– Вы все исправите, если передадите воспоминание мне, – ответил Гарри. – Это будет очень смелый и благородный поступок.
Огрид вздрогнул во сне и захрапел снова. Дивангард и Гарри смотрели друг на друга поверх догорающей свечи. Молчание длилось и длилось, но фортуна фортуната велела Гарри не прерывать его, ждать.
Наконец Дивангард очень медленно поднес руку к карману и достал волшебную палочку. Потом сунул другую руку под плащ и вытащил пустой флакон. Затем, по-прежнему не сводя глаз с Гарри, коснулся кончиком палочки виска и потянул оттуда серебристую нить воспоминаний. Нить тянулась и тянулась, а затем оборвалась, и он опустил ее во флакон. Воспоминание свернулось колечком на дне, заклубилось. Дивангард дрожащей рукой закупорил флакон и через стол передал Гарри.
– Большое спасибо, профессор.
– Ты хороший мальчик, – сказал профессор Дивангард. Слезы катились по его толстым щекам прямо в густые усы. – И у тебя ее глаза… не думай обо мне слишком плохо, когда все увидишь…
Тут он, совсем как Огрид, уронил голову на руки, испустил глубокий вздох и заснул.
Глава двадцать третьяОкаянты
Гарри прокрался обратно в замок, чувствуя, как выветривается фортуна фортуната. Парадная дверь по-прежнему была открыта, но на третьем этаже он едва не столкнулся с Дрюзгом и сумел избежать катастрофы только благодаря тому, что вовремя юркнул в знакомый проход. Поэтому, сняв плащ-невидимку перед портретом Толстой Тети, он нисколько не удивился самой прохладной встрече.
– Ну и сколько, по-твоему, времени?
– Простите, пожалуйста… пришлось выйти по очень важному делу…
– А пароль в полночь сменился! Будешь спать в коридоре!
– Вы шутите?! – вскричал Гарри. – С какой стати ему меняться в полночь?
– Так надо, – буркнула Толстая Тетя. – Если недоволен, иди к директору, усиление мер безопасности – его распоряжение.
– Отлично, – горько сказал Гарри, глядя на твердый пол. – Просто блеск. Я бы с радостью пошел к Думбльдору, будь он в школе, это же он хотел, чтобы я…
– Он в школе, – произнес чей-то голос за спиной у Гарри. – Профессор Думбльдор вернулся с час назад.
К Гарри подплывал Почти Безголовый Ник. Голова его, как всегда, шатко трепыхалась над плоеным воротником.
– Я знаю от Кровавого Барона, он сам видел, – поведал Ник. – Говорит, Думбльдор в хорошем настроении, только, разумеется, немного устал.
– Где он? – спросил Гарри; его сердце так и подпрыгнуло в груди.
– Завывает и трясет цепями в астрономической башне, его любимое занятие…
– Да не Барон, Думбльдор!
– А!.. Он у себя в кабинете, – сказал Ник. – Судя по словам Барона, у Думбльдора еще какое-то важное дело перед сном…
– Да уж, это точно! – Гарри едва не лопался от восторга, предвкушая, как расскажет Думбльдору о раздобытом воспоминании. Он развернулся и побежал назад по коридору, не обращая внимания на крики Толстой Тети:
– Вернись! Все нормально, я пошутила! Просто разозлилась, что ты меня разбудил! Пароль тот же: «солитёр»!
Но Гарри и след простыл. Вскоре он уже сказал «ирисочный эклер» Думбльдоровой горгулье, и та отпрыгнула вбок, пропустив его к винтовой лестнице.
– Войдите, – в ответ на стук раздался голос Думбльдора, очень и очень усталый.
Гарри толкнул дверь и вошел в кабинет, абсолютно такой же, как всегда, разве что за окнами стояла тьма, и в небе сверкали звезды.
– Помилуй, Гарри, – удивился Думбльдор. – В честь чего столь поздний, хотя и приятный визит?
– Сэр… я его добыл! Воспоминание Дивангарда.
Гарри показал Думбльдору стеклянный флакончик. Директор потрясенно помолчал. Затем его губы расползлись в широкой улыбке.
– Великолепнейшая новость, Гарри! Ты просто умница! Я знал, что у тебя получится!
Позабыв о позднем часе, он торопливо вышел из-за стола, здоровой рукой взял флакон с воспоминанием и направился к шкафчику, где хранился дубльдум.
– А сейчас, – сказал Думбльдор, поставив каменную чашу на стол и вылив туда содержимое флакона, – мы наконец увидим… Гарри, скорей…
Гарри послушно склонился над дубльдумом и ощутил, что ноги отрываются от пола… он вновь пролетел сквозь тьму и перенесся на много лет раньше, в кабинет Горация Дивангарда.
Тот, гораздо моложе, чем теперь, рыжеусый, с густыми и блестящими соломенными волосами, как и в прошлый раз, сидел в удобном высоком кресле, положив ноги на бархатный пуфик. В одной руке он держал небольшой кубок вина, другой рылся в коробке с ананасовыми цукатами. Вокруг сидели мальчики-подростки, и в центре – Том Реддль, у которого на пальце сверкало золотое кольцо Ярволо с черным камнем.
Думбльдор опустился рядом с Гарри как раз в тот момент, когда Реддль спросил:
– Сэр, а правда, что профессор Потешанс уходит на пенсию?
– Том, Том, и знал бы, не сказал. – Дивангард укоризненно погрозил Реддлю белым от сахара пальцем, однако подмигнул. – Интересно, откуда ты берешь информацию, мой чудный мальчик; зачастую тебе известно больше, чем половине учителей.
Реддль улыбнулся; остальные засмеялись и восхищенно посмотрели на него.
– С твоей поразительной способностью знать то, что не следует, и умением угодить нужным людям – кстати, спасибо за ананасы, ты совершенно прав, это мои любимые…
Кое-кто из мальчиков опять захихикал.
– …не удивлюсь, если в ближайшие двадцать лет ты станешь министром магии. Пятнадцать, если будешь продолжать присылать ананасы: у меня прекрасные связи в министерстве.
Все расхохотались, а Том Реддль лишь слегка улыбнулся. Хотя он был здесь отнюдь не самый старший, остальные явно видели в нем лидера.
– Не уверен, сэр, что политика мне подойдет, – сказал он, когда смех прекратился. – Хотя бы потому, что у меня сомнительное происхождение.
Двое-трое ребят с улыбкой переглянулись. Стало понятно, что в этом кругу ходят некие слухи о знатном происхождении их предводителя, – очевидно, ребята что-то знали или подозревали.
– Чепуха, – жизнерадостно отмахнулся Дивангард, – всем ясней ясного, что ты родом из приличной колдовской семьи, при твоих-то способностях. Нет, Том, ты далеко пойдешь, тут я еще никогда не ошибался.
Маленькие золотые часы на письменном столе пробили одиннадцать; учитель посмотрел на циферблат:
– Святое небо, уже так поздно?! Пора, ребята, иначе нам всем влетит. Лестранж, я жду сочинение завтра утром – или ты получишь взыскание. То же касается Эйвери.
Мальчики потянулись к выходу. Дивангард грузно поднялся с кресла и отнес пустой кубок на письменный стол. А затем обернулся на шорох; за спиной у него стоял Реддль.
– Шевелись, Том, ты же не хочешь, чтобы тебя поймали вне спальни в такое время, ты ведь у нас староста…
– Сэр, я хотел вас кое о чем спросить.
– Тогда спрашивай скорей, мой мальчик, спрашивай…
– Сэр, мне интересно, знаете ли вы что-нибудь об… окаянтах?
Дивангард уставился на него, рассеянно поглаживая толстыми пальцами ножку кубка.
– Задание по защите от сил зла?
Однако он, вне всякого сомнения, прекрасно понимал, что вопрос не имел отношения к учебе.
– Не совсем, сэр, – ответил Реддль. – Просто… наткнулся в книге и не очень понял, что это такое.
– Мд-да… разумеется… надо сильно постараться, чтобы найти в «Хогварце» книгу о сущности окаянтов, – сказал Дивангард. – Это из области самой черной магии, Том, наичернейшей.
– Но вы ведь о них все знаете, да, сэр? В смысле колдун такого масштаба… разумеется, если вы не можете сказать, тогда, конечно… просто кому и знать, как не вам… вот я и подумал, дай спрошу…
Великолепно сыграно, невольно восхитился Гарри; нерешительность, небрежное любопытство, осторожная лесть – все в меру. Гарри самому часто приходилось выпытывать разные сведения у людей, не желавших ими делиться, и он не мог не оценить мастерства. Ясно, что ответ на вопрос нужен Реддлю позарез, и возможно, он давным-давно дожидался подходящего момента.
– Что ж, – проговорил Дивангард, не глядя на Реддля и поигрывая ленточкой, украшавшей крышку коробки с ананасовыми цукатами, – краткая справка, конечно, не повредит. Для общего развития. Окаянт – предмет, в котором человек прячет фрагмент своей души.
– Как это? Я не вполне понимаю, сэр, – сказал Реддль.
Он прекрасно владел голосом, но Гарри все равно чувствовал его волнение.
– Представь: ты расщепляешь душу, – объяснил Дивангард, – и помещаешь один фрагмент в некий предмет вне своего тела. Тогда, даже если тело пострадает или будет уничтожено, на земле останется неповрежденная часть души. Но, разумеется, существовать в таком виде…
Дивангард поморщился, а Гарри невольно вспомнил слова, которые слышал почти два года назад: «Я потерял свое тело, я стал меньше, чем дух, меньше, чем призрак… однако я остался жив».
– …хотели бы немногие, Том, очень немногие. Смерть куда предпочтительней.
Но Реддля сжирало жадное любопытство; его глаза горели алчным огнем, он больше не мог изображать безразличие:
– А как расщепить душу?
– Видишь ли, – смущенно ответил Дивангард, – следует понимать, что душа должна оставаться единой и неделимой. А расщепление ее – акт насильственный и противоестественный.
– Но как это делается?
– Посредством злодеяния, самого страшного – убийства. Оно рвет душу на куски, чем и пользуются для создания окаянтов: оторванную часть души помещают в…
– Помещают? Но как?..
– Есть какое-то заклинание, не спрашивай, я не знаю! – вскричал Дивангард, мотая головой, как слон, которого одолели москиты. – Я что, похож на человека, который пробовал этим заниматься? Я похож на убийцу?
– Что вы, сэр, конечно нет, – поспешно заверил Реддль. – Простите… я не хотел вас обидеть…
– Ладно, ладно, не обидел, – проворчал Дивангард. – Такие вещи, естественно, вызывают любопытство… колдунов определенного калибра всегда волновал этот аспект магии…
– Да, сэр, – согласился Реддль. – Но я все равно не понимаю… просто любопытно… какой прок от одного окаянта? Душу можно расщепить только раз? Не лучше ли, не надежней умножить число фрагментов? Например, семь – самое могущественное волшебное число, не будет ли семь?..