– Флёр пригласила, – поднял брови Крум.
Гарри, который ничего против Крума не имел, поздоровался с ним за руку, и, дабы поскорее увести от Рона, вызвался проводить на место.
– Тфой трук не слишком мне рат, – заявил Крум, входя в шатер, полный гостей, а потом, поглядев на рыжие кудри Гарри, осведомился: – Или он тепе ротстфенник?
– Седьмая вода на киселе, – пробормотал Гарри, но Крум толком не слушал. Его появление вызвало некоторое волнение, особенно среди вейл: как-никак, знаменитость. Впрочем, и другие тянули шеи, стараясь получше разглядеть Крума. Тем временем по проходу подбежали Рон, Гермиона и близнецы.
– Пора садиться, – сказал Фред. – А то нас невеста затопчет.
Гарри, Рон и Гермиона заняли места во втором ряду позади Фреда и Джорджа. Гермиона вся порозовела, уши Рона по-прежнему светились алым. Он склонился к Гарри и прошептал:
– Нет, ты видел, какую идиотскую бороденку он отрастил?
Гарри промычал в ответ что-то невнятное.
В шатре царило напряженное ожидание, ровный гул голосов изредка прерывался взрывами смеха. Мистер и миссис Уизли прошли по ковровой дорожке, улыбаясь и здороваясь с родней. На миссис Уизли был новый наряд аметистового цвета и такая же шляпа. Спустя миг Билл и Чарли, оба в парадных мантиях с большими белыми розами в петлицах, встали в начале прохода. Фред присвистнул, вейлы захихикали, но затем все в шатре примолкли, а из золотых воздушных шаров полилась музыка.
– О-о! – протянула Гермиона, оборачиваясь к входу.
Все ведьмы и колдуны восторженно ахнули при виде мсье Делакёра и его дочери Флёр. Невеста плыла, отец шагал пружинисто, лучась радостью. Флёр в очень простом белом платье как будто светилась изнутри ярким серебром. Обычно она затмевала все вокруг, но сегодня, наоборот, дарила красотою тех, кто рядом. Джинни и Габриэль в золотистых платьях похорошели еще больше, а Билл, едва невеста встала возле него, изменился так, словно никогда и не встречался с Фенриром Уолком.
– Дамы и господа, – раздался певучий голос, и Гарри в легком потрясении узнал маленького колдуна с клочковатыми волосами, стоявшего перед Биллом и Флёр: это он руководил похоронами Думбльдора. – Мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать соединение двух любящих сердец…
– Да, моя диадема очень хороша, – прокомментировала тетушка Мюриэль весьма громким шепотом. – Но у Джиневры вырез – куда это годится?
Джинни оглянулась, хитро подмигнула Гарри и сейчас же отвернулась, а он мысленно перенесся в те дни, что проводил с Джинни в укромных уголках школы. Давно, в какой-то другой жизни. Их встречи всегда казались слишком чудесными, нереальными, он словно крал их у кого-то, у нормального человека без шрама во лбу…
– Уильям Артур, берешь ли ты в жены Флёр Изабель?..
В переднем ряду миссис Уизли и мадам Делакёр тихо всхлипывали, утирая глаза крошечными кружевными платочками, а вскоре трубный рев возвестил, что и Огрид достал свой платок-скатерть. Гермиона, тоже с мокрыми глазами, обернулась и улыбнулась Гарри.
– …отныне ваши жизни связаны навсегда.
Клочковатый колдун взмахнул волшебной палочкой над головами Билла и Флёр и осыпал их дождем серебряных звезд, что закружились, опускаясь на обнявшуюся пару. Фред и Джордж первыми зааплодировали, золотые шары лопнули, и из них полетели райские птицы и маленькие золотые колокольчики, добавив к общему шуму пение и мелодичный звон.
– Дамы и господа! – воззвал колдун. – Прошу встать.
Все поднялись, тетушка Мюриэль – с громким ворчанием; колдун повел волшебной палочкой, и стулья грациозно взлетели, а полотняные стены шатра исчезли. Гости оказались в прекрасном солнечном саду под навесом на золотых шестах. В центре возникло озерцо жидкого золота, скоро ставшее блестящим танцполом. Стулья в воздухе окружили столики под белыми скатертями и мягко опустились на землю. Музыканты в золотых пиджаках хлынули к подиуму.
– Ловко, – одобрил Рон.
Вокруг сновали официанты, разнося на серебряных подносах тыквенный сок, усладэль, огневиски и пирамиды из бутербродов и пирожных.
– Надо пойти пожелать счастья! – Гермиона встала на цыпочки, выискивая взглядом молодоженов, которые затерялись в толпе поздравляющих.
– Успеется, – пожал плечами Рон. Мимо как раз проносили усладэль. Рон схватил три бутылки и протянул одну Гарри. – Гермиона, лучше займем столик… Нет, только не тот! Не с Мюриэль…
Рон зашагал через пустой танцпол, поглядывая по сторонам. И не с Крумом, усмехнулся про себя Гарри. Когда они дошли до другого края навеса, большинство столиков уже были заняты, зато рядом с Луной пустовало сразу несколько мест.
– Не против, если мы присоединимся?
– Конечно, – радостно ответила та. – А папа как раз вручает Биллу и Флёр наш подарок.
– Да? И какой же? Пожизненный запас корнеплоха? – осведомился Рон.
Гермиона брыкнула его ногой под столом, но промахнулась и ударила Гарри. У того даже слезы выступили на глазах, и на миг он потерял нить разговора.
Заиграла музыка. Билл и Флёр под громкие аплодисменты пошли танцевать. Чуть погодя мистер Уизли пригласил на танец мадам Делакёр, а за ними последовали миссис Уизли и отец Флёр.
– Люблю эту песню, – сказала Луна, покачиваясь в такт вальсу, и вскоре встала, выскользнула на танцплощадку и начала вращаться на месте, закрыв глаза и размахивая руками.
– Вот молодец, – восхитился Рон. – Чудо-характер.
Однако улыбка быстро сползла с его лица: на освободившее место уселся не кто иной, как Виктор Крум. Гермиона смутилась и обрадовалась, но на сей раз Виктор воздержался от комплиментов и лишь угрюмо спросил:
– Кто этот тип в шолтом?
– Ксенофил Лавгуд, отец нашей подруги, – с вызовом ответил Рон, давая понять, что над своими смеяться не позволит, невзирая ни на какие провокации. – Идем потанцуем, – бросил он Гермионе.
Та слегка оторопела, но встала с довольным видом, и они с Роном влились в кружащуюся толпу.
– Они што, встрешаются? – пробормотал Крум, на миг отвлекшись от Ксенофила.
– Вроде того, – отозвался Гарри.
– А ты кто?
– Барни Уизли.
Они обменялись рукопожатиями.
– Парни, слушай, ты хорошо снаешь этого Лавкута?
– Нет, только сегодня познакомился. А что?
Крум поверх кубка мрачно посмотрел на Ксенофила – тот за танцплощадкой мирно беседовал с какими-то колдунами.
– А то, – сказал Крум, – што не бут он костем Флёр, я бы фызфал его на туэл за такой амулет!
– Амулет? – удивился Гарри и тоже посмотрел на Ксенофила и странный треугольный глаз, поблескивавший у того на груди. – А в чем дело?
– Это знак Гриндельвальда!
– Гриндельвальда?.. Черного колдуна, которого победил Думбльдор?
– Именно.
На щеках Крума заходили желваки.
– Гриндельвальд убил много лютей – моего деда, к примеру. Конешно, у фас в стране он никогта осопо силу не забирал, боялся, кофорят, Тумблтора – и не зря, ушитывая, шем все коншилос. Но это, – Крум показал пальцем на Ксенофила, – его снак, я сразу уснал. Гриндельвальд выресал его на стене «Дурмштранга», кокта там ушился. А некоторые итиоты перерисофыфали сепе на книги, на отешту, для устрашения… пока те, кто по фине Гриндельвальда лишился плизких, не фтолкофали им, што так делат не нушно.
Крум воинственно хрустнул пальцами и с ненавистью воззрился на Ксенофила. Гарри ничего не понимал. Отец Луны и силы зла? Нет, немыслимо. И вообще, никто, кроме Крума, не обращает на треугольный символ внимания.
– Ты… э-э… уверен, что это знак Гриндельвальда?
– Та, – холодно ответил Крум. – Я несколко лет хотил мимо него каштый ден, изушил.
– А может, – сказал Гарри, – Ксенофил просто не знает, что это за штука? Лавгуды, видишь ли… большие оригиналы. Он запросто мог решить, что это, скажем, поперечный срез головы складкорогого стеклопа.
– Поперешный срес шего?
– Толком не знаю, но они с дочкой по выходным за ними охотятся…
Гарри почувствовал, что, пожалуй, неудачно живописует всю необычность семьи Лавгудов.
– Вон она, смотри. – Он показал на Луну, которая по-прежнему танцевала в одиночестве и махала руками, словно отгоняя мошку.
– Шего это она? – спросил Крум.
– Наверное, защищается от мутотырка, – предположил Гарри, узнавая симптомы.
Крум явно не понимал, говорит ли Гарри серьезно или разыгрывает его, поэтому достал из-под плаща волшебную палочку, угрожающе постучал ею по ноге и высек несколько искр.
– Грегорович! – вскричал Гарри.
Крум вздрогнул, но Гарри так разволновался, что забыл о конспирации. Он вспомнил, как Олливандер изучал палочку Крума перед Тремудрым Турниром.
– Што Грегоровиш? – подозрительно спросил Крум.
– Изготовитель волшебных палочек!
– Та, и што?
– Он сделал твою палочку! Вот я и подумал… Квидиш…
– Ты откута снаеш? – еще больше напрягся Крум.
– Я… кажется, где-то читал, – залепетал Гарри. – В журнале… в твоем интервью с фанатами…
Крум смягчился, но сказал:
– Не припомню, штобы я кофорил с фанатами про палошку.
– А… э-э… где сейчас Грегорович?
Крум посмотрел озадаченно.
– Несколько лет насат ушел на пенсию. Я – отин из послетних, кто купил его фолшепную палошку. У него они лутшие в мире. Хотя я снаю, што в Притании люпят Оллифандера.
Гарри не ответил, притворившись, будто, как и Крум, наблюдает за танцующими. Но на деле он лихорадочно размышлял. Значит, Вольдеморт разыскивает знаменитого изготовителя волшебных палочек. Не надо много ума, чтобы понять зачем. В ночь, когда Вольдеморт гнался за Гарри по небу, произошло нечто очень странное. Остролист и перо феникса победили палочку, позаимствованную Вольдемортом у соратника, чего Олливандер никак не ожидал и не мог объяснить. Так, может, Грегорович в курсе? Может, он и правда лучший в своем деле и владеет секретом, недоступным Олливандеру? Может, он даст ответ?
– Вон отшень симпатишная девушка – Голос Крума вернул Гарри к реальности. Крум показывал на Джинни, которая только что присоединилась к Луне. – Тоше тфоя ротстфенница?