– Невилл!
Невилл вздрогнул и весь сжался, будто чудом увернулся от пули.
– Это мы, Невилл! – обрадовался Рон и вскочил со стула. – Ты видел?.. Тут Чаруальд! А ты кого навещаешь?
– Это твои друзья, Невилл, деточка? – любезно проговорила бабушка Невилла, нависая над ребятами.
Невилл явно готов был провалиться сквозь землю. По его лицу ползли темно-багровые пятна, и он упорно отводил глаза.
– Ах да. – Вглядевшись в Гарри, бабушка сунула ему морщинистую руку, похожую на когтистую птичью лапу. – Да-да. Разумеется, я вас знаю. Невилл отзывается о вас с большим уважением.
– Э-э… спасибо. – Гарри пожал протянутую руку. Невилл упорно не поднимал глаз, и его лицо все гуще багровело.
– А вы, двое, конечно же Уизли, – продолжала миссис Лонгботтом, царственно предлагая руку Рону, а затем Джинни. – Я знакома с вашими родителями – не очень близко, разумеется, – но это прекрасные люди, прекрасные… А вы, должно быть, Гермиона Грейнджер?
Гермиона, изумленная тем, что миссис Лонгботтом знает ее по имени, обменялась с ней рукопожатиями.
– Невилл много о вас рассказывал. Вы его не раз выручали, не так ли? Он хороший мальчик, – она с суровым одобрением поглядела на внука, – но, боюсь, не унаследовал отцовского таланта. – И миссис Лонгботтом кивнула на койки у дальней стены. Ястреб на шляпе угрожающе покачнулся.
– Что?! – поразился Рон. Гарри хотел наступить ему на ногу, но оказалось, что в джинсах проделать это незаметно довольно трудно. – Там твой папа, Невилл?
– Что это значит, Невилл? – грозно осведомилась миссис Лонгботтом. – Ты не говорил друзьям о своих родителях?
Невилл сделал глубокий вдох, поднял лицо к потолку и потряс головой. Гарри никогда и никого не жалел так, как сейчас Невилла, но не знал, чем ему помочь.
– Здесь нечего стыдиться! – сердито воскликнула миссис Лонгботтом. – Ты должен гордиться, Невилл, гордиться! Не затем они пожертвовали своим здоровьем и рассудком, чтобы их стыдился единственный сын!
– Я не стыжусь, – еле слышно отозвался Невилл. Он по-прежнему избегал встречаться взглядом с друзьями. Рон привстал на цыпочки, чтобы получше рассмотреть родителей Невилла.
– Но ты избрал странный способ это показать! – заявила миссис Лонгботтом. – Мой сын и его жена, – она величаво повернулась к Гарри, Рону, Гермионе и Джинни, – потеряли рассудок под пытками приспешников Сами-Знаете-Кого.
Гермиона и Джинни зажали рты ладонями. Рон, перестав выгибать шею, пристыженно замер.
– Они были аврорами, и их очень уважали в колдовской среде, – продолжала миссис Лонгботтом. – Это были чрезвычайно одаренные люди. Я… Алиса, деточка, что такое?
К ним боязливо, бочком, подошла мама Невилла, одетая в ночную рубашку. От круглолицей счастливой женщины с фотографии первого Ордена Феникса не осталось ровным счетом ничего. Лицо постарело, щеки ввалились; глаза казались чересчур большими, а всклокоченные, абсолютно белые волосы – мертвыми. Она не хотела – или не могла – говорить, но, глядя на Невилла, как-то странно топталась, робко протягивая ему что-то на ладони.
– Опять? – устало вздохнула миссис Лонгботтом. – Спасибо, Алисочка, спасибо. Невилл, возьми, что там у нее?
Но Невилл и так уже подставил руку, и его мама уронила туда фантик от взрывачки Друблиса.
– Какая прелесть, – с деланым восторгом похвалила бабушка Невилла и похлопала невестку по плечу.
А Невилл тихо и серьезно сказал:
– Спасибо, мамочка.
Алиса, напевая про себя, заковыляла к своей койке. Невилл обвел всех вызывающим взглядом, словно говоря: только попробуйте засмеяться! Но Гарри в жизни не видел ничего менее забавного.
– Что же, нам пора, – вздохнула миссис Лонгботтом, натягивая длинные зеленые перчатки. – Очень приятно было познакомиться. Невилл, выбрось эту обертку, у тебя их столько, что комнату можно оклеить.
Но, глядя им вслед, Гарри заметил, что Невилл тайком сунул фантик в карман.
Дверь палаты закрылась.
– Я не знала, – со слезами в голосе произнесла Гермиона.
– И я, – хрипло отозвался Рон.
– И я, – еле выдохнула Джинни.
Они посмотрели на Гарри.
– Я знал, – хмуро проговорил он. – Мне Думбльдор сказал. Но я обещал никому не говорить… За это Беллатрикс Лестранж и посадили в Азкабан – за применение пыточного проклятия. Она пытала родителей Невилла, пока они не сошли с ума.
– Беллатрикс Лестранж? – в ужасе переспросила Гермиона. – Это которая на фотографии в каморке у Шкверчка?
Повисло долгое молчание, которое нарушил возмущенный Чаруальд:
– Слушайте, для чего я, спрашивается, учился писать без отрыва?
Глава двадцать четвертаяОкклуменция
Шкверчок, как выяснилось, прятался на чердаке, где его, по уши в пыли, и обнаружил Сириус. Очевидно, эльф искал оставшиеся семейные реликвии в свою коллекцию. Это объяснение полностью устраивало Сириуса, а вот Гарри – не слишком. Поведение Шкверчка настораживало: он смотрел веселее, меньше ворчал, покорнее подчинялся приказам. Пару раз Гарри ловил на себе пронзительный взгляд домового эльфа, и тот сразу отводил глаза.
Но подозрения Гарри были настолько смутными, что он решил не высказывать их Сириусу. Тот и так после Рождества приуныл. Чем ближе подходил день возвращения ребят в «Хогварц», тем чаще Сириус, как выражалась миссис Уизли, «впадал в меланхолию». Он становился хмур, неразговорчив и нередко по несколько часов кряду сидел у Конькура, а его тоска, как ядовитый газ, просачивалась под дверью и распространялась по дому, заражая всех.
Гарри очень не хотелось снова оставлять Сириуса одного, в малоприятной компании Шкверчка; и вообще, впервые в жизни у него не было ни малейшего желания возвращаться в школу. Что он там не видел? Кхембридж, которая за каникулы наверняка успела наиздавать тысячу декретов? О квидише можно забыть: домашних заданий будет невпроворот, экзамены-то на носу… От Думбльдора слова не дождешься… В общем, если бы не Д. А., Гарри упросил бы Сириуса разрешить ему уйти из «Хогварца» и они бы вместе жили на площади Мракэнтлен.
А в последний день каникул случилось такое, после чего возвращаться в школу стало просто страшно.
– Гарри, милый, – заглянув в спальню, позвала миссис Уизли. Гарри и Рон играли в шахматы, а Гермиона, Джинни и Косолапсус следили за игрой. – Ты не мог бы спуститься в кухню? С тобой хочет поговорить профессор Злей.
Смысл ее слов дошел до Гарри не сразу; его ладья вступила в жестокую схватку с пешкой Рона, и Гарри активно ее подзадоривал:
– Дави ее! Дави! Это всего лишь пешка, дубина! Простите, миссис Уизли, что вы сказали?
– Профессор Злей, милый. В кухне. Хочет с тобой поговорить.
Гарри в ужасе разинул рот и посмотрел на Рона, Гермиону и Джинни. Те в не меньшем потрясении смотрели на него. Косолапсус, который последние четверть часа безуспешно рвался из рук Гермионы, победно вскочил на доску. Фигурки, громко вереща, припустили в разные стороны.
– Злей? – тупо переспросил Гарри.
– Профессор Злей, – укоризненно поправила миссис Уизли. – Иди скорей, у него мало времени.
– Чего ему от тебя надо? – нервно спросил Рон, когда миссис Уизли вышла. – Ты ничего такого не сделал, нет?
– Нет! – возмутился Гарри, лихорадочно соображая, зачем Злею приспичило явиться по его душу аж на площадь Мракэнтлен. Неужто «Т» за последнюю домашнюю работу?
Через две минуты он открыл дверь на кухню. Сириус и Злей молча сидели за длинным столом, сверкая глазами, однако друг на друга не глядя. Воздух пропитался густой взаимной неприязнью. Перед Сириусом на столе лежало распечатанное письмо.
– Э-э, – объявил о своем появлении Гарри.
Злей повернул к нему бледное лицо, обрамленное черными сальными лохмами.
– Садись, Поттер.
– Знаешь, Злей, – громко произнес Сириус, качнувшись на задних ножках стула и уставившись в потолок, – я бы предпочел, чтобы ты тут не распоряжался. Это как-никак мой дом.
Меловое лицо Злея пошло пятнами. Гарри сел рядом с Сириусом и через стол воззрился на Злея.
– Мне было велено переговорить с тобой наедине, Поттер, – процедил тот, и знакомая усмешка искривила его губы, – но Блэк…
– Я его крестный, – еще громче сказал Сириус.
– Я здесь по приказу Думбльдора, – продолжал Злей. Его язвительный голос, напротив, звучал все тише. – Но ты, Блэк, можешь оставаться, я знаю, ты любишь делать вид… что держишь руку на пульсе.
– Это что ты хочешь сказать? – Сириус качнулся вперед, и стул с громким стуком встал на все четыре ножки.
– Только то, что, по-моему, тебе сейчас очень… ммм… неуютно, поскольку ты не делаешь ничего полезного, – Злей деликатно подчеркнул последнее слово, – для Ордена.
Настала очередь Сириуса покраснеть. Губы Злея победно изогнулись, и он повернулся к Гарри:
– Меня прислал директор, Поттер. Он хочет, чтобы в этом триместре ты изучал окклуменцию.
– Что изучал? – не понял Гарри.
Усмешка Злея стала шире.
– Окклуменцию, Поттер. Магическую защиту сознания от проникновения извне. Это малоизученная, но весьма полезная область колдовства.
Сердце Гарри очень сильно забилось. Защита от проникновения извне? Но ведь в него никто не вселялся, с этим же все согласились…
– А зачем мне учить эту охлу… как ее там? – выпалил он.
– Затем, что так хочет директор, – ровным голосом ответил Злей. – Раз в неделю ты будешь брать частные уроки, но об этом никто не должен знать, в первую очередь – Долорес Кхембридж. Понятно?
– Да, – сказал Гарри. – А кто будет давать мне уроки?
Злей воздел бровь.
– Я, – ответил он.
От ужаса внутренности у Гарри как будто начали плавиться. Дополнительные уроки со Злеем – за что?! Чем он это заслужил? Ища поддержки, он глянул на Сириуса.
– А почему Думбльдор сам не может учить Гарри? – рявкнул тот. – Почему ты?
– Потому, я полагаю, что директор обладает правом делегировать подчиненным наименее приятные свои обязанности, – шелковым голосом объяснил Злей. – Смею тебя уверить, я не напрашивался. – Он встал. – Поттер, жду тебя в понедельник, в шесть часов вечера. В моем кабинете. Если кто спросит, у тебя дополнительные занятия по зельеделию. Те, кто видел тебя на моих уроках, не станут отрицать, что ты в этом нуждаешься.