Эльфы кольцом сомкнулись вокруг Гарри, Рона и Гермионы и начали выпроваживать их с кухни, толкая в поясницы ладошками.
– Спасибо за носки, Гарри Поттер! – жалобно прокричал Добби – он уныло стоял над покрытой скатертью бесформенной кучкой у камина.
– Трудно было помолчать? – набросился на Гермиону Рон, как только дверь кухни с грохотом захлопнулась. – Больше они нас к себе не пустят! Мы же могли вытянуть из Винки что-нибудь еще про Сгорбса!
– А тебя, конечно, волнует это! – огрызнулась Гермиона. – У тебя одна еда на уме!
И весь день был испорчен. Пока они в общей гостиной делали уроки, Гарри так устал от препирательств, что посылку Сириусу понес в совяльню сам.
Свинринстель был слишком маленький и столько еды самостоятельно бы не донес, поэтому Гарри взял ему в помощь двух школьных сов. Все три вылетели навстречу вечерним сумеркам – странная группа с большущим свертком, – а Гарри оперся о подоконник и стал смотреть на школьный двор, на гнущиеся верхушки деревьев Запретного леса, на полощущиеся паруса дурмштранговского корабля. На фоне дыма, что спирально вился из трубы хижины Огрида, показался филин; он стремительно подлетел к замку, обогнул совяльню и скрылся из виду. Внизу Гарри увидел, как Огрид перед хижиной энергично орудует лопатой. Интересно, что он делает, подумал Гарри, не иначе вскапывает новую грядку под овощи. Из бэльстэкской кареты появилась мадам Максим. Она подошла к Огриду и попыталась вовлечь его в разговор. Огрид выпрямился, опершись на лопату, но, видимо, вступать в беседу не захотел, потому что мадам Максим вскоре вернулась в карету.
Не имея ни малейшего желания идти в гриффиндорскую башню и слушать грызню Рона и Гермионы, Гарри смотрел, как Огрид копает, пока того не поглотила тьма, а совы не начали просыпаться и со свистом вылетать в ночь.
К утру злость Рона и Гермионы перегорела, а кроме того, к облегчению Гарри, не оправдались и мрачные прогнозы Рона относительно того, что домовые эльфы, в наказание за нанесенное Гермионой оскорбление, будут теперь присылать на гриффиндорский стол второсортную еду, – нет, копченая рыба, яйца и бекон по-прежнему были вкусны.
Когда влетели почтовые совы, Гермиона с надеждой задрала голову; она явно чего-то ждала.
– Перси еще не мог прислать ответ, – сказал ей Рон, – мы же только вчера отправили Хедвигу.
– Я жду другого, – объяснила Гермиона. – Я подписалась на «Оракул». Надоело узнавать новости от слизеринцев.
– Молодец! – Гарри тоже посмотрел вверх. – Эй, Гермиона, кажется, тебе повезло…
К Гермионе спускалась бородатая неясыть.
– Но у нее не газета, – разочарованно проговорила Гермиона, – это…
К ее величайшему изумлению, бородатая неясыть приземлилась прямо перед ее тарелкой, а следом туда же сели две серые неясыти и четыре сипухи.
– Сколько же ты номеров выписала? – спросил Гарри, подхватывая Гермионин кубок, чтобы его не опрокинули толкающиеся птицы – все хотели вручить послание первыми.
– Что еще такое?.. – Гермиона взяла у бородатой неясыти письмо, вскрыла и начала читать. – Да ну конечно! – возмущенно захлебнулась она, сильно покраснев.
– В чем дело? – спросил Рон.
– Это… ой, ну что за ерунда… – Она сунула письмо Гарри, и тот увидел, что оно не написано от руки, а составлено из букв, вырезанных из «Оракула»:
Ты ЗлаЯ девчОНКа. ГаРРи ПоттЕр заслУживаЕТ ЛучшегО. ВозВРащАйся к МуглаМ откуДА приШла.
– Они все такие! – в отчаянии воскликнула Гермиона, вскрывая письмо за письмом. – «Гарри Поттер достоин лучшего…», «Тебя надо сварить в лягушачьей икре…». Ой!
Она вскрыла последний конверт, и ей на руки вылилась густая желтовато-зеленая жидкость, сильно пахнущая бензином. Руки тут же покрылись большими желтыми ожогами.
– Неразбавленный буботуберовый гной! – Рон осторожно подобрал конверт и понюхал.
Гермиона от боли взвыла. Она пыталась оттереть руки салфеткой, и по ее лицу катились слезы. Пальцы покрылись ужасными пузырями – казалось, что на Гермионе толстые пупырчатые перчатки. Совы разлетелись.
– Давай-ка лучше в лазарет, – посоветовал Гарри, – мы скажем профессору Спарж, куда ты пошла…
– Я ее предупреждал! – сказал Рон, как только Гермиона, прижимая к себе руки, побежала к дверям. – Я говорил, не надо раздражать Риту Вритер! Ты только послушай… – Он зачитал выдержку из одного письма: – «Я прочла в “Ведьмополитене”, как ты обманываешь Гарри Поттера, а этот мальчик и без того в жизни натерпелся, и за это я тебе в следующем письме пошлю такое проклятие, что не обрадуешься, только найду вот конверт побольше». О-о-о, Гермионе надо смотреть в оба!
На гербологию Гермиона не явилась. Выходя из теплицы, Гарри с Роном увидели, как с парадного крыльца спускаются Малфой, Краббе и Гойл. Позади них шептались и хихикали Панси Паркинсон с подружками. Заметив Гарри, Панси прокричала:
– Поттер, ты что, расстался со своей любовью? Отчего это она за завтраком так расстроилась?
Гарри решил не обращать внимания – он не хотел, чтоб эта дура радовалась, зная, сколько бед принесла статья в «Ведьмополитене».
Огрид, на прошлом занятии объявивший, что с единорогами покончено, ждал учеников возле своей хижины. У его ног стояли ящики. При виде их у Гарри внутри все оборвалось – неужели опять народились драклы? – но, подойдя ближе и заглянув внутрь, увидел пушистых черненьких зверьков с длинными хоботками и забавными, плоскими, как лопатки, передними лапками. Уставившись на ребят, зверьки удивленно моргали, вежливо недоумевая, отчего это им уделяется столько внимания.
– Это нюхли, – объяснил Огрид, когда все подошли. – Живут в основном на приисках. Любят блестящее… вот смотрите-ка.
Один нюхль прыгнул и попытался скусить часы с запястья Панси Паркинсон. Та завизжала и отскочила.
– Они прям как детекторы на всякие драгоценности, – радостно сообщил Огрид. – Мы с ними сегодня поиграемся. Видите? – Он показал на свежевспаханный участок. Здесь он копал, когда Гарри наблюдал за ним из совяльни. – Я тут поназарывал золотых монеток. Чей нюхль отыщет больше всех денег, тому приз. Только с себя снимите все ценное, а потом выбирайте нюхля и приготовьтесь выпускать.
Гарри снял неработающие часы, которые носил только по привычке, и спрятал в карман. Потом выбрал себе нюхля. Тот сунул Гарри в ухо носик-трубочку и с энтузиазмом посопел. Ну прямо живая игрушка.
– Погодите-ка… – Огрид глядел в корзину. – Тут один лишний… Кого нету? Где Гермиона?
– Пошла в лазарет, – ответил Рон.
– Мы потом объясним, – пробормотал Гарри. Панси Паркинсон заинтересованно прислушивалась.
Это был, пожалуй, рекордно занятный урок ухода за магическими существами. Нюхли ныряли под землю и выныривали, точно это была вода. Каждый безошибочно бросался к тому ученику, который его выпустил, и ссыпал добытое золото ему в руки. Нюхль Рона оказался самым трудолюбивым, и скоро у Рона было полно денег.
– А их можно купить и держать дома, Огрид? – с воодушевлением спросил он. Его нюхль опять нырнул, обрызгав Рона грязью.
– Твоей маме не понравится, – ухмыльнулся Огрид, – они, нюхли эти, дома разрушают. Кажись, они уж все собрали, – добавил он, обойдя вскопанный участок, куда продолжали нырять нюхли. – Я зарыл всего сто монет. А, вот и Гермиона!
По газону брела Гермиона – руки сильно забинтованы, лицо несчастное. Панси Паркинсон наблюдала за ней цепкими глазками.
– Ну чего, давайте смотреть, кто чего набрал! – провозгласил Огрид. – Считайте монеты! А красть их ни к чему, Гойл, – он сузил глаза-жуки, – это лепреконово золото. Через пару часов исчезнет.
Недовольный Гойл высыпал золото из карманов. Самую высокую производительность показал нюхль Рона, и в награду Огрид дал Рону громаднейший кус рахатлукулловского шоколада. Тут по двору разнеслись удары колокола, созывающие на обед. Все отправились в замок, но Гарри, Рон и Гермиона остались помочь Огриду рассадить нюхлей по ящикам. Гарри заметил, что из окна кареты за ними наблюдает мадам Максим.
– А чегой-то у тебя с руками, Гермиона? – участливо спросил Огрид.
Гермиона рассказала про утренние гневные письма и конверт с буботуберовым гноем.
– А-а-а-а, это ерунда, не переживай, – ласково поглядев на нее сверху, посоветовал Огрид. – Я таких писем наполучал – уж будьте любезны, после того, как Рита Вритер про мою мамашу-то написала. «Ты чудовище, тебя надо усыпить». «Твоя мать убивала невинных людей, была б у тебя совесть, ты б в озере утопился».
– Не может быть! – воскликнула крайне шокированная Гермиона.
– Да вот может, – сказал Огрид, перетаскивая ящики с нюхлями под стену хижины. – Они ж просто придурки. Ты эти письма, ежели еще будут, не открывай, кидай сразу в огонь.
– Ты пропустила отличный урок, – сообщил Гермионе Гарри, когда все трое уже возвращались в замок. – Они такие симпатичные, эти нюхли. Правда, Рон?
Рон между тем, нахмурившись в ужасном расстройстве, взирал на шоколад.
– Что такое? – спросил Гарри. – Начинка не та?
– Нет, – бросил Рон. – Ты почему мне не сказал про золото?
– Какое золото? – не понял Гарри.
– Золото, которое я тебе отдал на финальном матче. Лепреконово, за омниокуляр. В Высшей ложе. Почему ты не сказал, что оно исчезло?
Гарри пришлось минуту подумать, прежде чем он сообразил, о чем речь.
– А-а, – протянул он, когда память наконец к нему вернулась. – Не знаю… Я и не заметил, что его нет. У меня тогда была другая забота – волшебная палочка, помнишь?
Они вошли в вестибюль и направились в Большой зал на обед.
– Хорошо, наверно, – отрывисто произнес Рон, когда они уселись за стол и принялись накладывать на тарелки ростбиф и йоркширский пудинг, – иметь столько денег, что и не замечаешь, если пропала целая пригоршня галлеонов.
– Слушай, у меня тогда совсем другое было на уме! – раздражился Гарри. – Да и у всех нас!
– Я не знал, что лепреконово золото исчезает, – бубнил Рон. – Я думал, что отдал тебе деньги. А так ты не должен был дарить мне на Рождество шляпу «Пуляющих пушек».