– Прямо не знаю… – безнадежно пробормотал Гарри. В последнее время ему вообще ничего не снилось. – Ну, скажем… мне снилось, что я… утопил Злея в своем котле. Сойдет?
Рон хрюкнул и тоже открыл «Толмач».
– Так… Надо сложить твой возраст с датой, когда ты видел сон, и прибавить количество букв в теме сна… А что брать-то? «Утопил», «в котле» или «Злей»?
– Какая разница, бери что угодно. – Гарри отважился обернуться. Профессор Трелони обсуждала с Невиллом его дневник, а профессор Кхембридж стояла у нее за спиной и делала записи.
– Так, еще раз: когда тебе это приснилось? – спросил Рон, с головой ушедший в вычисления.
– Не знаю, вчера, когда хочешь, – ответил Гарри, стараясь расслышать, что говорит Кхембридж профессору Трелони. От него с Роном преподавательниц отделял всего один столик. Профессор Кхембридж опять что-то записывала, а у профессора Трелони был донельзя обескураженный вид.
– Скажите, – осведомилась Кхембридж, поднимая глаза на прорицательницу, – как давно вы занимаете эту должность?
Профессор Трелони, скрестив на груди руки и нахохлившись, словно защищаясь от унизительной инспекции, помолчала, недовольно уставившись на Кхембридж. Потом она, видимо, решила, что вопрос не настолько оскорбителен, чтобы его можно было с полным правом игнорировать, и обиженно произнесла:
– Почти шестнадцать лет.
– Немало. – Профессор Кхембридж сделала пометку. – Значит, вас нанял на работу профессор Думбльдор?
– Совершенно верно, – кивнула профессор Трелони.
Профессор Кхембридж сделала еще одну пометку.
– И вы праправнучка знаменитой предсказательницы Кассандры Трелони?
– Да. – Профессор Трелони выше подняла голову.
Снова пометка на пергаменте.
– Но, по-моему, – поправьте меня, если я ошибаюсь, – вы первая в семье после Кассандры наделены Внутренним Взором?
– Такие вещи часто передаются через… э-э… три поколения, – сказала профессор Трелони.
Улыбка на лице профессора Кхембридж стала шире.
– Разумеется, – сладко произнесла она, делая новую запись. – Что ж. Вы не могли бы что-нибудь мне предсказать? Будьте так любезны. – И, не переставая улыбаться, вопросительно подняла глаза на Трелони.
Профессор Трелони вся словно одеревенела, не в силах поверить своим ушам.
– Я вас не понимаю, – сказала она, конвульсивно тиская шали на тощей шее.
– Я попросила вас что-нибудь мне предсказать, – очень отчетливо повторила профессор Кхембридж.
Теперь уже не только Гарри и Рон, а весь класс осторожно, из-за учебников, слушал этот разговор. Большинство зачарованно смотрело на профессора Трелони. Та, зашелестев бусами и браслетами, гордо выпрямилась в полный рост.
– Видения не приходят по команде! – негодующе воскликнула она.
– Понятно, – мягко произнесла профессор Кхембридж, вновь что-то записывая.
– Я… но… но… подождите! – неожиданно вскричала профессор Трелони. Она пыталась изобразить загробную таинственность, но гневная дрожь в голосе изрядно портила впечатление. – Я… кажется, я действительно что-то вижу… это касается вас… о, я чувствую что-то… темное… какую-то беду…
Профессор Трелони наставила на Кхембридж трясущийся палец. Та, подняв брови, продолжала ласково улыбаться.
– Боюсь… Боюсь, вам угрожает смертельная опасность! – драматическим шепотом закончила профессор Трелони.
Возникла пауза. Профессор Кхембридж смерила профессора Трелони равнодушным взглядом.
– Понятно, – негромко сказала она и зацарапала на пергаменте. – Что же, если это ваш предел…
И отвернулась. Трелони застыла, тяжело дыша. Гарри переглянулся с Роном и понял, что они оба думают об одном: да, профессор Трелони глупая старая мошенница, но они всецело на ее стороне, потому что до смерти ненавидят Кхембридж, – и эти мысли владели друзьями несколько секунд, пока прорицательница внезапно не напустилась на них.
– Итак? – Профессор Трелони щелкнула длинными пальцами у Гарри перед носом – на удивление оживленно. – Дайте-ка мне взглянуть на ваши дневники.
К тому времени, как Трелони закончила громогласно толковать сны Гарри – и каждый сон, даже тот, где Гарри ел овсянку, предвещал его трагическую безвременную кончину, – он уже не очень-то ей сострадал. Профессор Кхембридж стояла чуть поодаль и делала записи. Когда зазвонил колокол, она первой спустилась по серебряной лесенке, а через десять минут уже встречала ребят в аудитории защиты от сил зла.
Когда они вошли, Кхембридж, улыбаясь собственным мыслям, что-то напевала про себя. Пока все доставали «Теорию защитной магии», Гарри и Рон поведали вернувшейся с арифмантики Гермионе обо всем, что случилось на прорицании, но она не успела задать ни одного вопроса: профессор Кхембридж призвала класс к порядку. Воцарилась тишина.
– Убрали палочки, – улыбаясь, велела Кхембридж. Оптимисты грустно спрятали их обратно в рюкзаки. – На прошлом уроке мы закончили изучение первой главы. Сейчас я прошу вас открыть учебник на странице девятнадцать и начать читать главу вторую, «Основные защитные теории и их происхождение». Объяснения не потребуются.
Самодовольно улыбаясь, она уселась за свой стол. Класс дружно вздохнул и открыл учебник на странице девятнадцать. Гарри без особого интереса подумал, хватит ли в этой книге глав на весь год, и собирался уже проверить оглавление, но вдруг заметил, что Гермиона опять подняла руку.
Профессор Кхембридж тоже заметила. Более того, оказалось, что на такой случай она выработала специальную тактику. Она не стала делать вид, будто не замечает вытянутой руки. Вместо этого она поднялась из-за стола, подошла к Гермионе, склонилась к ней и тихо-тихо, чтобы не мешать остальным, прошептала:
– Что на этот раз, мисс Грейнджер?
– Я уже читала вторую главу, – сказала Гермиона.
– Читайте третью.
– Ее я тоже уже читала. Я прочла всю книгу.
Профессор Кхембридж удивленно моргнула, но сумела сохранить самообладание.
– Тогда, полагаю, вы сможете пересказать, что говорит Уиляйл о контрпорче в главе пятнадцать.
– Он утверждает, что это название неверное, – ни на секунду не задумавшись, ответила Гермиона. – И что люди называют порчу «контрпорчей» в тех случаях, когда хотят оправдать ее применение.
Профессор Кхембридж подняла брови, и Гарри понял, что она против воли поражена.
– Но я не согласна, – продолжала Гермиона.
Брови профессора Кхембридж поднялись выше, а ее взгляд стал заметно холоднее.
– Не согласны? – переспросила она.
– Нет. – Гермиона, в отличие от Кхембридж, говорила четко и звучно и сумела привлечь внимание всего класса. – Мистер Уиляйл не любит порчу, да? А я считаю, что порча, если применять ее в защитных целях, бывает чрезвычайна полезна.
– Вот как? Вы считаете? – Профессор Кхембридж забыла, что нужно шептать, и выпрямилась во весь рост. – Боюсь вас огорчить, мисс Грейнджер, однако здесь, в классе, нам интересно мнение мистера Уиляйла, а не ваше.
– Но… – начала Гермиона.
– Довольно, – оборвала профессор Кхембридж. Она отошла к своему столу и повернулась к классу. Вся ее веселость сошла на нет. – Мисс Грейнджер, я намерена вычесть пять баллов у колледжа «Гриффиндор».
По рядам побежал ропот.
– За что?! – сердито вскричал Гарри.
– Не влезай! – лихорадочно зашептала Гермиона.
– За нарушение хода занятий посредством не относящихся к делу вопросов, – ровным голосом отвечала профессор Кхембридж. – Я здесь для того, чтобы обучать вас по одобренной министерством программе. Она не предусматривает обсуждение личных мнений учащихся по вопросам, в которых они некомпетентны. Возможно, мои предшественники давали вам больше свобод, но, поскольку ни один из них не прошел бы лицензирования – за исключением, быть может, профессора Страунса, который, по крайней мере, пытался следить за тем, чтобы изучаемые темы соответствовали вашей возрастной группе…
– Да-да, Страунс был великолепным учителем, – громко заявил Гарри, – с одним лишь маленьким недостатком: из затылка у него торчала физиономия Вольдеморта.
За этим заявлением последовала оглушительнейшая тишина. А затем…
– Мне кажется, мистер Поттер, еще одна неделя наказаний пойдет вам только на пользу, – мурлыкнула Кхембридж.
Порез на руке у Гарри еще не успел зажить и назавтра вновь кровоточил. Накануне вечером, отбывая наказание, Гарри не жаловался – он твердо решил не доставлять Кхембридж такой радости. Снова и снова он писал: «Я никогда не должен лгать», и хотя с каждой буквой порез становился все глубже, Гарри не издал ни единого звука.
Хуже всего в этой истории, как и предсказывал Джордж, оказалась реакция Ангелины. Когда во вторник утром Гарри пришел на завтрак, она загнала его в угол и так истошно заорала, что к ним подошла профессор Макгонаголл.
– Мисс Джонсон, как вы смеете шуметь в Большом зале? Минус пять баллов с «Гриффиндора»!
– Но, профессор… Он снова получил взыскание! На целую неделю!
– Что?! Это правда, Поттер? – Профессор Макгонаголл круто обернулась к Гарри. – Взыскание? От кого?
– От профессора Кхембридж, – пробормотал Гарри, избегая взгляда профессора Макгонаголл, негодующе смотревшей на него сквозь квадратные очки.
– Вы хотите сказать, – Макгонаголл понизила голос, чтобы не услышали вранзорцы, которые сидели поблизости и уже навострили уши, – что после того, о чем мы с вами говорили в прошлый понедельник, вы опять сорвались на уроке профессора Кхембридж?
– Да, – признался Гарри, обращаясь к полу.
– Поттер, вы обязаны взять себя в руки! Вы так и напрашиваетесь на неприятности! Минус еще пять баллов!
– Но… как же… Профессор, нет! – возмущенный этой несправедливостью, воскликнул Гарри. – Меня и так наказали, зачем же еще и баллы вычитать?
– Затем, что наказания на вас не действуют! – поджав губы, ответила профессор Макгонаголл. – И больше ни слова об этом, Поттер! А вы, мисс Джонсон, на будущее запомните: кричать разрешается только на квидишном стадионе – иначе можете распрощаться с капитанством!