Голос Страунса стих. Гарри вспомнил Диагон-аллею – какой он дурак! Видел же Страунса в тот день, даже здоровался с ним за руку в «Дырявом котле»!
Страунс тихо ругнулся.
– Не понимаю… Может, камень – внутри зеркала? Разбить его, что ли?
Мысли Гарри летели, опережая друг друга.
«Чего я сейчас хочу больше всего на свете? – думал он. – Найти камень раньше Страунса. Значит, если я посмотрю в зеркало – увижу, как я его нахожу, то есть увижу, где он спрятан! Как посмотреть в зеркало, чтобы Страунс не догадался?»
Он попробовал незаметно передвинуться левее, ближе к зеркалу, однако ноги были слишком крепко стянуты веревками. Гарри оступился и упал. Страунс и головы не повернул – он разговаривал сам с собой:
– Что же делает это проклятое зеркало? Как оно действует? Помогите мне, господин!
К ужасу Гарри, ответил голос, исходивший, казалось, из нутра Страунса: – Мальчишка… Мальчишка…
Страунс резко повернулся к Гарри:
– Так, Поттер, – сюда.
Он хлопнул в ладоши, и веревки упали. Гарри медленно поднялся.
– Сюда, – повторил Страунс. – Посмотри в зеркало и скажи, что видишь.
Гарри пошел к нему.
«Надо соврать, – в отчаянии подумал он. – Посмотреть в зеркало и придумать, что вижу, вот и все».
Страунс шагнул ближе. От его тюрбана очень странно пахло. Гарри зажмурился, встал перед зеркалом и снова открыл глаза.
Сначала он увидел только свое отражение, бледное и испуганное. Но мгновение спустя оно улыбнулось. Запустило руку в карман и вытащило кроваво-красный камень. Затем подмигнуло и спрятало камень обратно в карман – и в тот же миг в настоящий карман Гарри упало что-то тяжелое. Как-то – невероятно! – камень оказался у него.
– Ну? – нетерпеливо спросил Страунс. – Что ты видишь?
Гарри собрал в кулак всю свою храбрость.
– Я пожимаю руку Думбльдору, – сочинил он. – Я… выиграл «Гриффиндору» кубок школы.
Страунс снова ругнулся.
– Пошел отсюда, – рявкнул он.
Гарри отошел от зеркала, ногой ощущая тяжесть камня. Ну что, попробовать сбежать?
Однако он не успел сделать и пяти шагов, как опять раздался пронзительный голос, хотя Страунс даже не шевелил губами:
– Он лжет… он лжет…
– Поттер, вернись! – закричал Страунс. – Правду! Что ты видел?
Снова заговорил пронзительный голос:
– Дай мне с ним поговорить… лицом к лицу…
– Господин, вы недостаточно сильны!
– Для этого… мне сил хватит…
Гарри прирос к месту, точно снова попал в Силки Дьявола. Он был не в силах шевельнуться. Окаменев, он смотрел, как Страунс разворачивает тюрбан. Что происходит? Тюрбан упал. Без него голова Страунса казалась до нелепого крошечной. Затем профессор медленно повернулся к мальчику спиной.
Гарри и хотел бы закричать, но не мог. С затылка смотрело лицо, и Гарри в жизни не видал лиц ужаснее. Белое как мел, с горящими красными глазами и змеиными прорезями ноздрей.
– Гарри Поттер… – проговорило оно.
Гарри хотел было попятиться, однако ноги не слушались.
– Видишь, во что я превратился? – спросило лицо. – Тень, призрак… Населяю чужое тело… Впрочем, всегда найдутся те, кто готов впустить меня в свою душу, в свой разум… За последние недели кровь единорога укрепила мои силы… В лесу ты видел, как верный Страунс пил ее за меня… А теперь, с Эликсиром Жизни, я опять создам себе тело… Ну что… не отдашь ли камень, который прячешь в кармане?
Знает! Ноги Гарри вдруг ожили. Он отшатнулся.
– Не валяй дурака, – злобно скривилось лицо. – Лучше спасай свою жизнь, иди ко мне… Не то будет как с твоими родителями… Они умирали, моля о пощаде…
– ВРЕШЬ! – вдруг заорал Гарри.
Страунс надвигался спиной, чтобы Вольдеморт видел Гарри. Злобное лицо ухмылялось.
– Как трогательно… – шелестело оно. – Я всегда ценил храбрость… Да, юноша, твои родители были храбры… Сначала я убил твоего отца, и он сражался отчаянно… Но твоей матери вовсе не нужно было умирать… Однако она защищала тебя… Отдай камень, если не хочешь, чтобы смерть ее оказалась напрасной.
– НИ ЗА ЧТО!
Гарри прыгнул к полыхающей двери, но Вольдеморт завопил:
– Держи его! – и рука Страунса сжала Гарри запястье.
Острая боль пронзила шрам на лбу; казалось, голова сейчас расколется пополам. Гарри закричал, изо всех сил отбиваясь, – и, как ни странно, вырвался. Головная боль ослабла – он заозирался, не понимая, куда делся Страунс. Тот корчился от боли: пальцы его стремительно покрывались волдырями ожогов.
– Хватай его! ХВАТАЙ! – снова заскрежетал Вольдеморт, и Страунс бросился на Гарри, сбил с ног и упал сверху, сдавив ему шею ладонями.
От боли во лбу Гарри почти ослеп, но и Страунс выл в агонии:
– Господин, я не могу его удержать – руки… мои руки!
Прижимая Гарри к земле коленями, Страунс отнял руки от горла и потрясенно уставился на свои ладони – их обожгло до мяса.
– Тогда убей его, болван, и покончим с этим! – завизжал Вольдеморт.
Страунс поднял руку, чтобы произнести смертное проклятие, но Гарри инстинктивно схватился за его лицо…
– А-А-А-А-А-А!
Страунс скатился на пол. Лицо его пошло волдырями. Страунс не мог коснуться кожи Гарри – боль невыносима, а значит, единственный шанс спастись – не отпускать Страунса: боль не даст ему произнести заклятие.
Гарри вскочил, из последних сил вцепился в руку Страунса и повис. Тот завопил и стал вырываться. Головная боль у Гарри нарастала, он уже ничего не видел – только слышал ужасающие крики Страунса и визг Вольдеморта: «УБЕЙ ЕГО! УБЕЙ!» – и еще какие-то голоса – наверное, только у него в голове – плакали: «Гарри! Гарри!»
Он почувствовал, как рука Страунса вырывается из его хватки, понял, что все пропало, и провалился в черноту, вниз… вниз… вниз…
Что-то золотое сверкнуло над ним. Проныра! Он хотел схватить мяч, но руки слишком отяжелели.
Он моргнул. Никакой это не Проныра. Это очки. Странно.
Он снова моргнул. Перед ним всплыло улыбающееся лицо Альбуса Думбльдора.
– Здравствуй, Гарри, – сказал Думбльдор.
Гарри уставился на него. И вдруг вспомнил:
– Сэр! Камень! Это Страунс! Камень у него! Скорее, сэр…
– Тише, мальчик, ты немного отстал от жизни, – сказал Думбльдор. – Камня у Страунса нет.
– А у кого же он? Сэр, я…
– Гарри, спокойней, прошу тебя, не то мадам Помфри меня отсюда выгонит.
Гарри сглотнул и осмотрелся. Он, оказывается, в лазарете. Лежит в кровати под белыми простынями, а на тумбочке – гора сладостей: где-то полкондитерской, не меньше.
– Подарки от друзей и почитателей, – широко улыбнулся Думбльдор. – То, что произошло между тобой и профессором Страунсом в подземелье, – строжайший секрет, и потому, разумеется, вся школа уже в курсе. Твои друзья, господа Фред и Джордж Уизли, хотели прислать крышку от унитаза – вне всякого сомнения, рассчитывали тебя позабавить. Однако мадам Помфри сочла презент не вполне гигиеничным и конфисковала.
– Сколько я уже здесь?
– Три дня. Мистер Рональд Уизли и мисс Грейнджер будут рады узнать, что ты пришел в себя. Они очень беспокоились.
– Но, сэр, камень…
– Вижу, тебя не так просто сбить. Что ж. Камень. Профессору Страунсу не удалось его у тебя отобрать. Я прибыл вовремя и помешал, хотя, должен сказать, ты и сам неплохо справлялся.
– Вы там были? Вы получили сову Гермионы?
– Должно быть, мы разминулись в воздухе. Едва добравшись до Лондона, я понял, что должен быть там, откуда только что прибыл. И как раз успел стащить с тебя Страунса…
– Так это были вы.
– Я боялся, что опоздал.
– Почти что. Я бы еще недолго продержался…
– Не о камне речь, мой мальчик, а о тебе… Эта схватка чуть было тебя не прикончила. На один ужасный миг я решил, что ты погиб. А камень – что… Он уничтожен.
– Уничтожен? – растерялся Гарри. – Но как же ваш друг – Николя Фламель?..
– А, ты знаешь про Николя? – просиял Думбльдор. – Во всем разобрался, не так ли? Что ж, мы с Николя побеседовали и решили, что оно и к лучшему.
– Но ведь теперь он и его жена умрут?
– Им хватит Эликсира, чтобы привести в порядок дела, а затем – да, они умрут. – Думбльдор улыбнулся, прочтя недоумение в лице Гарри. – Ты молод и, конечно, не поверишь, но для Николя и Перенеллы смерть придет как сон после долгого, очень долгого дня. В конце концов, для дисциплинированного сознания что есть смерть, как не новое замечательное приключение? А камень этот не так уж и хорош. Вволю денег и жить сколько захочешь – этого попросил бы любой человек. Люди имеют свойство просить того, что для них всего губительнее, – вот их беда.
Гарри лежал, потеряв дар речи. Думбльдор помычал себе под нос и улыбнулся в потолок.
– Сэр? – сказал Гарри. – Я вот подумал… Даже если камня больше нет, Воль… то есть Сами-Знаете-Кто…
– Называй его Вольдеморт, Гарри. Всегда называй вещи своими именами. Страх перед именем лишь усугубляет страх перед обладателем имени.
– Да, сэр. В общем, Вольдеморт ведь снова попытается вернуться? Он же никуда не делся?
– Нет, Гарри, не делся. Он где-то есть и, наверное, подыскивает себе новое тело… Он жив не по-настоящему, а значит, и убить его нельзя. Он бросил Страунса умирать; он не знает жалости ни к врагам, ни к друзьям. Тем не менее, Гарри, хотя ты всего лишь отсрочил его возвращение, быть может, в следующий раз найдется кто-нибудь другой, готовый к безнадежной битве, – и если Вольдеморту раз за разом давать отпор, возможно, он вообще не вернется к власти.
Гарри кивнул, но от этого заболела голова. Он сказал:
– Сэр, я бы хотел спросить еще… только я хочу знать правду…
– Правду. – Думбльдор глубоко вздохнул. – Правда – штука прекрасная и опасная, с ней надлежит обращаться с величайшей осторожностью. Однако я отвечу – если только не найду поистине веских оснований не отвечать, и в таком случае покорнейше прошу меня извинить. Лгать, разумеется, я не стану.
– В общем… Вольдеморт сказал, что ему пришлось убить мою маму, потому что она защищала меня. Но зачем ему было убивать