– Ну и мокрень, скажи? – Затем увидел сестру Флёр и удивился: – А ее-то ты зачем приволок?
– Флёр так и не появилась. Не бросать же ее там, – пропыхтел Гарри.
– Гарри, балда, – сказал Рон. – Ты что, песне поверил? Думбльдор не дал бы нам утонуть!
– Но в песне сказано…
– Только чтобы задать временные рамки! – вскричал Рон. – Ты же не тратил там время? Не изображал героя?
Гарри почувствовал себя ужасно глупо и ужасно разозлился. Для Рона, конечно, это ерунда, он-то все проспал, он не знал, как страшно там, на глубине, когда тебя окружают русалиды с копьями, по виду вполне способные на убийство.
– Ладно, давай, – только и ответил Гарри, – помоги мне с ней, она, по-моему, неважно плавает.
Они потащили сестру Флёр к берегу, откуда за ними наблюдали судьи, и двадцать русалидов плыли вокруг почетным караулом, распевая свои жуткие скрипучие песни.
Гарри видел, как над укутанными в толстые одеяла Гермионой, Крумом, Седриком и Чо суетится мадам Помфри. Думбльдор с Людо Шульманом улыбались Гарри и Рону, а Перси, очень белый и как будто ставший гораздо моложе, зашлепал к ним по воде. Мадам Максим тем временем удерживала Флёр Делакёр – та в истерике сражалась чуть ли не зубами и когтями, рвалась обратно в озеро.
– Габгиэль! Габгиэль! Она жива? Она не ганена?
– С ней все нормально! – попробовал крикнуть Гарри, но он так устал, что почти не мог говорить, не то что кричать.
Перси схватил Рона и поволок к берегу («Отстань, Перси, я сам!»); Думбльдор с Шульманом помогли Гарри подняться; Флёр вырвалась из рук мадам Максим и бросилась обнимать сестру.
– Эти заг’ибасти!.. они напали на менья… о Габгиэль, я думала… я думала…
– Иди-ка сюда, – раздался голос мадам Помфри. Она схватила Гарри, подтащила его к Гермионе и остальным, накрепко закутала одеялом – на него как будто надели смирительную рубашку – и влила в рот порцию очень горячего зелья. Из ушей у Гарри повалил пар.
– Гарри, ты молодец! – закричала Гермиона. – Ты справился, ты сам догадался как!
– Ну… – начал было Гарри. Он непременно рассказал бы ей про Добби, но вовремя поймал взгляд Каркарова. Тот единственный из судей не встал из-за стола, единственный не показал, что рад благополучному возвращению Гарри, Рона и сестры Флёр. – Да, точно. – Гарри повысил голос, чтобы Каркаров услышал.
– У тебя в волосах вотяной шук, Херми-оун-нина, – сказал Крум.
У Гарри создалось впечатление, что тот хочет вновь привлечь ее внимание к себе и, возможно, напомнить, что это он только что вытащил ее из озера; но Гермиона нетерпеливо сбросила жука и продолжила:
– Но только ты превысил лимит, Гарри… Ты что, так долго нас искал?
– Да нет… нашел-то я вас легко…
Ощущение собственного идиотизма росло. Теперь, когда он выбрался из воды, ему было совершенно ясно, что Думбльдор принял все меры предосторожности и не допустил бы, чтоб заложники погибли только потому, что за ними не явились чемпионы. Что ж он сразу не схватил Рона и не уплыл? Был бы первым… Вот Седрик с Крумом не тратили времени на остальных, они не поверили русалочьей песне…
Думбльдор склонился над водой, серьезно обсуждая что-то с главной и самой страшной русалкой. Думбльдор скрипел горлом, как и русалиды над водой; стало быть, он умеет разговаривать по-русальи. Наконец директор выпрямился, повернулся к остальным судьям и сказал:
– Посовещаемся, пожалуй.
Судьи принялись совещаться. Мадам Помфри спасла Рона из объятий Перси, отвела его к Гарри и прочим, дала одеяло и «Вскипидрин», а затем направилась к Флёр и ее сестре. Руки и лицо Флёр были в порезах, мантия порвана, но Флёр не обращала внимания и не разрешила промыть себе раны.
– Позаботьтесь о Габгиэль, – попросила она мадам Помфри, а затем повернулась к Гарри: – Ти ее спас, – выдохнула она, – хотья она и не твоя залёжница.
– Да, – ответил Гарри, отчаянно жалея, что не оставил всех трех девочек на дне.
Флёр нагнулась, поцеловала Гарри в обе щеки (лицо у него вспыхнуло, и он не удивился бы, если бы из ушей снова пошел пар), а потом обратилась к Рону:
– И ти тожье… ти помогаль…
– Да, – с огромной надеждой подтвердил Рон, – да, немного…
Флёр бросилась и к нему и тоже поцеловала. Гермиону это откровенно взбесило, но тут рядом, заставив их всех подпрыгнуть, а трибуны умолкнуть, загремел магически усиленный голос Людо Шульмана:
– Дамы и господа, мы приняли решение. Предводительница русалидов Затонида поведала нам обо всем, что произошло на дне озера, и в результате чемпионы из пятидесяти максимальных баллов получают следующие оценки… Мисс Флёр Делакёр продемонстрировала великолепное владение пузыреголовым заклятием, но уже почти у цели была атакована загрыбастами и не сумела спасти своего заложника. Ей присуждается двадцать пять баллов.
Аплодисменты с трибун.
– Я заслужила ноль, – сквозь комок в горле проговорила Флёр, тряхнув прекрасной головой.
– Мистер Седрик Диггори, также использовавший пузыреголовое заклятие, первым вернулся со своим заложником, но превысил лимит на одну минуту. – Дикие крики хуффльпуффцев; Гарри заметил, как Чо одарила Седрика восторженным взглядом. – Он получает сорок семь баллов.
У Гарри упало сердце. Если Седрик превысил временной лимит, что уж говорить о нем самом.
– Мистер Виктор Крум воспользовался неполной формой превращения, оказавшейся тем не менее эффективной, и вернулся со своим заложником вторым. Он получает сорок баллов.
Каркаров с весьма победоносным видом хлопал громче всех.
– Мистер Гарри Поттер очень удачно воспользовался жаброводорослями, – продолжал Шульман. – Он вернулся последним, сильно превысив временной лимит. Однако предводительница русалидов уведомила нас, что мистер Поттер добрался до заложников первым, а задержался потому, что был твердо намерен обеспечить безопасное возвращение всех заложников, а не только своего.
Рон с Гермионой одарили Гарри одинаковыми взглядами – то ли злились, то ли соболезновали.
– Большинство судей, – тут Шульман злобно посмотрел на Каркарова, – считают, что он продемонстрировал неколебимую смелость и моральный дух, которые заслуживают высшей оценки. Однако… Гарри Поттер получает сорок пять баллов.
У Гарри екнуло сердце – теперь на первое место вышли они с Седриком. Рон с Гермионой, не ожидавшие такого поворота событий, уставились на Гарри, потом засмеялись и яростно зааплодировали вместе с остальными.
– Вот так-то, Гарри! – завопил Рон, перекрикивая шум. – Как выясняется, ты не балда – у тебя просто неколебимый моральный дух!
Флёр тоже очень горячо хлопала, а вот Крум насупился. Он попробовал опять вовлечь Гермиону в беседу, но та была занята – она радовалась за Гарри и не слушала.
– Третье, и последнее, испытание состоится на закате двадцать четвертого июня, – сообщил Шульман. – Участников уведомят о сути задания ровно за месяц. И спасибо всем, что болеете за чемпионов.
Все закончилось, как в тумане, думал Гарри, когда мадам Помфри погнала чемпионов и заложников в школу, чтобы они переоделись в сухое… все закончилось, он прорвался… и до двадцать четвертого июня можно ни о чем не беспокоиться…
«Как только попаду в Хогсмед, – решил он, поднимаясь по каменным ступеням в замок, – куплю Добби по паре носков на каждый день года».
Глава двадцать седьмаяВозвращение Мягколапа
После второго испытания все жаждали услышать в подробностях, что случилось на дне озера, и Рон в кои-то веки тоже купался в лучах славы. Гарри заметил, что с каждым пересказом Ронова версия постепенно меняется. Сначала он, судя по всему, говорил правду – по крайней мере, его история совпадала с историей Гермионы: Думбльдор в кабинете профессора Макгонаголл погрузил заложников в зачарованный сон, заверив предварительно, что они будут в полной безопасности и проснутся, лишь когда вновь окажутся над водой. Однако уже через неделю повествование Рона леденило душу – в похищении участвовало пятьдесят вооруженных до зубов русалов, и Рон, разумеется, сражался до последнего, а связали его, только основательно отметелив.
– Но в рукаве я спрятал волшебную палочку, – уверял он Падму Патил (теперь, когда Рон сделался знаменитостью, она к нему сильно потеплела и при встречах нередко останавливалась поболтать). – И если б я захотел, я бы им показал, этим русалидиотам.
– Что бы ты им показал? Как умеешь храпеть? – ядовито вмешалась Гермиона. Ее в последнее время совсем задразнили – дескать, вот кого Виктору Круму так не хватает на земле, – и она постоянно пребывала во взвинченном состоянии.
У Рона покраснели уши, и в дальнейшем он рассказывал только про зачарованный сон.
В марте погода стала суше, но дули пронизывающие ветра, на занятиях во дворе буквально сдиравшие кожу с лица и рук. Почту приносили с опозданием – сов сдувало с курса. Неясыть, с которой Гарри сообщил Сириусу о походе в Хогсмед, вернулась в пятницу к завтраку. Перья у птицы топорщились во все стороны. Не успел Гарри забрать ответ, неясыть в ужасе улетела, явно опасаясь, что ее снова отправят с поручением.
Письмо было немногим длиннее предыдущего:
Приходи к перелазу через изгородь в конце дороги из Хогсмеда (за магазином Дервиша и Гашиша) в два часа в субботу. Принеси еды, сколько сможешь.
– Он что, вернулся в Хогсмед? – изумился Рон.
– Похоже на то, – ответила Гермиона.
– Быть такого не может, – тревожно сказал Гарри. – Если его поймают…
– До сих пор ведь не поймали, – откликнулся Рон. – К тому же дементоров там больше нет.
Гарри задумчиво свернул письмо. Если уж быть до конца честным, ему очень хотелось, чтобы Сириус вернулся. Поэтому на последний урок – сдвоенное зельеделие – он спускался значительно веселее, чем обычно по пути в подземелье.
У дверей толклись Малфой, Краббе, Гойл, Панси Паркинсон и ее подружки. Все они, довольно ухмыляясь, что-то рассматривали. Когда подошли Гарри, Рон и Гермиона, мопсоподобная Панси выглянула из-за широкой спины Гойла.