Гарри поднял глаза на Рона и Гермиону. Те смотрели на него.
– Он вылетает на север? – прошептала Гермиона. – Возвращается?
– Какие еще сигналы читает Думбльдор? – недоуменно спросил Рон. – Гарри… что?..
Гарри со всей силы треснул себя кулаком по лбу, спугнув Хедвигу с колена.
– Не надо было ему говорить! – в гневе рыкнул он.
– О чем ты? – удивился Рон.
– Из-за этого он решил, что должен вернуться! – Гарри грохнул кулаком по столу, и Хедвига, возмущенно ухая, перелетела на спинку кресла Рона. – Он возвращается, потому что решил, что я в опасности! А со мной все в порядке! А для тебя у меня ничего нет, – рявкнул он на Хедвигу, с надеждой щелкавшую клювом, – хочешь есть – лети в совяльню!
Хедвига оскорбленно поглядела на Гарри, снялась с места, больно хлопнув его по голове крылом, и вылетела в открытое окно.
– Гарри, – успокоительно начала Гермиона.
– Я иду спать, – отрубил он. – Увидимся утром.
Наверху он переоделся в пижаму и забрался в кровать, но сна не было ни в одном глазу.
Если Сириус вернется и его поймают, виноват будет он, Гарри. Нет бы ему промолчать. Подумаешь, поболело три секунды – что же, сразу жаловаться?.. Почему у него не хватило ума оставить это при себе…
Он слышал, как вскоре в спальню пришел Рон, но не стал с ним разговаривать. Гарри долго-долго смотрел на полог над головой. В спальне стояла абсолютная тишина, и, будь Гарри меньше поглощен переживаниями, он бы сообразил, что и Невилл не храпит, а значит, он здесь не единственный, кто лежит без сна.
Глава пятнадцатая«Бэльстэк» И «Дурмштранг»
Утром, когда Гарри проснулся, в голове у него сформировался четкий план – видимо, пока он спал, мозг не переставал думать. Гарри встал и в предрассветных сумерках оделся; не став будить Рона, он вышел из спальни и спустился в пустую общую гостиную. Там со стола, где осталась лежать его работа по прорицанию, он взял лист пергамента и написал следующее:
Дорогой Сириус!
Наверное, мне просто показалось, что шрам болел, в прошлый раз я тебе писал в полусне и ничего не соображал. Тебе совершенно не нужно возвращаться, у нас все в порядке. Не беспокойся обо мне, у меня ничего не болит и вообще все хорошо.
Затем он вылез в дыру за портретом, прошел по молчаливому замку (лишь ненадолго задержавшись в коридоре четвертого этажа из-за Дрюзга, который попытался скинуть вазу ему на голову) и наконец добрался до совяльни на вершине Западной башни.
В совяльне, круглом помещении с каменными стенами, было холодно и сильно сквозило, так как в окнах отсутствовали стекла. Пол устилала солома вперемешку с совиным пометом и срыгнутыми мышиными скелетами. На насестах до самой вершины башни сидело огромное множество сов всех мыслимых и немыслимых видов. Все они спали, хотя иногда откуда-нибудь да сверкал любопытный круглый янтарный глаз. Гарри заметил Хедвигу – она сидела между сипухой и неясытью – и поспешил к ней, поскальзываясь на усеянном пометом полу.
Ему пришлось довольно долго уговаривать ее проснуться и посмотреть на него: птица крутилась на насесте, поворачиваясь к хозяину хвостом. Она все еще злилась, что вчера он не поблагодарил ее как следует. Лишь когда Гарри предположил, что она, судя по всему, слишком устала и ему, видимо, придется попросить у Рона разрешения обратиться к Свинринстелю, Хедвига соблаговолила протянуть лапку и позволила привязать письмо.
– Обязательно найди его, хорошо? – попросил Гарри. Поглаживая Хедвигу по спине, он отнес ее к окну. – Раньше дементоров.
Она ущипнула его за палец, возможно, несколько сильнее, чем обычно, но все-таки ухнула тихо и успокаивающе. Потом расправила крылья и взлетела навстречу восходу. Гарри провожал сову глазами, и под ложечкой у него уже привычно сосало. Он был так уверен, что ответ Сириуса успокоит его, – а тревога только обострилась.
– Но это же ложь, – за завтраком отчитала Гарри Гермиона. – Тебе вовсе не показалось, что шрам болит, и ты это знаешь.
– И что? – сказал Гарри. – Пусть он из-за меня попадает в Азкабан?
– Оставь его! – прикрикнул Рон на открывшую было рот Гермиону, и, как ни странно, она прислушалась к совету и замолчала.
Следующие две недели Гарри всячески старался унять тревогу за судьбу Сириуса. Конечно, трудно справиться с волнением по утрам, когда приходит совиная почта, а по вечерам, уже в постели, невозможно избавиться от жутких видений (дементоры загнали Сириуса в угол на темной лондонской улице), но в промежутках получается и не думать о крестном. Жалко, нет тренировок по квидишу: ничто так не успокаивает психику, как хорошая, выматывающая тренировка. С другой стороны, занятия в четвертом классе гораздо труднее и отнимают гораздо больше времени, чем раньше, особенно защита от сил зла.
Как ни удивительно, профессор Хмури объявил, что наложит проклятие подвластия на каждого по очереди, чтобы ребята прочувствовали его силу и поняли, смогут ли сопротивляться.
– Но, профессор… вы же говорили, это незаконно, – неуверенно пролепетала Гермиона, когда Хмури мановением палочки убрал парты и оставил посреди класса обширную пустоту. – Вы говорили, применять его против другого человеческого существа…
– Думбльдор пожелал, чтобы вы прочувствовали это на себе. – Хмури обратил волшебный глаз к Гермионе и пронзил ее жутким немигающим взглядом. – Если вы лично хотите обучиться иначе – когда кто-нибудь околдует вас и получит над вами полный контроль, – я не возражаю. Вам присутствовать не обязательно. Свободны.
Корявым пальцем он указал на дверь. Гермиона покраснела и невнятно пробормотала, что она не имела в виду, будто хочет уйти. Гарри с Роном обменялись зловредными ухмылками. Они знали, что Гермиона скорее напьется буботуберового гноя, чем пропустит такой важный урок.
Хмури начал по одному вызывать учеников на середину и накладывать на них проклятие подвластия. Гарри видел, как под влиянием этого проклятия одноклассники один за другим совершали самые странные поступки. Дин Томас трижды обскакал вокруг комнаты, распевая национальный гимн. Лаванда Браун изобразила белку. Невилл выполнил серию потрясающих гимнастических трюков, на которые в нормальном состоянии просто не был способен. Противиться не мог никто. Ребята приходили в себя только после того, как Хмури снимал чары.
– Поттер, – пробурчал Хмури, – ты следующий.
Гарри вышел на пустую середину класса. Хмури поднял палочку, направил ее на Гарри и сказал:
– Империо.
Удивительнейшее чувство охватило Гарри. Все мысли уплыли вдаль, исчезли все тревоги и заботы, осталось одно лишь неопределенное, неуловимое счастье. Он стоял совершенно безмятежно и очень смутно осознавал, что на него смотрит весь класс.
Затем в голове, в каком-то отдаленном ее уголке, эхом разнесся голос Шизоглаза Хмури: Прыгни на парту… прыгни на парту…
Гарри послушно согнул колени и приготовился прыгать.
Прыгни на парту…
Но с какой, собственно, стати?
Где-то еще глубже в мозгу заговорил другой голос. Какая, однако, глупость, прыгать на парту, сказал он.
Прыгни на парту…
Нет, спасибо, я, пожалуй, не буду, отказался этот другой голос чуть тверже… нет-нет, я не хочу…
Прыгай! БЫСТРО!
И тут Гарри почувствовал сильную боль. Он одновременно и прыгнул, и попытался не прыгать – в результате врезался головой в парту, опрокинул ее, а кроме того, кажется, сломал обе коленные чашечки.
– Это уже хоть на что-то похоже, – пророкотал голос Хмури, и звенящая пустота в голове у Гарри исчезла. Он прекрасно помнил все, что произошло. Боль в коленках стала вдвое сильнее. – Видели? Поттер сопротивлялся! Он сопротивлялся и почти преуспел! Попробуем еще, Поттер, а остальные пусть обратят внимание – смотрите ему в глаза, там все видно – очень хорошо, Поттер, очень, очень хорошо! Тебя им не поработить!
– Послушать его, – проворчал Гарри, час спустя хромая с занятий по защите от сил зла (Хмури повторял свой эксперимент четырежды подряд, пока Гарри не научился совершенно блокировать проклятие), – так можно подумать, что на нас на всех вот-вот нападут.
– Да уж, – отозвался Рон, подпрыгивая на каждом втором шаге. Ему было гораздо труднее сопротивляться проклятию, но профессор Хмури заверил, что к обеду действие чар сойдет на нет. – Кстати, о паранойе… – Рон нервно оглянулся через плечо, убедился, что Хмури точно не подслушивает, и продолжил: – Неудивительно, что в министерстве были рады от него избавиться, – ты слышал, как он рассказывал Шеймасу, что он сделал с ведьмой, которая первого апреля крикнула «мяу!» у него за спиной? И когда нам, спрашивается, читать о том, как сопротивляться проклятию подвластия, если у нас других заданий невпроворот?
В этом семестре четвертые классы отчетливо ощущали, насколько увеличилось количество работы. И профессор Макгонаголл объяснила почему – когда, получив домашнее задание по превращениям, ребята громко застонали.
– У вас начинается самый ответственный этап колдовского обучения! – заявила она, и ее глаза грозно засверкали за квадратной оправой. – Приближаются экзамены на Самый Обычный Волшебный Уровень…
– С.О.В.У. мы сдаем только в пятом классе! – возмущенно вскричал Дин Томас.
– Пусть так, Томас, но, поверьте мне, готовиться нужно начинать уже сейчас! У вас в классе мисс Грейнджер – по-прежнему единственная, кто способен превратить ежа в пристойную подушечку для булавок. А вам, Томас, я должна напомнить: ваши подушечки по-прежнему ежатся от страха при виде булавки!
Гермиона, снова покраснев, старалась не слишком откровенно сиять от гордости.
На прорицании Гарри с Роном очень позабавились, узнав, что профессор Трелони поставила им высшие оценки за домашние задания. Она обстоятельно зачитывала всё вслух и похвалила мальчиков за то, как мужественно они приняли грядущие беды, – правда, радость тут же сошла на нет, потому что преподавательница попросила сделать аналогичный прогноз на следующий месяц, а у обоих иссякал запас несчастий и катастроф.