Вспоминать о возрождении Вольдеморта было нелегко. Но Рита старалась выудить мельчайшие подробности, и Гарри изо всех сил напрягал память, понимая, что обязан воспользоваться этим шансом, поскольку другого может и не быть. Интересно, как воспримут его историю? Надо полагать, многие лишь уверятся в его невменяемости – не в последнюю очередь потому, что интервью выйдет в журнале, где печатают бредовые россказни про складкорогих стеклопов. Но после побега Беллатрикс Лестранж и ее соратников Гарри сжигало желание сделать хоть что-нибудь, а уж поможет или нет – увидим…
– Прямо не терпится посмотреть, что скажет Кхембридж! – воскликнул потрясенный Дин за ужином в понедельник.
Шеймас сидел по другую сторону от него и жадно поглощал пирог с курицей и ветчиной, но чувствовалось, что он внимательно прислушивается.
– Ты правильно поступаешь, Гарри, – сказал Невилл, сидевший напротив. Он сильно побледнел, но все-таки очень тихо продолжил: – Тяжело было… наверное… вспоминать?
– Да, – пробормотал Гарри, – но люди должны знать, на что способен Вольдеморт.
– Вот именно, – кивнул Невилл, – и не только Вольдеморт, его приспешники тоже… все должны знать…
Невилл не договорил и стал доедать печеную картошку. Шеймас поднял глаза, но, встретившись взглядом с Гарри, вновь уткнулся в тарелку. Вскоре Дин, Шеймас и Невилл отправились в гриффиндорскую башню, а Гарри с Гермионой остались за столом ждать Рона, который еще не вернулся с тренировки.
В Большой зал вошли Чо Чан и ее подруга Мариэтта. У Гарри сразу подвело живот, но Чо, даже не обернувшись, уселась к нему спиной. Гермиона, посмотрев на стол «Вранзора», бодро поинтересовалась:
– Кстати, а что у вас произошло? Почему ты пришел со свидания так рано?
– Раз уж ты спрашиваешь… в сущности, – протянул Гарри, придвигая к себе блюдо с рассыпчатым пирогом из ревеня и накладывая добавку, – это было не свидание, а катастрофа.
И рассказал Гермионе о сцене в кафе мадам Пуднафут.
– …а потом, – закончил он, проглотив последний кусочек пирога, – она вскочила и говорит: «До свидания, Гарри»! И выбежала на улицу! – Гарри отложил ложку и удрученно посмотрел на Гермиону: – Ну вот скажи, что все это значит? А?
Гермиона, поглядев на затылок Чо, вздохнула.
– Ох, Гарри, Гарри, – она грустно покачала головой, – извини, но ты был довольно бестактен.
– Я бестактен? – возмутился Гарри. – А она? Все было хорошо, а она вдруг заявляет, что Роджер Дэйвис звал ее на свидание, и давай рассказывать, как ходила в это идиотское кафе обниматься с Седриком!.. А мне каково?
– Понимаешь, – сказала Гермиона с беспредельным терпением человека, который вынужден объяснять чрезмерно возбудимому полуторагодовалому малышу, что один плюс один будет два, – не надо было посреди свидания говорить, что ты хочешь встретиться со мной.
– Но, но, – захлебнулся Гарри, – но… Ты же сама просила, чтобы я пришел в двенадцать и привел ее с собой! Как бы я пошел?
– Надо было по-другому, – все тем же противным снисходительным тоном объяснила Гермиона. – Сказать, например, что это ужасно некстати, но я вынудила тебя пообещать, что ты придешь в «Три метлы», а тебе ужасно не хочется и вообще ты рассчитывал провести весь день с ней, но раз уж так вышло, то пожалуйста, пожалуйста, не могла бы она пойти с тобой, потому что, может быть, тогда тебе удастся пораньше от меня отделаться. И еще неплохо было бы сказать, какой уродиной ты меня считаешь, – подумав, добавила Гермиона.
– Но я вовсе не считаю тебя уродиной, – смутился Гарри.
Гермиона засмеялась.
– Гарри, ты еще хуже Рона… хотя, пожалуй, все-таки нет, – вздохнула она. В Большой зал как раз ввалился хмурый Рон, весь измазанный грязью. – Понимаешь… Когда ты сказал, что встречаешься со мной, Чо расстроилась и решила заставить тебя ревновать. Она хотела понять, сильно ли тебе нравится.
– Так вот оно что… – протянул Гарри. Рон рухнул на скамью напротив и начал подтаскивать к себе все стоявшие поблизости тарелки. – А не проще прямо спросить, кто мне нравится больше – ты или она?
– Девочки обычно таких вопросов не задают, – ответила Гермиона.
– А должны бы! – с чувством воскликнул Гарри. – Я бы тогда так и сказал: ты мне очень нравишься. И ей не пришлось бы впадать в истерику из-за смерти Седрика!
– Я не говорю, что ее поведение разумно, – заметила Гермиона. Тут к ним присоединилась Джинни, тоже вся в грязи и расстроенная. – Я пытаюсь объяснить, что она в тот момент чувствовала.
– Гермиона, тебе надо написать книжку для мальчиков, – изрек Рон, нарезая картошку, – с толкованиями девчачьих фортелей.
– Точно, – горячо поддержал Гарри, глядя на стол «Вранзора». Чо встала и, упорно не глядя на него, ушла. Огорченный, он повернулся к Рону и Джинни: – Как прошла тренировка?
– Кошмарно, – хмуро буркнул Рон.
– Брось, – сказала Гермиона и посмотрела на Джинни, – наверняка все было не так уж и…
– Так уж, так уж, – закивала Джинни, – даже хуже. Ангелина под конец чуть не плакала.
Рон и Джинни пошли мыться и переодеваться; Гарри и Гермиона вернулись в шумную общую гостиную к привычной горе домашних заданий. Гарри успел полчаса провозиться с новой звездной картой по астрономии, когда к нему подошли Фред и Джордж.
– Рона с Джинни нет? – Фред огляделся, подвинул себе стул и, когда Гарри помотал головой, продолжил: – Хорошо. Мы смотрели их тренировку. На матче из них сделают котлету. Без нас это не команда, а ерунда какая-то.
– Да ладно тебе, Джинни вполне ничего, – честно прибавил Джордж, усаживаясь рядом с Фредом. – Даже не знаю, как она умудрилась научиться, мы же ее вечно прогоняли.
– А она с шести лет залезала в сарай и тайком брала ваши метлы, по очереди, – раздался голос Гермионы из-за шаткой башни учебников по древним рунам.
– А-а, – протянул Джордж, слегка удивившись. – Тогда понятно.
– Рону удалось взять хоть один мяч? – Глаза Гермионы появились над «Магическими иероглифами и логограммами».
– Вообще-то, когда он забывает, что на него смотрят, у него все получается. – Фред закатил глаза к потолку. – Придется в субботу попросить народ поворачиваться к стадиону спиной, когда Кваффл будет пролетать возле Рона.
Он нервно вскочил, отошел к окну и уставился в темноту.
– Знаете, без квидиша в школе делать нечего.
Гермиона посмотрела на него укоризненно:
– А экзамены?
– Я же говорю, П.А.У.К. нас мало интересует, – ответил Фред. – Злостные закуски готовы. Мы теперь знаем, как избавляться от фурункулов: пара капель маринада горегубки – и порядок. Ли подсказал.
Джордж широко зевнул и печально посмотрел на облачное ночное небо.
– Даже не знаю, хочу ли я идти на этот матч. Представляете, что будет, если нас сделает Захария Смит? Я, наверно, убью себя.
– Лучше его, – отозвался Фред.
– Вот это в квидише и плохо, – рассеянно пробормотала Гермиона, склоняясь над переводом, – из-за него между колледжами возникает вражда.
Она подняла глаза, чтобы найти «Тарабарий Толковиана», и увидела, что Фред, Джордж и Гарри взирают на нее в недоуменном отвращении.
– А что? Так и есть! – упрямо мотнула головой Гермиона. – Это же всего-навсего игра!
– Гермиона, – покачал головой Гарри, – ты, конечно, хорошо разбираешься в чувствах, но в квидише ты ровным счетом ничего не смыслишь.
– Возможно, – мрачно согласилась Гермиона и снова взялась за перевод, – зато мое настроение не зависит от спортивных достижений Рона.
Гарри скорее бы спрыгнул с астрономической башни, чем согласился с Гермионой, но в субботу, наблюдая за игрой, понял, что готов отдать любые деньги за равнодушие к квидишу.
Лучшим в этом матче была его непродолжительность: агония гриффиндорских болельщиков продлилась всего двадцать две минуты. Что было худшим, сразу не скажешь: Рон совершенно по-идиотски пропустил четырнадцатый мяч; Слопер, метивший в Нападалу, попал битой Ангелине по губам; Кёрк при виде Захарии Смита с Кваффлом в руках завопил от страха и скатился с метлы… Правда, как ни удивительно, «Гриффиндор» проиграл всего десять очков: Джинни ухитрилась выхватить Проныру из-под носа хуффльпуффского Ловчего Соммерби, и счет в итоге стал 240: 230.
– Молодец, – похвалил Гарри. Все сидели в общей гостиной, печальные, как после похорон.
– Мне просто повезло, – пожала плечами Джинни. – Проныра был какой-то вялый, а Соммерби простужен, он как раз чихнул и закрыл глаза. А, ладно!.. Вот когда ты вернешься в команду…
– Джинни, мне запретили играть пожизненно.
– Не пожизненно, а пока в школе Кхембридж, – поправила Джинни. – Две большие разницы. Короче, когда ты вернешься, я хочу попробоваться в Охотники. Ангелина с Алисией в следующем году уйдут, а мне больше нравится забивать, чем гоняться за Пронырой.
Гарри поискал глазами Рона. Тот сидел в углу, глядя на собственные колени и сжимая в руке усладэль.
– Ангелина не дает ему уйти из команды. – Джинни словно прочитала мысли Гарри. – Говорит: я знаю, у тебя есть способности.
За такую веру Гарри был глубоко благодарен Ангелине, но в то же время считал, что гуманнее все-таки Рона отпустить. Сегодня бедняга опять ушел со стадиона под громогласную песню «Уизли – наш король!», которую с удовольствием горланили слизеринцы – нынешние фавориты квидишного кубка.
Подошли Фред с Джорджем.
– Язык не поворачивается над ним шутить, – сказал Фред, бросив взгляд на сгорбленную фигуру в углу. – Хотя… как он прошляпил четырнадцатый…
Фред бешено заколотил руками по воздуху, словно пытался стоя плыть по-собачьи.
– …ладно, прибережем шутки до лучших времен.
Очень скоро Рон встал и поплелся спать. Из уважения к его чувствам Гарри немного подождал, прежде чем отправиться наверх: если Рон хочет, пусть притворится спящим. И действительно, когда Гарри вошел в спальню, Рон громко – неправдоподобно громко – храпел.
Гарри лег и стал вспоминать матч. Как обидно наблюдать за игрой со стороны! Джинни играла неплохо, но сам он поймал бы Проныру значительно быстрее… был момент, когда мячик завис у лодыжки Кёрка; если бы Джинни не растерялась, «Гриффиндор» мог и выиграть…