– Ах, какое убожество! – прозвенел девичий голосок так отчетливо, словно его обладательница стояла прямо в комнате. – Том, почему твой отец не прикажет снести эту лачугу?
– Она не наша, – ответил юношеский голос. – По ту сторону дороги все принадлежит нам, а здесь живет нищий старикашка Монстер и его дети. Сынок, кстати, полный псих. Слышала бы ты, что про него рассказывают в деревне…
Девушка рассмеялась. Цокот копыт становился все громче. Морфин дернулся, собираясь встать с кресла.
– Сиди, – предупредил его отец на серпентарго.
– Том, – девичий голосок звучал очень близко; видимо, они уже были напротив дома, – может, я ошибаюсь… но, кажется, к двери кто-то прибил змею…
– Святые небеса, и правда! – ответил юноша. – Наверное, сынок; я же говорю, у него с головой не в порядке. Не смотри туда, Сесилия, дорогая.
Цокот стал удаляться.
– «Дорогая», – прошептал Морфин сестре на серпентарго. – «Дорогая», так он ее назвал. Значит, все равно он тебя не возьмет.
Меропа совсем побелела. Гарри боялся, что она вот-вот упадет в обморок.
– Что такое? – вмешался Монстер. Он тоже говорил на серпентарго, переводя взгляд с сына на дочь. – О чем ты, Морфин?
– Она любит глазеть на этого мугла, – злорадно ответил Морфин, глядя на сестру, которая от страха остолбенела. – Вечно торчит в саду, когда он проезжает, пялится сквозь изгородь. А ночью…
Меропа умоляюще вскинула голову, но Морфин безжалостно продолжал:
– Чуть из окна не вывалилась, все ждала, когда он проедет домой!
– Смотрела из окна на мугла? – тихо проговорил Монстер.
Монстеры начисто забыли про Огдена. Тот в раздраженном изумлении следил за новым всплеском непонятного шипа и хрипа.
– Это правда? – помертвевшим голосом спросил Монстер и сделал пару шагов к испуганной дочери. – Моя дочь… семя Салазара Слизерина… сохнет по грязнокровому муглу?
Меропа, не в силах произнести ни слова, отчаянно затрясла головой и вжалась в стену.
– Но уж я ему показал, отец! – захехекал Морфин. – Подстерег, когда он проезжал! С прыщами он уже не такой красавчик, верно, Меропа?
– Ах ты паршивая шваха, ах ты грязная предательница! – не владея собой, взревел Монстер и обхватил руками горло дочери.
Огден и Гарри хором завопили: «Нет!» Огден поднял волшебную палочку и выкрикнул:
– Релашио!
Монстер отлетел от дочери, задел стул и упал на спину. Морфин с яростным воем вскочил с кресла и ринулся на Огдена, потрясая окровавленным ножом и паля во все стороны заклинаниями.
Огдену оставалось только спасать свою жизнь. Думбльдор махнул рукой – мол, надо идти за ним; Гарри повиновался. Им вслед неслись крики Меропы.
Огден, прикрывая руками голову, понесся по тропинке, выскочил на дорогу и столкнулся с лоснящимся гнедым скакуном, на котором сидел очень красивый темноволосый юноша. Он и хорошенькая девушка, ехавшая рядом на серой лошади, громко расхохотались. Огден, с ног до головы в пыли, отлетел от лошадиного бока и помчался дальше. Он бежал, не разбирая дороги, и полы его сюртука развевались.
– Думаю, этого достаточно, Гарри, – сказал Думбльдор, взял Гарри под локоть и легонько потянул. Они невесомо проскользили сквозь тьму и приземлились в кабинете. Там уже сгустились сумерки. Думбльдор мановением палочки зажег лампы, и Гарри сразу спросил:
– Что случилось с девушкой? Меропой или как ее там?
– О, ничего страшного, – ответил Думбльдор. Он уселся за письменный стол и жестом пригласил Гарри последовать своему примеру. – Огден аппарировал в министерство и буквально через пятнадцать минут вернулся с подкреплением. Морфин с отцом дрались, но их одолели и забрали из дома. Впоследствии Мудрейх приговорил их к заключению в Азкабан. Морфин, за которым уже числился ряд нападений на муглов, получил три года. Ярволо ранил, кроме Огдена, нескольких министерских служащих, и получил шесть месяцев.
– Ярволо? – изумленно повторил Гарри.
– Совершенно верно. – Думбльдор одобрительно улыбнулся. – Рад, что это не ускользнуло от твоего внимания.
– То есть этот старик…
– Дед Вольдеморта, – кивнул Думбльдор. – Ярволо, его сын Морфин и дочь Меропа были последними представителями семейства Монстеров, очень древнего колдовского рода, знаменитого редкой жестокостью и многочисленными психическими болезнями – следствием привычки заключать браки между кузенами и кузинами. Отсутствие здравого смысла в сочетании с большой любовью к роскоши привели к тому, что семейное состояние было промотано еще за несколько поколений до Ярволо. Он, как ты сам видел, оказался в полной нищете – в придачу к весьма дурному характеру, фантастической гордыне и самовлюбленности да парочке фамильных ценностей, которыми он дорожил не меньше, чем сыном, и гораздо больше, чем дочерью.
– Значит, Меропа, – Гарри подался вперед и пристально посмотрел на Думбльдора, – Меропа… Сэр, значит, она… мать Вольдеморта?
– Да, – кивнул Думбльдор. – И нам посчастливилось мельком увидеть его отца. Ты заметил?
– Мугл, на которого напал Морфин? Человек на коне?
– Замечательно, – просиял Думбльдор. – Да, то был Том Реддль-старший, красавец-мугл, имевший обыкновение проезжать мимо домика Монстеров. Меропа питала к нему тайную жгучую страсть.
– И они поженились? – недоверчиво спросил Гарри, не в силах представить себе менее подходящей пары.
– Ты, кажется, забыл, – сказал Думбльдор, – что Меропа была ведьмой. Вряд ли она могла выгодно продемонстрировать свои колдовские способности при тиране-отце. Но, когда Ярволо и Морфин угодили в Азкабан, она впервые за восемнадцать лет оказалась свободна и наверняка решила воспользоваться тем, что умела, дабы изменить свою несчастную жизнь. Догадываешься, как Меропа заставила Тома Реддля влюбиться в нее и забыть подругу-муглянку?
– Проклятие подвластия? – предположил Гарри. – Любовное зелье?
– Очень хорошо. Лично я склоняюсь к любовному зелью. Я думаю, она сочла бы, что это романтичнее. К тому же вряд ли трудно было жарким полднем убедить Тома, когда он проезжал мимо один, выпить воды. Так или иначе, уже через несколько месяцев после сцены, свидетелями которой мы стали, жители Малого Висельтона жарко обсуждали невероятное происшествие – побег сына сквайра с нищенкой Меропой. Можешь представить, сколько было сплетен… Но потрясение деревенских жителей не шло ни в какое сравнение с возмущением Ярволо. Он вернулся из Азкабана, рассчитывая увидеть покорную дочь и горячий обед на столе, а вместо этого нашел дюймовый слой пыли да прощальную записку… Насколько я знаю, он с тех пор не произносил имени дочери и даже не упоминал о ее существовании. Предательство Меропы, вероятно, приблизило его смерть – впрочем, не исключено, что он просто не научился самостоятельно стряпать. После Азкабана он очень ослабел и не дождался возвращения Морфина из тюрьмы.
– А Меропа? Она… умерла, да? Ведь Вольдеморт воспитывался в приюте?
– Да, – ответил Думбльдор. – Конечно, здесь мы опять обращаемся к сфере догадок, но все же дальнейший ход событий не так трудно вычислить. Дело в том, что через несколько месяцев после тайной свадьбы Том Реддль вернулся домой без жены. По слухам, он утверждал, что его «околпачили», «обдурили». Я думаю, он знал, что одно время находился под воздействием колдовских чар, но, осмелюсь предположить, не рассказывал об этом в таких выражениях, опасаясь, что его примут за сумасшедшего. Однако люди решили, что Меропа солгала ему, притворилась, будто ждет ребенка, и потому он на ней женился.
– Она же действительно родила ребенка.
– Да, но только через год после свадьбы. Том Реддль бросил ее беременную.
– А что случилось? – спросил Гарри. – Почему перестало действовать любовное зелье?
– Опять же остается только гадать, – проговорил Думбльдор. – Мне кажется, Меропа так сильно любила мужа, что не могла держать его в рабстве колдовством и решила отказаться от зелья. Она была без ума от него и, наверное, убедила себя, что и он влюбился в нее по-настоящему. Или считала, что он останется с ней ради ребенка. В любом случае бедняжка ошиблась. Он бросил ее, никогда не искал с ней встреч и не потрудился узнать, что стало с сыном.
Небо за окном стало чернильно-черным; лампы как будто засветились ярче.
– Пожалуй, Гарри, на сегодня достаточно, – чуть погодя сказал Думбльдор.
– Да, сэр.
Гарри встал, но не спешил уходить.
– Сэр… а это важно – знать прошлое Вольдеморта?
– Очень важно, – ответил Думбльдор.
– А это… имеет отношение к пророчеству?
– Самое прямое.
– Понятно. – Гарри, хоть и недоумевал, все же успокоился.
Он шагнул к двери, но вспомнил еще кое-что и снова обернулся:
– Сэр, а Рону с Гермионой можно рассказать?
Думбльдор, подумав, ответил:
– Да. Полагаю, мистер Уизли и мисс Грейнджер доказали, что им можно доверять. Но, Гарри, пожалуйста, попроси их не рассказывать никому больше. Нехорошо, если пойдут слухи о том, сколько мне всего известно о тайнах лорда Вольдеморта.
– Нет, сэр, кроме них, никто не узнает. Спокойной ночи.
Он почти уже дошел до двери, когда вдруг увидел на одном из тонконогих столиков с хрупкими серебряными приборами уродливое золотое кольцо с большим, надтреснутым черным камнем. Уставившись на него, Гарри пробормотал:
– Сэр, это кольцо…
– Да? – откликнулся Думбльдор.
– Я видел его на вас, когда мы были у профессора Дивангарда.
– Верно, – признал Думбльдор.
– Но это же… сэр, это же то кольцо, которое Ярволо Монстер показал Огдену?
Думбльдор кивнул:
– То самое.
– Но как?.. Оно всегда у вас было?
– Нет, оно попало ко мне совсем недавно, – сказал Думбльдор. – Буквально за несколько дней до того, как я забрал тебя от дяди с тетей.
– Примерно тогда же вы повредили руку, да, сэр?
– Примерно, да.
Гарри замер в нерешительности. Думбльдор улыбался.