри! – воскликнул Фред. Под слоем грязи он был мертвенно-бледен. – Ты как?
Память Гарри будто промотали на большой скорости. Молния – Сгубит – Проныра – дементоры…
– Что произошло? – спросил он, сев в постели так внезапно, что все охнули.
– Ты упал, – ответил Фред. – Футов этак с… пятидесяти.
– Мы боялись, ты умер, – сказала Алисия. Ее трясло.
Гермиона тихонько взвизгнула. У нее были совершенно красные глаза.
– А матч? – продолжал расспрашивать Гарри. – Что?.. Будем переигрывать?
Никто не ответил. Ужасная правда опустилась на него могильной плитой.
– Мы же не… проиграли?
– Проныру поймал Диггори, – сказал Джордж. – Сразу, как ты упал. Седрик даже не понял, что случилось. Потом оглянулся, увидел, что ты лежишь на земле, и попытался отозвать результаты. Хотел переигрывать. Но выигрыш честный… даже Древ признал.
– А где Древ? – спросил Гарри, вдруг заметив, что капитана нет.
– В душе, – ответил Фред. – Наверно, хочет утопиться.
Гарри уткнулся лицом в колени и вцепился руками в волосы. Фред схватил его за плечо и потряс:
– Перестань, Гарри, ты же еще ни разу не упускал Проныру.
– Хотя бы раз должно было не получиться, – сказал Джордж.
– Еще не все потеряно, – добавил Фред. – Мы проиграли сто очков, так? Значит, если «Хуффльпуфф» проиграет «Вранзору», а мы побьем «Вранзор» и «Слизерин»…
– Тогда «Хуффльпуфф» должен отстать на двести очков минимум, – подхватил Джордж.
– Но если они выиграют у «Вранзора»…
– Никогда, «Вранзор» слишком хорошая команда. Вот если «Слизерин» проиграет «Хуффльпуффу»…
– Все зависит от того, сколько очков, – так и так разница в сто…
Гарри лежал, не произнося ни слова. Они проиграли… он впервые проиграл квидишный матч.
Минут через десять вошла мадам Помфри и велела оставить его в покое.
– Мы заглянем попозже, – пообещал Фред. – Не грызи себя, Гарри, ты все равно гениальный Ловчий, лучше у нас не было.
Команда гуськом вышла из палаты, оставив за собой след жидкой грязи. Мадам Помфри с гримасой крайнего неодобрения закрыла за ними дверь. Рон и Гермиона придвинулись ближе к постели.
– Думбльдор вне себя, – сказала Гермиона зареванным голосом. – Я его таким еще не видела. Когда ты стал падать, он выбежал на поле, взмахнул палочкой и замедлил падение. Ты упал, а он наставил палочку на дементоров. Выстрелил в них какой-то серебряной штукой. Они сразу слиняли… Он был в ярости, что они вошли на территорию. Мы слышали, как он…
– Потом он наколдовал тебе носилки, – вмешался Рон, – и пошел к замку, а носилки плыли рядом. Все думали, ты…
Его голос оборвался, но Гарри почти не заметил. Он думал о том, что с ним сделали дементоры… вспоминал женский крик. Он поднял глаза. Друзья смотрели встревоженно – пришлось срочно придумывать, что бы им сказать, простое, обыденное.
– Кто-нибудь подобрал мой «Нимбус»?
Рон с Гермионой быстро переглянулись.
– Э-э-э…
– Что? – Гарри переводил взгляд с одного на другую.
– Ну… когда ты упал, «Нимбус» сдуло, – нерешительно начала Гермиона.
– И?
– И он попал… он попал… ой, Гарри!.. Он попал в Дракучую иву.
У Гарри внутри все оборвалось. Дракучая ива, что росла посреди двора, была очень свирепым деревом.
– И? – Он боялся услышать ответ.
– Ты же знаешь Дракучую иву, – сказал Рон. – Она не любит, когда по ней попадают.
– Профессор Флитвик принес обломки как раз перед тем, как ты пришел в себя, – очень тихо проговорила Гермиона.
Она медленно подняла с пола мешочек и перевернула его над койкой. На одеяло высыпалось с дюжину щепок и хворостинок – все, что осталось от верной, теперь уже навеки побежденной метлы.
Глава десятаяКарта Каверзника
Мадам Помфри настояла на том, чтобы Гарри остался в лазарете до конца выходных. Он не спорил и не жаловался, но не разрешил ей выбросить останки «Нимбуса-2000». Он понимал, что это глупо, знал, что метлу починить не удастся, но ничего не мог с собой поделать; он словно потерял близкого друга.
К нему потоком шли посетители. Все старались его развеселить. Огрид прислал букет цветов, похожих то ли на уховерток, то ли на желтые кочанчики капусты; Джинни Уизли, отчаянно краснея, вручила самодельную открытку с пожеланием выздоровления, и та распевала что-то пронзительное, пока Гарри не засунул ее под вазу с фруктами. В воскресенье утром снова явилась гриффиндорская команда, на сей раз вместе с капитаном, и Древ заверил Гарри (глухим, безжизненным голосом), что не винит его «ни вот столечко». Рон с Гермионой покидали свой пост у его постели только на ночь. Но, что бы они ни делали и ни говорили, порадовать больного не могли – им ведь была известна лишь половина его тревог.
Никому, даже Рону с Гермионой, он не рассказал о Сгубите: он знал, что Рон запаникует, а Гермиона посмеется. Однако Сгубит являлся ему уже дважды, и всякий раз за этим следовали происшествия с почти смертельным исходом: в первый раз его чуть не переехал «ГрандУлет», во второй он упал с пятидесяти футов. Сгубит что, будет ходить по пятам, пока Гарри и в самом деле не умрет? И Гарри весь остаток жизни предстоит оглядываться через плечо?
А самое ужасное – дементоры. При одной мысли о них накатывала тошнота и унизительное бессилие. Все говорили, что дементоры чудовищны, но никто, кроме Гарри, не падал от них в обморок… ни у кого в голове не звучало эхо криков погибающей матери.
Кому принадлежал голос, у Гарри не было сомнений. Крик этой женщины возвращался к нему снова и снова, пока он лежал по ночам без сна, разглядывая полосы лунного света на потолке. Когда дементоры приблизились, перед Гарри пронеслись последние мгновения жизни его матери: она пыталась спасти сына, а Лорд Вольдеморт хохотал и вскоре убил ее… Гарри беспокойно задремывал – скользкие гниющие руки, жалобные мольбы, – вздрагивал, просыпался и вновь вспоминал мамин голос.
Он вздохнул с облегчением, в понедельник вернувшись к шумной суете школьной жизни – это отвлекало, хоть и приходилось сносить издевательства Драко Малфоя. Тот был вне себя от счастья по случаю поражения «Гриффиндора». Он наконец-то снял повязки и праздновал возможность пользоваться обеими руками, вдохновенно изображая, как Гарри падает с метлы. На первом же занятии у Злея Малфой пол-урока расхаживал по подземелью, представляя дементора. Рон в конце концов не выдержал и швырнул в Малфоя большим и скользким крокодильим сердцем – он попал Малфою в лицо, и Злей вычел у «Гриффиндора» пятьдесят баллов.
– Если на защите от сил зла снова будет Злей, я прогуляю, – заявил Рон после обеда на подходе к кабинету Люпина. – Посмотри, кто там, Гермиона.
Гермиона заглянула в кабинет.
– Порядок!
Профессор Люпин вернулся к работе. Похоже, он действительно тяжело болел. Поношенная мантия болталась как на вешалке, под глазами залегли глубокие тени; однако он ласково улыбнулся ребятам, когда те расселись по местам. И тут же на него потоком обрушились жалобы.
– Это нечестно, профессор Злей только заменял, почему он нам задал на дом?
– Мы ничего не знаем про оборотней…
– …два свитка!
– А вы объяснили профессору Злею, что мы их еще не проходили? – чуть-чуть нахмурившись, спросил Люпин.
Снова поднялся галдеж.
– Да, но он сказал, что мы очень отстали…
– …он не слушал…
– …целых два свитка!
Профессор Люпин улыбнулся столь дружному возмущению:
– Не переживайте. Я поговорю с профессором Злеем. Сочинение можете не писать.
– Ой, – расстроилась Гермиона, – а я уже написала!
Урок был очень интересный. Профессор Люпин принес в класс аквариум с финтиплюхом, маленьким и одноногим. Он как будто весь был из дыма, довольно хрупкий и безобидный.
– Заманивает путников в трясину, – рассказывал Люпин, а ребята записывали, – видите, у него на руке фонарик? Он прыгает впереди – люди идут следом, а потом…
Финтиплюх очень красноречиво пришлепнул ладошкой стекло.
Когда прозвонил колокол, все собрали вещи и направились к двери, и Гарри тоже, но…
– Подожди минутку, Гарри, – позвал Люпин, – мне нужно с тобой поговорить.
Гарри вернулся и посмотрел, как профессор Люпин накрывает тряпкой аквариум с финтиплюхом.
– Мне рассказали о матче, – профессор Люпин вернулся к столу и начал складывать книжки в портфель, – мне очень жаль, что твоя метла… Есть надежда починить?
– Нет, – ответил Гарри, – дерево ее разнесло в щепки.
Люпин вздохнул.
– Дракучую иву посадили в тот год, когда я поступил в «Хогварц». Мы тогда играли в такую игру – кто сумеет подобраться и потрогать ствол. Кончилось тем, что один мальчик, Дэйви Просстак, чуть глаза не лишился, и нам запретили приближаться к дереву. Никакая метла, конечно, не выдержала бы столкновения.
– А про дементоров вы слышали? – через силу спросил Гарри.
Люпин глянул на него и отвел глаза.
– Да, слышал. По-моему, никто еще не видел профессора Думбльдора в таком гневе. Дементоры в последнее время стали беспокойны… сердились, что их не пускают на школьный двор… Ты, видимо, упал из-за них?
– Да, – признался Гарри. Мгновение он поколебался, но вопрос, который очень хотелось задать, выскочил раньше, чем Гарри успел прикусить язык. – Почему? Почему они на меня так действуют? Я что, просто?..
– Слабость тут ни при чем, – резко ответил профессор Люпин, как будто прочитав его мысли. – Дементоры действуют на тебя сильнее, потому что ты пережил ужасы, каких не выпадало остальным.
Луч зимнего солнца проник в класс, высветив седину Люпина и морщины на его молодом лице.