– Гарри, ты заболел, – дрожащим голосом сказал он, – Невилл побежал за помощью.
– Со мной все в порядке! – выдохнул Гарри, вытирая рот пижамой. Его била сильная дрожь. – Со мной ничего страшного, а вот с твоим папой – надо узнать, где он, – из него кровь льет ручьями! Я был… там была огромная змея.
Он хотел встать, но Рон толкнул его обратно. Дин с Шеймасом тихо шептались чуть поодаль. Сколько времени прошло, одна минута или десять, Гарри не знал; он просто сидел, дрожал и чувствовал, как боль очень-очень медленно отступает… Затем послышались торопливые шаги, и до него донесся голос Невилла:
– Сюда, профессор.
В спальню ворвалась профессор Макгонаголл в клетчатом халате, в очках, косо сидящих на костлявом носу.
– Что такое, Поттер? Где болит?
Никогда еще он ей так не радовался – вот кто сейчас нужен, член Ордена Феникса, а не врач, который стал бы суетиться, выписывать зелья…
– С отцом Рона случилась беда, – снова сев очень прямо, сказал он. – На него напала змея. Он очень серьезно ранен, я видел это своими глазами.
– Что значит «своими глазами»? – свела брови профессор Макгонаголл.
– Не знаю… я спал и вдруг очутился там…
– Вы хотите сказать, что это вам приснилось?
– Нет! – сердито бросил Гарри; ну почему никто ничего не понимает? – Сначала мне снилось что-то совершенно другое, глупость какая-то… а потом вдруг это. Все было как наяву, я ничего не выдумал. Мистер Уизли спал на полу, на него набросилась громадная змея, было очень много крови, он упал… Надо узнать, где он сейчас…
Профессор Макгонаголл уставилась на него сквозь перекошенные очки так, словно зрелище ее ужасало.
– Я не вру и я не сумасшедший! – Гарри почти кричал. – Говорю вам, я видел, как это случилось!
– Я верю вам, Поттер, – отрезала профессор Макгонаголл. – Быстро надевайте халат – мы идем к директору.
Глава двадцать втораяБольница св. Лоскута, Институт причудливых повреждений и патологий
Оттого что Макгонаголл восприняла его слова всерьез, Гарри невероятно полегчало. Ни секунды не колеблясь, он вскочил с постели, натянул халат и быстро нацепил на нос очки.
– Уизли, вам придется пойти с нами, – велела профессор Макгонаголл.
Следом за ней Гарри и Рон миновали безмолвно застывших Невилла, Дина и Шеймаса, вышли из спальни, спустились по винтовой лестнице в общую гостиную, пролезли в дыру за портретом Толстой Тети и зашагали по залитому лунным светом коридору. Гарри переполняла паника; хотелось бежать, кричать, звать Думбльдора; пока они тут разгуливают, мистер Уизли истекает кровью, к тому же… вдруг зубы змеи (Гарри изо всех сил старался не думать «мои зубы») были ядовитыми? Им повстречалась миссис Норрис – она уставила на них светящиеся глаза-фонари и тихо зашипела, но профессор Макгонаголл сказала: «Брысь!» – и кошка скользнула куда-то в тень. Через несколько минут они уже стояли возле каменной горгульи, охранявшей кабинет Думбльдора.
– Шипучая шмелька, – произнесла профессор Макгонаголл.
Горгулья ожила и отпрыгнула; стена за ней расступилась, обнаружив винтовую каменную лестницу, которая непрерывно двигалась, точно эскалатор. Они шагнули на ступеньки; стена с глухим стуком закрылась, лестница по спирали повезла их наверх, и вскоре они оказались перед полированной дубовой дверью с медным молотком в форме гриффона.
Было глубоко за полночь, но из-за двери доносились голоса, и они галдели прямо-таки не переставая; похоже, Думбльдор принимал гостей.
Профессор Макгонаголл трижды стукнула в дверь молотком, и рокот голосов прекратился, точно их кто-то взял и выключил. Дверь сама по себе отворилась, и Макгонаголл провела Гарри и Рона в кабинет.
Там царил полумрак; загадочные серебряные приборы на столе застыли, вопреки обыкновению не вращаясь и не пыхая клубами дыма; на многочисленных портретах по стенам тихо дремали бывшие директора и директрисы «Хогварца». За дверью, на шесте, сунув голову под крыло, спала птица с роскошным малиново-золотым оперением.
– А, это вы, профессор Макгонаголл… и… о!
Думбльдор сидел за письменным столом в кресле с высокой спинкой; перед ним лежали какие-то пергаменты, горела свеча. Он чуть подался вперед и попал в круг света: белоснежная ночная рубашка, красиво расшитый лилово-золотой халат. Впрочем, ни тени сонливости. Пронзительные светло-голубые глаза вперились в профессора Макгонаголл.
– Профессор Думбльдор, Поттеру… скажем так, приснился кошмар, – доложила профессор Макгонаголл. – Он говорит…
– Это был не кошмар, – тут же перебил Гарри.
Профессор Макгонаголл, чуть нахмурившись, повернулась к Гарри:
– Хорошо, Поттер, расскажите вы.
– Я… я, конечно, спал… – начал Гарри и, несмотря на ужас и отчаянное желание быть понятым, слегка разозлился: почему директор смотрит не на него, а на свои переплетенные пальцы? – Но это был не обычный сон… Это было как наяву… Я видел, как все произошло… – Он глубоко вдохнул. – Папу Рона – мистера Уизли – искусала гигантская змея.
Он замолчал, но его слова – слегка нелепые, даже комичные – некоторое время звенели в воздухе. Повисла пауза. Думбльдор, откинувшись в кресле, внимательно изучал потолок. Рон, от потрясения побелев, смотрел то на Гарри, то на Думбльдора.
– Как ты это видел? – спокойно спросил Думбльдор, по-прежнему не глядя на Гарри.
– Я не знаю, – рассердился Гарри. Да какая разница? – В голове, кажется…
– Ты неправильно меня понял, – все так же спокойно проговорил Думбльдор. – Я хотел спросить… помнишь ли ты… э-э… где ты находился, когда видел нападение? Ты стоял рядом с жертвой или, может быть, смотрел сверху?
Вопрос был настолько странный, что Гарри потрясенно уставился на Думбльдора; тот как будто все знает…
– Я сам был змеей, – сказал он. – Я видел все глазами змеи.
Все помолчали; затем Думбльдор перевел взгляд на Рона, чье лицо оставалось совершенно бескровным, и спросил уже резче:
– Артур серьезно ранен?
– Да, – с нажимом ответил Гарри. Да что же они все за тупицы, неужели непонятно, сколько крови можно потерять, если тебе в бок вопьются такие огромные зубы? И неужели Думбльдору трудно хотя бы из вежливости разочек на него взглянуть?
Но Думбльдор стремительно встал – Гарри даже подскочил от неожиданности – и обратился к одному из старинных портретов почти под самым потолком.
– Эверард! – громко позвал он. – И вы, Дилис!
Колдун с землистым лицом и короткой черной челкой и пожилая ведьма с длинными серебристыми локонами с соседнего портрета сразу открыли глаза, хотя за секунду до этого вроде бы крепко спали.
– Вы слышали? – спросил Думбльдор.
Колдун кивнул; ведьма сказала: «Естественно».
– У него рыжие волосы, и он носит очки, – сообщил Думбльдор. – Эверард, поднимите тревогу и, пожалуйста, сделайте так, чтобы его нашли те, кто нужно…
Оба кивнули, скрылись за рамами своих портретов и, не появившись на соседних (как обычно бывало в «Хогварце»), исчезли. На одной картине остался лишь занавес, на другой – красивое кожаное кресло. Гарри заметил, что многие директора и директрисы – хотя они весьма убедительно похрапывали и даже пускали слюни во сне – украдкой бросают на визитеров любопытные взгляды, и понял, кто тут разговаривал с Думбльдором.
– Эверард и Дилис – два славнейших директора «Хогварца». – Думбльдор стремительно обогнул Гарри, Рона и профессора Макгонаголл и подошел к великолепной птице, спавшей на шесте у двери. – Их известность такова, что портреты обоих имеются и в других колдовских учреждениях. И они всегда могут разузнать, что где происходит, поскольку вольны перемещаться по своим портретам…
– Но мистер Уизли может быть где угодно! – воскликнул Гарри.
– Прошу вас, сядьте, – будто не слыша Гарри, обратился к гостям Думбльдор, – возможно, Эверард и Дилис вернутся лишь через несколько минут. Профессор Макгонаголл, не сообразите ли пару стульев?
Профессор Макгонаголл достала из кармана халата волшебную палочку, взмахнула ею, и из воздуха появились три стула – деревянные и неудобные, совершенно непохожие на ситцевые кресла, которые Думбльдор создал на дисциплинарном слушании. Гарри сел и через плечо покосился на директора. Тот нежно погладил Янгуса пальцем по золотому хохолку. Феникс мгновенно проснулся. Он высоко поднял свою прекрасную голову и посмотрел на Думбльдора блестящими темными глазами.
– Нужно будет, – очень тихо сказал Думбльдор птице, – предупредить.
Вспыхнуло пламя, и феникс исчез.
Думбльдор взял один из своих хрупких серебряных приборов неизвестного назначения, перенес на письменный стол, сел и легонько постучал по прибору волшебной палочкой.
Прибор, звякнув, ожил и равномерно защелкал. Из миниатюрной трубочки на самом верху повалили крохотные клубы бледно-зеленого дыма. Думбльдор, хмуря брови, внимательно всматривался. Через несколько секунд клубы превратились в ровную струю; та все утолщалась, вилась кольцами… На конце образовалась змеиная голова и широко распахнула пасть. Подтвердило это историю Гарри? Он выжидательно посмотрел на Думбльдора, надеясь получить какой-то знак, свидетельство своей правоты, но Думбльдор не поднял глаз.
– Разумеется, разумеется, – пробормотал Думбльдор вроде бы сам себе, не отводя взгляд от пара и не выказывая ни малейшего удивления. – Но по сути разделены?
Гарри не имел представления, что директор такое спросил. Змея между тем разделилась на две отдельные змеи, и обе извивались, сворачивались кольцами в полумраке. Думбльдор с мрачным удовлетворением еще раз коснулся прибора. Пощелкивание постепенно прекратилось, змеи побледнели, превратились в бесформенную дымку и скоро растворились в воздухе.
Думбльдор возвратил прибор на тонконогий столик. Многие портреты следили за ним, но, перехватив взгляд Гарри, поспешно притворялись спящими. Гарри хотел спросить, что это за странный прибор, но не успел, потому что со стены справа, с самого верху, послышался крик: вернулся слегка запыхавшийся Эверард.