Ребята устремились к деревянным козлам. Гарри их обогнул и оказался рядом с профессором Гниллер-Планк.
– А где Огрид? – спросил он, пока остальные выбирали лечурок.
– Вас не касается, – безапелляционно заявила профессор Гниллер-Планк. Точно так же она ответила и в прошлый раз, когда Огрид не появился на уроке. Драко Малфой, во весь рот улыбаясь, перегнулся через Гарри и схватил самого большого лечурку.
– Не исключено, – сказал он вполголоса, чтобы слышал только Гарри, – что наша бестолковая громадина попала в большую беду.
– Не исключено, что и ты попадешь в большую беду, если вовремя не заткнешься, – процедил Гарри.
– Не исключено, что бестолковая громадина ввязалась в такие дела, которые для нее слишком велики… если ты меня понимаешь.
Малфой отошел, мерзко ухмыляясь через плечо. Гарри внезапно сильно затошнило. Неужели Малфой что-то знает? А что, ведь его отец – Упивающийся Смертью… Вдруг он знает о судьбе Огрида то, чего еще не знают в Ордене? Гарри направился к Рону и Гермионе. Те сидели на корточках чуть поодаль и пытались зарисовать лечурку, который никак не хотел стоять смирно. Гарри достал перо и пергамент, тоже опустился на корточки и шепотом изложил свой разговор с Малфоем.
– Если бы с Огридом что-то случилось, Думбльдор бы знал, – сразу сказала Гермиона. – А ты не показывай, что дергаешься. Нечего играть Малфою на руку. Так он догадается, что нам ничего толком не известно. Не обращай на него внимания, Гарри. На-ка подержи лечурку, а то я никак мордочку не могу нарисовать…
– Да, кстати, – неподалеку отчетливо и тягуче сообщил Малфой своим прихлебателям, – папа буквально пару дней назад беседовал с министром, и, похоже, министерство решило наконец покончить с безобразиями, которые творятся в нашей магодельне. Сколько можно терпеть, что нам дают второсортное образование! Так что не беспокойтесь – если раздутый дурак снова объявится, его сразу отправят паковать вещички.
– ОЙ!
Гарри так крепко сжал лечурку, что чуть бедняжку не переломил, и тот в отместку хлестнул остренькими пальчиками по руке, оставив два длинных глубоких пореза. Гарри выронил лечурку. Тот со всех ног припустил к лесу и вскоре бесследно растворился среди корней. От этого зрелища Краббе с Гойлом, и без того пребывавшие в телячьем восторге по поводу неминуемого увольнения Огрида, развеселились еще пуще. Когда по двору эхом разнесся удар колокола, Гарри скатал в трубочку заляпанный кровью портрет лечурки и, перевязав руку носовым платком Гермионы, по-прежнему слыша издевательский смех Малфоя, решительно зашагал на гербологию.
– Если Малфой еще хоть раз назовет Огрида дураком… – сквозь зубы прошипел он.
– Гарри, не ссорься с ним – не забывай, он староста, он может сильно осложнить тебе жизнь…
– Вот беда-то! Интересно, каково это – сложная жизнь, – с сарказмом сказал Гарри.
Рон засмеялся, а Гермиона нахмурилась. Они вяло брели через огород. Тучи с самого утра так и не могли решить, пролиться дождем или нет.
– Я хочу одного: чтобы Огрид поскорее вернулся, – тихо проговорил Гарри на подходе к теплицам. – И не вздумай говорить, что Гниллер-Планк преподает лучше! – угрожающе добавил он.
– Я и не собиралась, – невозмутимо откликнулась Гермиона.
– Потому что ей до Огрида как до неба, – твердо заявил Гарри. Он прекрасно понимал, что ему только что довелось присутствовать на образцовом уроке ухода за магическими существами, и был страшно этим раздосадован.
Дверь ближайшей теплицы распахнулась, и оттуда вывалилась стайка четвероклассников, в том числе и Джинни.
– Привет, – весело поздоровалась она, проходя мимо.
Спустя пару секунд, последней в дверях показалась Луна. Ее волосы были стянуты в узел на макушке, а на носу красовалось земляное пятно. При виде Гарри она пришла в невероятное возбуждение. Выпуклые глаза почти выкатились из орбит, и Луна ринулась ему навстречу. Многие ее одноклассники обернулись, желая узнать, в чем дело. Луна набрала в легкие побольше воздуха и, даже не поздоровавшись, выпалила:
– Я верю, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вернулся, и верю, что ты дрался с ним и сумел спастись.
– Э-э-э… ну да, – неловко ответил Гарри. В ушах у Луны вместо серег болтались какие-то оранжевые редиски. На это, конечно, обратили внимание Лаванда с Парвати – они хихикали и показывали пальцами на уши Луны.
– Смейтесь-смейтесь, – повысила голос Луна, видимо решив, что Лаванда и Парвати смеются не над ее видом, а над ее словами. – Вот раньше люди не верили, что существуют балабольный вотэтодавр и складкорогий стеклоп.
– И правильно делали! – нетерпеливо перебила Гермиона. – Балабольных вотэтодавров и складкорогих стеклопов не бывает.
Луна окинула ее уничижительным взглядом и, гневно раскачивая редисками, зашагала прочь. Теперь уже от хохота взвыли не только Парвати с Лавандой.
– Она чуть ли не единственная, кто мне верит, – обязательно было ее обижать? – укорил Гарри Гермиону, когда они отправились на урок.
– Гарри, я тебя умоляю! Ты можешь найти сторонников и получше, – ответила она. – Джинни мне про нее рассказывала. Луна верит только в то, чему нет доказательств. Правда, чего и ждать, если ее папа – редактор «Правдобора».
Гарри вспомнил жутких крылатых коней и заверения Луны, что она тоже их видит, и настроение у него слегка упало. Она что, наврала? Но не успел он всерьез об этом задуматься, подошел Эрни Макмиллан.
– Я хочу, чтобы ты знал, Поттер, – зычно возвестил Эрни, – на твоей стороне не только чокнутые. Я лично верю тебе на все сто. Вся моя семья твердо стоит на стороне Думбльдора, и я сам – тоже.
– Э-э… спасибо большое, Эрни, – ответил Гарри. Он удивился, но в то же время был тронут. Эрни порой бывал высокопарен, зато в ушах у него не висели редиски, и Гарри ценил поддержку такого человека. От слов Эрни Лаванда Браун перестала улыбаться, а Гарри краем глаза заметил, что на лице Шеймаса написано смущение пополам с вызовом.
Никто не удивился, что свой урок профессор Спарж начала с лекции о важности экзаменов на С.О.В.У. Сколько же можно об этом говорить! У Гарри и так сосало под ложечкой всякий раз, когда он вспоминал о накопившихся домашних заданиях, и засосало лишь сильнее, когда в конце урока профессор Спарж тоже задала на дом письменную работу. После этого усталые гриффиндорцы, источая сильный запах драконьего навоза – любимого удобрения профессора Спарж, – отправились обратно в замок; никто особо не разговаривал: день выдался долгий и трудный.
Гарри умирал от голода, а в пять часов ему предстояло идти к Кхембридж отбывать наказание, поэтому он не понес вещи в гриффиндорскую башню, а пошел прямо на ужин, чтобы успеть хоть немного перекусить. Однако не успел он добраться до дверей Большого зала, за его спиной раздался громкий и сердитый голос:
– Эй, Поттер!
– Ну что еще? – устало пробормотал Гарри, оборачиваясь к Ангелине Джонсон. Та, похоже, кипела.
– Я тебе скажу, что еще, – выпалила она, приблизившись и больно тыча пальцем ему в грудь. – Как ты умудрился заработать наказание на пять часов в пятницу?
– Что? – не понял Гарри. – А что?.. А! Испытания Охранников!
– Скажите пожалуйста, вспомнил! – рявкнула Ангелина. – Я же сказала, что хочу, чтобы присутствовала вся команда? Чтобы новый человек устраивал всех? Я же сказала, что специально заказала время на стадионе? А ты взял и решил не присутствовать!
– Я решил?! – вскричал Гарри, задетый несправедливостью ее слов. – Меня Кхембридж наказала! За правду о Сама-Знаешь-Ком!
– Ну так пойди и добейся, чтобы на пятницу она тебя отпустила, – приказала Ангелина. – Как угодно – мне все равно. Скажи, что Сам-Знаешь-Кто – плод твоего больного воображения! Но чтобы ты был на поле!
Она круто развернулась и в ярости удалилась.
– Знаете что? – сказал Гарри Рону и Гермионе, когда они вошли в Большой зал. – Надо бы спросить в «Малолетстон Юнайтед», не умер ли Древ на тренировке. Потому что его дух явно вселился в Ангелину.
– Ну и каковы, по-твоему, шансы, что тетка Кхембридж отпустит тебя на пятницу? – скептически спросил Рон, когда они уселись за гриффиндорский стол.
– Меньше нуля, – мрачно изрек Гарри, положил себе на тарелку бараньи котлеты и начал есть. – Но… ладно, попытка не пытка. Я ей предложу отработать два дня вместо пятницы или… ну, я не знаю… – Он проглотил картошку, которая была у него во рту, и добавил: – Надеюсь, сегодня это ненадолго. Вы понимаете, сколько нам уже задали? Три сочинения, выучить исчезальное заклинание для Макгонаголл, найти контрзаклятие для Флитвика, дорисовать лечурку и еще начать этот идиотский дневник для Трелони!
Рон застонал и неизвестно почему глянул на потолок.
– И к тому же, кажется, будет дождь.
– А уроки тут при чем? – удивленно подняла брови Гермиона.
– Ни при чем, – быстро ответил Рон, и его уши покраснели.
Без пяти пять Гарри попрощался с друзьями и отправился на третий этаж в кабинет Кхембридж. Он постучал в дверь и услышал в ответ сладкое и певучее: «Войдите». Гарри опасливо вошел и огляделся.
Он бывал в этом кабинете при трех разных хозяевах. При Сверкароле Чаруальде стены были сплошь увешаны лучезарно улыбающимися портретами хозяина. При Люпине здесь стояли клетки и аквариумы с удивительными злыми существами. А в дни самозваного Хмури кабинет был забит всевозможными радарами и детекторами обмана и дурных помыслов.
Сейчас комната изменилась до неузнаваемости. Все вокруг было устлано кружевными скатертями, салфетками, покрывалами. На отдельных салфеточках стояли вазы с сухими цветами. На стене висела коллекция расписных тарелочек – на них ярко раскрашенные котята с бантами разных цветов. Котята были настолько тошнотворные, что Гарри оторопело смотрел на них, пока профессор Кхембридж не сказала:
– Добрый вечер, мистер Поттер.
Гарри вздрогнул и повернулся к ней. Вначале он ее не заметил – в своей ужасной цветастой мантии Кхембридж сливалась со скатертью.