– А вы никому не рассказывали, какой он был в приюте? – спросил Гарри.
– Нет. Реддль, похоже, нисколько не раскаи-вался, но я не исключал, что он стыдится былых грехов и хочет начать жизнь с чистого листа. Я решил дать ему шанс.
Думбльдор замолчал и вопросительно посмотрел на Гарри. Тот открыл рот, собираясь заговорить. Вот вам, пожалуйста: вопреки здравому смыслу Думбльдор готов доверять всякому негодяю! Но затем Гарри кое-что вспомнил.
– Но вы не доверяли ему по-настоящему, да? Он сам говорил… Реддль, который вышел из дневника… «Думбльдор никогда не любил меня, в отличие от прочих учителей».
– Ну, скажем… не безоговорочно, – ответил Думбльдор. – Как ты помнишь, я решил за ним последить. Но, признаюсь, вначале мало что узнал. Том был настороже – видимо, понимал, что в эйфории от осознания своей истинной сущности слишком со мной разоткровенничался. Он старался больше ничего не выдавать, однако не мог забрать обратно ни своих слов, ни рассказа миссис Коул. Впрочем, ему хватало ума не пытаться меня очаровать, как он это проделывал со многими моими коллегами… За годы обучения он собрал вокруг себя группу преданных друзей; называю их так за неимением лучшего слова – как я уже говорил, Реддль не питал к ним теплых чувств. Их компания обладала зловещим, но притягательным шармом. Пестрое собрание; к Реддлю тянулись слабые в поисках защиты, амбициозные – в надежде разделить его славу и агрессивные, которые нуждались в лидере, способном научить высшей, утонченной жестокости. Иными словами, подобие его нынешней гвардии; и после «Хогварца» некоторые действительно стали первыми Упивающимися Смертью… Реддль жестко их контролировал, и они никогда не совершали злодеяний открыто, однако те семь лет были отмечены многочисленными неприятными инцидентами, хотя причастность окружения Реддля никогда не удавалось установить наверняка. Самым серьезным преступлением было, разумеется, открытие Тайной комнаты, которое привело к смерти девочки. Как ты помнишь, в этом ошибочно обвинили Огрида… Я собрал совсем немного сведений о Реддле в «Хогварце», – сказал Думбльдор, положив сморщенную руку на дубльдум. – Мало кто был готов поделиться воспоминаниями: люди слишком боялись. Все, что я знаю, добыто уже после того, как он закончил «Хогварц», ценой многих усилий. Кого-то я разговорил хитростью, что-то почерпнул из старых записей, что-то узнал из допросов свидетелей, как муглов, так и колдунов… Те, кого я сумел разговорить, поведали, что Реддль был одержим своим происхождением. Вполне объяснимо, конечно: он вырос в приюте и, естественно, хотел знать почему. Он тщетно искал Тома Реддля-старшего на табличках в трофейной, изучал списки старост в школьных архивах и даже штудировал учебники колдовской истории. В конце концов он вынужден был смириться и признать, что его отец никогда не переступал порог «Хогварца». Мне представляется, что именно тогда он отрекся от своего имени, назвался лордом Вольдемортом и занялся поисками прежде презираемой семьи матери – которая, напоминаю, с его точки зрения, не могла быть ведьмой, коль скоро поддалась столь постыдной человеческой слабости, как смерть… В приюте ему сообщили, что отца его матери звали Ярволо; только на это и приходилось опираться. Реддль упорно просматривал родословные книги древних колдовских фамилий и наконец узнал о существовании потомков Слизерина. На шестнадцатом году жизни, летом, он покинул приют, куда возвращался ежегодно, и отправился на поиски своих родственников, Монстеров. А теперь, Гарри, встань, будь любезен…
Думбльдор поднялся из-за стола, и Гарри увидел у него в руках хрустальный пузырек с клубящимися перламутровыми воспоминаниями.
– Мне очень повезло, что я это достал, – сказал Думбльдор, выливая поблескивающую субстанцию в дубльдум. – После ты все поймешь. Ну что, поехали?
Гарри шагнул к чаше и послушно наклонился. Его лицо коснулось поверхности воспоминаний; он привычно полетел в пустоту и вскоре опустился на грязный каменный пол. Кругом была почти полная темнота.
Он узнал это место лишь спустя несколько секунд – Думбльдор успел приземлиться рядом. В доме Монстеров царило невообразимое запустение; Гарри никогда такого не видел. Потолок толстым слоем затянула паутина; пол покрывала пленка жирной пыли; на столе вперемежку с чешуйчатой от грязи посудой гнила заплесневелая еда. Единственным источником света служил огарок, стоявший у ног мужчины с настолько длинными волосами и бородой, что они полностью закрывали его глаза и рот. Мужчина обмяк в кресле у камина – Гарри даже показалось, что он мертв. Но тут раздался громкий стук в дверь, и человек, вздрогнув, проснулся. Он угрожающе воздел руки: в правой волшебная палочка, в левой – короткий нож.
Дверь заскрипела, отворилась. На пороге, держа старинную лампу, стоял юноша, которого Гарри сразу узнал: высокий, бледный, темноволосый и очень красивый Том Реддль.
Вольдеморт медленно обвел глазами лачугу и остановил взгляд на человеке в кресле. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем мужчина шатко поднялся, свалив пустые бутылки, которые теснились у его ног. Бутылки зазвенели и покатились по полу.
– ТЫ! – взревел он. – ТЫ!
И пьяно пошел на Реддля, выставив нож и палочку.
– Стой.
Это было сказано на серпентарго. Человек наткнулся на стол, опрокинув на пол замшелые кастрюли, и уставился на Реддля. Воцарилось молчание; хозяин и гость мерили друг друга глазами. Первым заговорил мужчина:
– Ты знаешь этот язык?
– Да, – ответил Реддль и вошел в дом. Дверь за ним захлопнулась.
Гарри невольно, хоть и с досадой, восхитился – Вольдеморт явно не боялся ничего. На лице его было написано лишь отвращение и, пожалуй, разочарование.
– Где Ярволо? – спросил он.
– Умер, – последовал ответ. – Уже давно, не знал?
Реддль нахмурился:
– А ты кто?
– Я Морфин, не знал?
– Сын Ярволо?
– Он самый, а кто ж?
Морфин откинул спутанные патлы с грязного лица, чтобы получше рассмотреть Реддля, и Гарри заметил на правой руке кольцо Ярволо с черным камнем.
– Я думал, ты тот мугл, – прошептал Морфин. – Ты прям копия.
– Какой мугл? – рявкнул Реддль.
– Который охмурил мою сестрицу и живет там, в большом доме. – Морфин неожиданно плюнул гостю под ноги. – Ты на рожу совсем как он. Реддль. Но он же ведь небось постарел? Он, как подумаешь, старше тебя…
Морфин стоял и оторопело покачивался, цепляясь за стол.
– Возвернулся он, ясно? – глупо прибавил он.
Вольдеморт не сводил глаз с Морфина, словно оценивая про себя его способности. Сейчас он придвинулся ближе и уточнил:
– Реддль вернулся?
– Ага, бросил ее, и поделом, будет знать, как выходить замуж за мразь! – Морфин опять плюнул на пол. – Да еще и обокрала нас! Где медальон, а? Где медальон Слизерина?
Вольдеморт молчал. Морфин быстро довел себя до исступления; он размахивал ножом и кричал:
– Обесчестила нас, шлюшка! А ты кто такой? Приперся тут и расспрашивает! Все забыто, ясно? Давно забыто все…
Он пошатнулся и случайно отвел глаза. Вольдеморт метнулся вперед. В тот же миг на дом упала очень странная тьма; она загасила лампу Вольдеморта и свечу Морфина, растворила все вокруг…
Пальцы Думбльдора плотно сомкнулись на руке Гарри; они воспарили и быстро возвратились в настоящее. После кромешной темноты мягкий золотой свет в кабинете Думбльдора буквально ослеплял.
– Это все? – сразу спросил Гарри. – Что случилось, почему так потемнело?
– Потому что дальше Морфин ничего не помнил, – ответил Думбльдор, жестом приглашая Гарри сесть. – Утром он очнулся на полу, один. Кольцо Ярволо исчезло… Тем временем по главной улице деревни Малый Висельтон бежала служанка. Она кричала, что в гостиной большого дома лежат три тела: Том Реддль-старший, его мать и отец… Власти муглов были в полном недоумении. Насколько я знаю, им до сих пор неизвестно, как умерли Реддли: Авада Кедавра не оставляет видимых повреждений… за единственным исключением, которое я сейчас вижу перед собой. – Думбльдор кивнул на шрам Гарри. – Зато в министерстве магии сразу поняли, что это колдовское убийство. Кроме того, там знали, что по другую сторону долины живет муглоненавистник – более того, муглоненавистник, отсидевший в тюрьме за нападение на одного из погибших… Министерство навестило Морфина. Его не пришлось допрашивать, не понадобились ни признавалиум, ни легилименция. Он признался в преступлении сразу и сообщил подробности, которые мог знать только убийца. Он заявил, что гордится своим поступком, что много лет ждал подходящего случая. Потом безропотно отдал палочку – как сразу выяснилось, орудие убийства – и безропотно отправился в Азкабан. Его беспокоило только то, что исчезло кольцо отца. «Я его потерял, он убьет меня, – твердил Морфин конвоирам. – Я потерял его кольцо, он меня убьет». И за всю свою жизнь он больше ни слова не говорил. Остаток дней он провел в Азкабане, оплакивая потерю наследства Ярволо, и похоронен около тюрьмы рядом с другими несчастными, кто зачах в ее стенах.
– Значит, Вольдеморт украл палочку Морфина и убил ею? – вздрогнул Гарри.
– Именно, – подтвердил Думбльдор. – У нас нет воспоминаний, которые бы это доказывали, но, думаю, можно с уверенностью утверждать, что так и было. Вольдеморт применил против дяди сногсшибатель, забрал его палочку и пошел через долину к «большому дому». Там он убил мугла, бросившего его мать-ведьму, а заодно и бабушку с дедушкой, истребив тем самым недостойный род Реддлей и отомстив отцу, который никогда его не хотел. Затем он вернулся в лачугу Монстеров, с помощью хитроумного волшебства внедрил в дядино сознание ложные воспоминания, положил палочку рядом с его бесчувственным телом, забрал перстень и скрылся.
– А Морфин так и не понял, что никого не убивал?
– Нет, – покачал головой Думбльдор. – Как я сказал, он дал полное признание и очень гордился собой.